- И паи раздам и жалованье выплачу, - ответил Успенский. - Надо бы с контрактами поторопиться, закончить работы до праздников. По скольку примерно каменщики заработали?
- Ельтого, посчитать все со всем, так, пожалуй, рублей по пятьдесят, а то и по шестьдесят выйдет.
- И кирпичники примерно по стольку, - отозвался Прокоп.
- Мать твою в клюшку подорожную! - выругался Ванятка и головой покачал. - Что ж мне теперь, опять в кузницу итить? Лепиле железку держать? Что вы, мужики? Неужто вот так возьмем да разойдемся?
- Зачем же так просто и насухо? - мягко улыбнулся Успенский. - Или мы нехристи? Окропим усы и бороды святой водицей.
Смешок получился жидкий, весь какой-то вымученный.
- Ладно, мужики. Неча раньше времени слюни распускать. Сегодня же доложу Возвышаеву. А там, если понадобится, и к секретарю райкома сходим.
Возвышаев принял Кадыкова после обеда.
- Ну, что у тебя загорелось?
Он сидел за своим массивным дубовым столом и нетерпеливо поглядывал в окошко, - там, возле зеленой железной ограды, за сиреневый куст был привязан вороной риковский жеребец, запряженный в рессорный крылатый тарантас.
В задке на охапке свежескошенной травы сидел в белой расшитой рубахе навыпуск заведующий роно Чарноус, маленький подслеповатый мужичок, дремавший от жары, как кот на лежанке. Они с Возвышаевым собрались ехать в Степаново, принимать учебный корпус и кирпичные мастерские бывшего ремесленного училища под новую, пока что на бумаге созданную школу второй ступени. В кабинете Возвышаева было душно, как на солнцепеке, и Кадыков, прежде чем приступить к делу, сказал:
- Хоть бы окна открыли.
- Нельзя. Мухи отвлекают - не дают сосредоточиться. Расстегни ворот. Возвышаев сам расстегнул френч, распахнул отвороты, так что показались узенькие синие подтяжки на белой коленкоровой рубашке. - Ну, что у тебя загорелось? - повторил свой вопрос.
- Гореть-то, пожалуй, нечему. Все уж давным-давно истлело.
- Как то есть нечему?
- Вот так... Решил уходить из вашей артели, если она является тормозом к общественному развитию.
Один глаз Возвышаева отвалил в сторону и зацепился за кафельную печь, второй из-под брови сизовато-черной дробинкой зрачка нацелился на Кадыкова:
- Во-первых, артель эта не моя. Не я создавал такую квашню для аппетита мелких собственников. А во-вторых...
- Но ты же меня посылал хлебать из этой квашни! - перебил его Кадыков. - Или, может, стоять с черпаком возле нее?
- Ты, дорогой товарищ, путаешь историческую обстановку. Это раньше, когда ты служил у купца Каманина, тебя единолично мог послать хозяин на выполнение своего задания. У нас же, как известно, такие вопросы решаются коллегиально, и ваше направление в артель решалось на волостном исполкоме.
- Вы мне политграмоту не читайте, - сердито вскинул подбородок Кадыков. - Я у купца Каманина эксплуатацией рабочего класса не занимался. Как раз наоборот - меня эксплуатировали за бесценок. И на исполкоме, где посылали меня в артель, председательствовали не кто-нибудь, а вы.
- Исполком посылал вас с определенной целью - перестроить артель в общественном плане, то есть весь рабочий инвентарь, землю и так далее все обобществить.
- А если, допустим, артельщики не хотят этого, тогда как?
- Тогда вы не справились с поставленной задачей. Это - во-первых... А во-вторых, вопрос о вашем пребывании на посту председателя не ставился. Мы требовали только одного - снять с руководящей работы некоего Успенского, как чуждого элемента.
- Успенский с работы ушел.
- А его обязанности возьмете вы.
- Я вам не бухгалтер...
- Это одна сторона вопроса, - продолжал Возвышаев, не слушая возражений. - А другая и главная ваша задача - за летний период создать первый настоящий колхоз в нашем районе...
- А я вам говорю - бухгалтером не стану работать. В кредитах я не разбираюсь, подряды не брал и подрядчиком не был. Это дело для меня новое.
- Создавать колхозы - для всех нас дело новое. Вот нам, коммунистам, его и осваивать. Так что спорить не о чем. Кстати, как у вас подписка на заем? Полностью охватили?
Кадыков поморгал глазами, точно спросонья, и выпятил губы.
- Ну чего молчишь? Язык проглотил? Я спрашиваю - подпиской на заем всех охватил?
- При расчете за весенние работы все подпишутся, кто еще не успел, ответил хрипло Кадыков.
- Ну вот... Доложишь. А пока до свидания. - Возвышаев застегнул китель, встал и резко подал Кадыкову руку.
- Я к вам пришел не за тем, чтобы получить задание, - сказал Кадыков, не подавая руки, - я требую делопроизводителя... Иначе артель распадается.
- Это что за ультиматум? - раздраженно повысил голос Возвышаев. - Вы с кем разговариваете? У кого требуете?..
