- Бабы ночью уговорили!
- Надышали... Гы-гык!
На красной шее Миронова веревками вздулись жилы. Он молчал.
Мария только теперь заметила в углу тесно сбившуюся, притихшую стайку женщин в красных платьях и в косыночках. Что-то резкое полоснуло ее по сердцу, и она крикнула, не помня себя:
- Прекратите издевательство!
Председатель забарабанил ладонью по столу.
- Товарищи, попрошу соблюдать спокойствие, - гася неожиданную вспышку, сказал он. - А вы, товарищ Миронов, свободны. Объявляется перерыв.
Все разом встали и двинулись на выход. Проходя мимо Марии, Сенечка выдавил сквозь поджатые губы:
- Поговорим в райкоме, товарищ Обухова.
- Нет! Нам с вами говорить не о чем.
11
Тихим воскресным вечером Мария с Варей приехали в Степанове. Еще солнце стояло высоко и с дальнего заречного бугра от белой колокольни, возвышающейся над мягкими куполами вязов и лип, доносился густой и вязкий вечерний благовест. Народ, одетый по-воскресному - бабы в белых платочках и в длинных темных юбках, мужики в картузах и в хорошо начищенных хромовых сапогах, - тянулся извилистыми тропами по открытому пологому взъему к церкви. При въезде в село из окон земской больницы - трех длинных деревянных корпусов под зеленой крышей - отрешенно и долго глядели на них больные в синих облезлых халатах и в белых колпаках. В больничном сквере паслись телята и свиньи, расхаживали куры. Сельская улица встретила их разноголосым собачьим лаем, кружением возле телеги шустрых босоногих ребятишек:
- Тетенька, дай на телеге прокатиться!
- Отойди прочь, ну! - отгоняла их кнутом от задка Варя. - В колесо попадешь - ногу сломаешь.
Один из пареньков сделал ужасное лицо и схватился за голову:
- Тетенька, у тебя ось в колесе... Останови скорее!
- Стой, Маша, стой! С колесом что-то случилось, - испуганно крикнула Варя.
- Будет тебе, глупая, - обернулась та. - Над тобой же смеются.
- Не-е, тетенька... Правда, у вас ось в колесе...
- Вот я вам, мошенникам...
Бывшая ремесленная школа с красным двухэтажным учебным корпусом и приземистыми, длинными мастерскими стояла за селом на крутом берегу Петравки. Перед школой был широкий, заросший травой плац с высокой перекладиной, на которой висели два обрывка толстого каната и длинный шест, с турником и брусьями, с гигантскими шагами и с длинной коновязью возле самого палисадника. Мария привязала лошадь за коновязь, отпустила чересседельник, кинула травы. Варя сидела в тарантасе и растерянно глядела на пустынный плац, на запертую школу, на сиреневый палисадник. Нигде ни звука...
- Ты чего, передумала, что ли? - спросила Мария.
- Неужто опять обманул, подлец? - сказала Варя, передергивая нижней губой. - Он же обещал ждать вечером в школе.
- Может быть, где-то здесь? Надо поискать.
- Что он, иголка, искать его? - Варя, раздраженная, чуть не плача, спрыгнула с тарантаса.
Обошли все школьные подъезды - заперто, тихо, пустынно. Заглянули в мастерские, и там никого. Одно окно было занавешено газетами. Посмотрели с завалинки в верхнюю фрамугу - посреди комнаты стоял стол, на нем хлеб, колбаса, сыр, огурцы, бутылки вина и водки, на стульях в беспорядке висели рубашки, брюки, под койками валялись ботинки. А на койках, сваленные в кучи, лежали зеленые диагоналевые брюки и френчи с золотыми погонами. На кроватных спинках висели ременные портупеи... От этой загадочной комнаты, от незнакомых одежд, от запертой школы, от этой тишины, безлюдности веяло каким-то мистическим страхом.
- Что бы это значило? - спросила Варя.
- Не знаю... Вымерли все, что ли?
Они вышли на высокий каменистый берег Петравки. Далеко внизу кто-то плескался в широком темном омуте, доносились мужские голоса.
- Это они! - воспрянула Варя и заголосила, приставив руки трубочкой к губам: - Коля-а-а!
- А-а-а! - отозвалось эхо от дальнего пустынного берега. Потом снизу донесся голос Бабосова:
- Ого-го-о-о! Варюха, давай сюда! Кидайся в омут!
Варя, скинув туфельки, в одних носочках побежала вниз по каменистым уступам.
- Куда ты, сумасшедшая? - крикнула Мария. - Шею сломишь!
Варя и не оглянулась, неудержимо и быстро скатывалась все ниже и ниже, словно колобок. Белая кофта-разлетайка трепетала на ней, как на веревке в ветреный день. А от омута, из тальниковых зарослей вышел ей навстречу Бабосов в одних трусах.
Мария обошла обрывистый бугор по дальней тропинке и спустилась к речке. Возле тальниковой стенки, кроме Бабосова и Вари, она встретила Успенского и едва знакомого ей Костю Герасимова, степановского учителя, секретаря партийной ячейки. Это был носатый, здоровенный малый с красивым, но рябоватым лицом. Они с Успенским, оба сухие и жилистые, боролись на руках, подпрыгивая и кривляясь, точно дикари в пляске. Бабосов с Варей отошли за куст и, занавесившись ради смеха полотенцем, беззастенчиво целовались.
- Здорово, белогвардейцы! - крикнула, подходя, Мария.
- Чш-ш! - Успенский приставил палец к губам и оглянулся. - Откуда тебе известно?
Бабосов испуганно отпрянул от Вари и обалдело уставился на Марию.
- Кто вам сказал?
Растерянно, с недоумением на лице окаменел и Костя.
- Вы чего? - удивилась Мария, сама не понимая, в чем дело.
- Кто тебе сказал про белогвардейцев? - спросил опять Успенский.
- Никто не говорил.
- Откуда же ты знаешь про нашу операцию?
- Какую операцию?
- Ой, ребята, значит, вы что-то задумали? - сказала Варя. - А мы видели в вашей комнате офицерские мундиры.
- И только? - Бабосов вдруг рассмеялся и ткнул Успенского в бок. - Ну что, испугался, штабс-капитан?
- Может, все-таки поясните? - требовательно и с подозрением спросила Мария.
- Это дело начальства. Вон, пускай секретарь отчитывается, - сказал Успенский, кивая на Герасимова.
- Обыкновенная деловая операция, Мария Васильевна, - сказал Герасимов. - У нас на неделе предстоит чистка. Вот мы и решили провести ее за сегодняшнюю ночь.
- Каким образом?
- Маленькая служебная инсценировка... Я согласовал на бюро. Переодеваемся в офицерскую форму, делаем ночной обход и собираем всех коммунистов в школьную кладовую, под видом ареста. То есть инсценируем переворот Советской власти. Налет отряда Мамонтова. И все коммунисты искренно признаются - кто за Советскую власть, кто - против. Инсценировка моя...
- А здесь что-то есть! - хлопнул себя по лбу Бабосов.
- Коля, это ж гениально! - захлопала Варя в ладоши. - Клянусь, это настоящая чистка верности.
- И тебя посажу в кладовую, чтобы проверить - верна ты мне или нет?
- Остолоп!
- Ну, чего молчишь? - спросил Успенский Марию. - Не нравится?
- Соображаю...
- Медленно, как всегда.
- А ты любишь быстроту и натиск?
- По крайней мере, не бегаю по полям, как коза.
Они еще не-встречались с того вечера, и Успенский заметно дулся на нее.
- Ну, чего ж мы стоим? - сказал Коля. - Приехали гости, значит, угощать надо. - Он поглядел на карманные часы, лежавшие на лопухе: - Ого! Скоро мой актив придет. Пошли!
Мария с Успенским поотстали.
- Ты как здесь очутилась? - спросил он.