Скрипнув, растворилась дверь, и без стука вошел худой носатый человек в черных роговых очках. Кадыков узнал первого секретаря райкома Поспелова, недавно присланного к ним из округа.
На нем была коричневая толстовка под широким командирским ремнем, темно-синие галифе и ярко начищенные сапоги, такие же, как у Возвышаева, только с заколенниками.
- Ты еще не уехал? - с ходу заговорил он с Возвышаевым. - Я забыл тебе сказать: звонили мне из Степановского селькова. Там у них лес заготовленный не принимают. Заезжай к ним, разберись. А вы кто такой? строго спросил Кадыкова.
- Председатель тихановской артели, - ответил за Кадыкова Возвышаев.
- Здравствуйте! - Поспелов подал Кадыкову сухую узкую руку.
- А я как раз к вам собирался зайти, - сказал Кадыков, поздоровавшись. - Я бывший работник угрозыска. И товарищ Озимое снова приглашает меня на работу. Говорит, что с вами согласовывал. - Кадыков с вызовом поглядел теперь на Возвышаева - на-ка, мол, выкуси.
- Да, говорил, - подтвердил Поспелов. - Милиция у нас не укомплектована. Так вы за этим и пришли?
- За этим самым... Но товарищ Возвышаев приказывает мне стать делопроизводителем артели, поскольку нашего делопроизводителя он уволил.
- Почему? - глядя в глаза, спросил Поспелов Возвышаева.
- Как бывшего лишенца, - ответил тот.
- Ничего подобного! Это отец его был лишенцем, то есть попом, - сказал Кадыков. - Наш делопроизводитель был и бухгалтером и подрядчиком. Я за него не останусь, потому как не обучен ни тому, ни другому. Прошу меня отпустить по специальности, а в артель назначить вместо Успенского другого, более грамотного, знающего человека.
- А что, специалиста нет? - спросил Поспелов Возвышаева.
- Не в том дело... Эта артель, можно сказать, бельмо у нас на глазу... В свое время мы посылали туда коммуниста Кадыкова с целью обобществить все орудия труда, землю, скот и так далее. Но, к сожалению, Кадыков сам пошел на поводу мелких собственников, и артель стала убежищем зажиточных крестьян. Артель надо либо перестроить, либо распустить. В таком виде оставлять ее нельзя.
- Можно мне сказать? - Кадыков вскинул подбородок и поглядел на Поспелова.
- Давайте, - кивнул тот.
- Наша артель является объединением крестьян вокруг производственных задач, а именно: изготовление и обжиг кирпича, извести-хрущевки, строительство кирпичных домов и налаживание товарооборота среди населения - и это есть равноправная форма коллективного движения, я сам читал в брошюре.
- Читал, да не понял, - сказал Возвышаев. - Развел тут про кирпичи да хрущевку... Ты лучше скажи, какое хозяйство у вашего артельщика Алдонина? Молотилка у него, к примеру, есть?..
- Есть...
- Да еще всякие сеялки-веялки... А где он у тебя заседает? В совете артели, да?
- Заседает в совете. Зато он больше всех кирпичу набивает, да известь обжигает, да хлеб молотит. Его молотилкой половина артели пользуется...
- Вот так, за счет своего имущества кулаки авторитет себе в артели завоевывают, - криво усмехнулся Возвышаев. - И это называется коллективной формой отношений...
- Кулак в артели? - удивленно поглядел Поспелов на Кадыкова.
- Он не кулак! У него отродясь батраков не было, - горячился Кадыков. Он бывший боец. Ленту именную с броненосца имеет.
- Пусть он ее повяжет на дышло своей жатки системы "Джон Дир"! закричал наконец Возвышаев. - Вот когда вы уберете из артели подобных типов да обобщите все имущество, тогда мы пошлем вам делопроизводителя.
Кадыков опять выпятил губы и тихо, но твердо сказал Поспелову:
- Я отказываюсь работать в артели. Прошу меня уволить. Пойду на прежнюю работу.
Поспелов снял очки, осмотрел их, будто впервые видит, и сказал, глядя в пол:
- Людей надо уважать и ценить по заслугам. Работа наша сложная. Поэтому меньше амбиции, больше трезвости, спокойствия... Ну что ж? Придется на бюро выносить...
И непонятно было - кому он говорил? Возвышаеву, Кадыкову или самому себе.
До бюро дело не дошло - Возвышаев послал в тихановскую артель своего секретаря: "Проведи собрание - лично опроси, уточни: хотят они обобществления или не хотят".
Тот вернулся и доложил: "Не хотят!" - "Тогда нечего и огород городить", - сказал Возвышаев и начертил на заявлении Кадыкова - отпустить. А начальник милиции Озимое упросил Поспелова не тянуть с утверждением Кадыкова в новой должности, потому что у него на весь отдел уголовного розыска числился всего один человек.
"Ну что ж, в каждом деле должно быть спокойствие и согласованность, сказал Поспелов. - Не возражаю".
И вот новый помощник опера Зиновий Кадыков поехал в Большие Бочаги расследовать кражу.