- Из Гордеева Варю завезла. В командировку ездила.
- А я думал... - он запнулся.
- К тебе на свидание?
- Хотелось бы, - он поймал ее за руку повыше локтя.
- Ну-ну, Митя! - она кивнула на идущих впереди и отняла руку.
- Всего-то ты боишься, - вздохнул притворно.
- Где вы достали офицерскую форму?
- В клубе. На той неделе спектакль играли, кажется, пугасовские железнодорожники. Реквизит оставили пока. Вот Бабосов и сообразил. Давайте, говорит, неподдельную чистку проведем.
- А вам по шее не надают?
- Мне-то за что? Я беспартийный. Это Костя с товарищами. Говорят лучше не придумаешь.
За столом, выпив вина да водки, вперебой стали рассказывать о школе.
- Я здесь вроде менялы - станки на парты обмениваю, - сказал Успенский.
- Ванька говорит - тебя завучем утвердят, - сказал Костя.
- Что за Ванька? - спросила Мария.
- О, да ты еще ничего не знаешь, - обрадовался Бабосов. - Кто директором нашим будет? А?
- Ну, кто?
- Ванька Козел.
- Леонард Давыдыч? - подхватила Варя.
- Ен самый!
- Боже мой! Да у него не то что диплома, свидетельства нет, - сказала Мария.
- Зато выдвиженец. А сие есть высшая аттестация! - поднял палец кверху Бабосов и, выпучив глаза, гаркнул: - А вы готовы выдвинуть из своей среды рабочих от станка в госаппарат?
Варя засмеялась:
- Коля, ну какие среди нас рабочие от станка?
- Неважно! Главное, чтоб была беспартийная прослойка.
- А химиком знаете кто будет? - спросил Костя. И сам же отвечал: Самодуровский Ашдвазс.
- И Петька Рыжий с нами!
- И Богомаз!
- И князь Львов-Подтяжкин.
- А физиком кто?
- Из Москвы едет... Какой-то штрафник.
- Ого-го! - заржал Бабосов. - Что стоит в графе против его фамилии? А там стоит: выгнан за пьянку, грубость и... гонку самогона.
- Откуда он изгнан? - спросила Варя.
- Из университета, - ответил Бабосов.
- Из университета за гонку самогона? Чего ты мелешь? - сказала Мария.
- А что, не нравится? - Бабосов опять вытаращил глаза. - Бейте саботаж организованным контролем масс!
- Нет, ты неподражаем, - засмеялась Мария. - А я было уши развесила что это за самогонщик к вам едет.
- Его общественная физиономия - за четыре года работы не был ни разу на собрании, - кривлялся Бабосов. - Его политическая активность?.. Товарищи, какая может быть активность у протчего элемента? Только паразитическая. Значит, вычистить паразита с рабочего тела нашей науки.
- Извините, на педагогов чистка не объявлена, - сказал в тон ему Костя. - Давайте не искажать генеральную линию.
- Но есть лозунг: проверяй безработных умственного и конторского труда! Стало быть, мы его проверяем по этой линии - он пока еще безработный. Правильно я говорю? - спросил Бабосов.
- Правильно! - гаркнули все хором.
- А теперь выпьем за чистоту наших рядов и неуклонность направления! произнес торжественно Бабосов.
Все выпили. Костя, тыча вилкой в нарезанные огурцы, сказал, качая головой:
- Ну и брехун ты, Коля.
В дверь без стука вошли два мужика и, увидев за столом женщин, замешкались у порога.
- В чем дело? - поднял голову Бабосов.
- Может быть, мы не ко времени?
- Нет, в самый раз. Проходите, ребята, - сказал Костя, вставая, и представил вошедших: - Это мои активисты: Василий Семиглазов, - указал на черноусого, черноглазого молодца в мятом, сереньком пиджачке, - а это Филя Перевощиков.
Второй был коренаст и насуплен, - густые рыжие волосы росли у него почти от самых бровей. Бабосов встал, поздоровался с ними первым и неожиданно серьезно спросил:
- А вы сдали свои облигации на хранение в сберкассу по призыву сормовских рабочих?
Вошедшие активисты опешили - высокий черноусый молодец извинительно улыбался, а второй, рыжий, сердито засопел и поглядел с вызовом на Герасимова: что это, мол, за катавасия?
- Перестань, Николай! - строго сказал Герасимов. - Садитесь, ребята. И потом, по призыву не сормовских рабочих, а товарища Баумана.
- Виноват. А вообще жалею, что этот патриотический почин сделали не мои земляки-путиловцы.
Активисты сели.
- Так, - сказал Бабосов, глядя на них. - Вы что пьете?
- Что подадут, - ответил Семиглазов и улыбнулся на этот раз заискивающе.
- Я пью только чистое белое, - ответил хмуро Перевощиков.
Бабосов налил им по стопке водки. Те было взяли их в руки.
- Одну минуту! - осадил их Бабосов. - Вы слесари, браковщики, самоходчики?
- Чего? - спросили разом оба.
- Перестань дурачиться, Николай! - сказал Костя.
- Извини, мой друг, я с ними отправляюсь, можно сказать, на боевое задание... Так должен я знать, что за братья по цеху идут со мной?
- Дак мы крестьяне, - ответил Семиглазов.
- Из соседнего села, - подтвердил Перевощиков.
- А-а, тогда выпьем за нерушимый союз!
Мало-помалу все втянулись в эту словесную чехарду, которую неутомимо изобретательно вел Бабосов.
- А мы еще не выпили за решительную перестройку культработы!
- Урра! Пьем за усиление пролетарского ядра!
- Почему только пролетарского? А где ядро крестьянское?
- Товарищи, товарищи! Чего нам считаться? Пьем вообще за ядро. Круглое, свинцовое... Бах!
- И мимо...
- А я пью только в яблочко...
- Под ложечку то есть. Уф! Дых запирает.
В сумерках стали разбирать офицерское обмундирование. А Бабосов произнес вдохновенную речь:
- Друзья и товарищи! Любое политическое мероприятие можно оказенить и низвести до скучной публичной процедуры, где на глазах у массы проводится формальный отчет. Вы же пошли по иному пути: на заседании своего бюро вы решили подойти к вопросу чистки творчески: вы избрали деятельную, смелую и необыкновенно оригинальную подготовку в форме инсценировки антисоветского налета. Этот вдохновенный прием поможет выявить истинное лицо, стойкость и преданность всех коммунистов вашей ячейки. Со своей стороны мы, как приглашенные вами специалисты по ненавистной офицерской касте, приложим все силы и старания к тому, чтобы приблизить эту операцию к неукоснительной реальности. Да не ускользнет от вашего бдительного взора ни один лазутчик или малодушный приспособленец, пролезший обманом в боевые ряды пролетарского авангарда. За дело, товарищи!
Мужчины разобрали обмундирование и вышли в сени переодеваться.
- А что? - сказала Варя возбужденно. - А ведь, ей же богу, неплохо придумано. Решили на бюро... Все свои люди. По крайней мере, откровение будет полное.
Теперь и Марии эта затея стала казаться не такой уж нелепой. Она вспомнила вчерашнюю чистку в Веретье, хамскую Сенечкину демагогию, растерянного председателя колхоза, пристыженных колхозниц в красных сарафанах и подумала: здесь, по крайней мере, если кто и струсит, то узнают только свои. На людях краснеть не придется. Два-три учителя что и увидят - не в счет.
Через несколько минут вернулись в комнату все преображенные до неузнаваемости, все будто выросли на вершок, подтянулись, поздоровели и одновременно вроде старше стали.
- Ой, Костя, какой ты красивый! - ахнула Варя. - Прямо настоящий артист.
- А я? - спросил Бабосов.
- У тебя ворот, как хомут, - ответила Варя. - А ты, Дмитрий Иванович, просто фраер.
- Настоящая контра с бородой и вообще патентованный эксплуататор, засмеялась Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106