Кадыков хорошо знал и Деминых и Андрея Ивановича Бородина, у которого лошадь угнали. Знал, что они какие-то дальние родственники, и оттого, что кража случилась с малым промежутком у людей близких, Зиновий Тимофеевич полагал, что тут замешано одно и то же лицо. Накануне вечером он зашел к Андрею Ивановичу и, к своему удивлению, застал там Возвышаева. Тот сидел в своем неизменном френче за столом в горнице и распивал чаи. Кроме Андрея Ивановича, чаевничали хозяйка Надежда Васильевна и свояченица его - Мария Обухова, работавшая в райкоме комсомола.
Зиновия Тимофеевича пригласили к столу и спросили, что будет пить: чай со сливками или толокно? Кадыков замешкался:
- Извиняюсь, вопрос у меня пустяковый, могу и завтра утречком забежать.
- А мы все тут пустяками занимаемся, - сказала Надежда Васильевна. Толокно сбиваем да языками мелем.
- Садись, не чванься, - пригласил дружелюбно Возвышаев. - Людей уважать надо.
Он был благодушен, улыбчив, сидел, развалясь на деревянном диванчике, и, глядя на его распаренное широкое лицо, можно было подумать, что хозяин здесь он самый, а не кто-нибудь иной.
Кадыкова усадили на табуретку, налили полную чашку чаю.
Возвышаев, как бы обращаясь к нему, повел прерванный разговор:
- Вот пусть Зиновий Тимофеевич нам ответит: когда человек имеет убеждение, может он устраивать не коммунальный, а личный комфорт или нет?
- Какое убеждение? - буркнул себе под нос Кадыков.
- То есть как это какое убеждение? Убеждение, значит, идейность. А идейность бывает только одна - передовая, прогрессивная, то есть коммунистическая.
- А что, убежденный человек или есть не хочет? - спросила Надежда Васильевна.
- Вопрос резонный! - подхватил Возвышаев. - Все, что касается поддержания сил и здоровья, а также опрятного внешнего вида, все это есть необходимая потребность. А тут комфорт, то есть самое причудливое излишество: всякие завитушки, финтифлюшки и прочие другие красивости.
- Так что ж выходит, Никанор Степанович, кисти на шали или кружева на кофте, к примеру, тоже излишество? - спросила, улыбаясь, Мария и повела рукой. Она сидела в белой кофточке с широкими рукавами, отороченными кружевом.
- Мария Васильевна, попрошу меня понять правильно, - Возвышаев от смущения упустил один глаз в сторону и густо покраснел. - Все женские наряды хоть и являются пережитком буржуазного прошлого, но покамест существуют. И я на них не покушаюсь, потому что вопрос женской формы одежды еще далеко не разработан.
- Ха-ха-ха! - закатилась Мария, запрокидывая голову. - А все-таки, Никанор Степанович, какую бы форму одежды предложили вы нам, работницам райкома комсомола?
- Темно-синие тужурки... Красиво и не марко, - услужливо улыбнулся ей Возвышаев.
- Под цвет ваших галифе? - спросила она, смешливо прищуриваясь.
И Возвышаев опять сделался пунцовым, затеребил пальцами по столу:
- Кроме шуток, мы ведь начали разговор про убежденность, - как-то боком обернулся Возвышаев к Кадыкову.
- Разговор бесполезный, - глухо пробурчал тот в ответ.
- Нет, извините! Речь идет о смысле жизни, то есть об уважении. Я вот за что уважаю Андрея Ивановича? За умеренность. Он не даст ходу и развитию частной собственности. Потому что имеет высший интерес - коней рОстить для государства, Красной Армии и так далее. А твой друг Прокоп Алдонин натуральное богатство копит.
- Он не мой друг, - сказал Кадыков.
- Это я к примеру. Андрей Иванович вон даже книжки немецкие читает, кивнул Возвышаев на этажерку, где в самом деле рядом с Евангелием, Уголовным кодексом РСФСР, толстым томом Бауэра, пухлым справочником по сельскому хозяйству да комплектом журнала "Сам себе агроном" стоял старый немецкий календарь и наставление по скотоводству.
- Пустяки! В плену полтора года пробыл, вот и языку научился, - Андрей Иванович только покручивает усы да посмеивается.
- Вот именно - пустяки! - Возвышаев выкинул указательный палец. - Да разве не мог бы Андрей Иванович накупить коров, завести сепаратор и устроить молзавод у себя на дому?
- У него голова не так затесана, - сказала Надежда Васильевна.
- А я говорю - мог бы, да не хочет. Потому что не в том смысл жизни.
- А в чем он? - спросила Мария, озорно поглядывая на Возвышаева.
- Строить всеобщее счастье.
- А как насчет личного?
- Если эта личность не стоит поперек пути всеобщего движения, то она имеет право на счастье.
- А что это за право? Вроде удостоверения? За чьей подписью?
Мария дурачилась, как школьница, весело поглядывала по сторонам, точно приглашая посмеяться за компанию, а Возвышаев краснел, отдувался и терпеливо пояснял:
- Не подумайте, Мария Васильевна, что люди, связанные служебным положением, не хотят строить личного счастья...
"Батюшки мои! - сообразил вдруг Кадыков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106