Разыскали просторную поляну, дядька косой Андрей сбросил на землю колья и принялся объяснять Валентине Сергеевне, как надо ставить палатку.– Вот, значитса, ежели ты командарм, приглядуешь место и командуешь… Как командуешь, Федька?– Раз-з-збить палатку! – тут же придумал Федька новую для армии команду.– Командуешь, значит, – продолжал дядька косой Андрей, – раз-з-збить палатку! А это загодя распределишь: там, к примеру, Федька хватает колья, я, к примеру, раскатываю энту палатку самую… Короче, всем – свое…Втроем огромную палатку не вдруг поставишь.Несколько раз она накрывала и учителей и ученицу-учительницу. Дядька косой Андрей, выбираясь из-под парусины, говорил:– Так! Все правильно! Значитса, не с тово угла потянули. Федька, где ты? Товарищ учительница, куда вы делись? Ага, вот она! – и помогал Валентине Сергеевне выкарабкаться из-под тяжелой парусины. – Палатку нам бог послал на эскадрон. Чи на дивизию, Федька?– На роту, – уточнял Федька.– Так вот, значит, палатку нам бог послал на роту, – опять начинал объяснять дядька косой Андрей. – Берем, словом, вот энтот кол, который лежит там, посредине. Федька, живо ставить!Федька нырял под парусину и, воюя с навалившейся на него тяжестью, пробирался к центру.– Так! – кричал дядька Андрей, когда центр палатки начинал медленно подниматься кверху. – Так!.. Хватай за энтот конец! – командовал он Валентине Сергеевне. – Тян-ни! Шибче тяни! Ногой упрись, командарм! Так! Федька, где ты? Товарищ учительница, на вас падает!С полчаса просидел на краю поляны и куда-то исчез учитель физкультуры Леонид Трифонович, как его называли официально, или Ленька – как называли его ученики за глаза. Ленька только месяца два поработал учителем физкультуры, а потом стал по совместительству еще и подрабатывать в колхозе счетоводом. Все его преподавание сводилось к тому, что зимой, например, он велел всем явиться с лыжами, уводил класс подальше от школы, говорил: «Ну, вы катайтесь пока, а я в контору – погреюсь…» Сначала это нравилось всем, потом надоело. И как только Ленька уходил в контору, все разбегались: кто на холмы – попрыгать с трамплина, девчонки – домой…А директор Николай Макарович был человеком добрым и смотрел на это сквозь пальцы. Школьный год проходил, у Николая Макаровича было четверо детей, и с утра до вечера он ковырялся на огороде: картошку надо, огурцы надо, капустой надо запастись…Впрочем, деревенские родители считали это нормальным явлением и к Николаю Макаровичу относились с уважением.На требование Валентины Сергеевны созвать учителей, чтобы как-то организовать летние каникулы, Николай Макарович рассердился даже: это не огород, тут ребята сами знают, что делать, не надо вмешиваться в планы родителей…Когда Ленька исчез, дядька косой Андрей засунул руки в карманы брюк и вразвалочку прошелся по поляне точно так, как ходил счетовод-учитель.Валентина Сергеевна захохотала. А Федька, обхватив руками живот, даже свалился на брезент от восторга.– Прекратить смехи! – скомандовал дядька косой Андрей, не ожидавший такого эффекта от своего случайного номера. – Федька! Подымай, значит, главный кол!..Но поставить палатку удалось лишь после того, как явился на помощь куда-то проезжавший мимо Назар Власович. Он взял было командование на себя, и некоторое время они кричали оба: Назар Власович и дядька косой Андрей. Но дядька Косой Андрей перекричал председателя, и старшинство осталось за ним.Потом они втроем объясняли Валентине Сергеевне, как разжигать костер, как отличить роту от взвода, и Валентина Сергеевна за несколько часов приобрела кучу знаний, о которых и не помышляла раньше. Противник теряет самообладание Проня взвалил на одно плечо мешок с продуктами, на другое плечо ящик и по пояс в воде перебрел кольцо болота. Путешественники, одетые, уже ждали его в лесу.Первые сто или двести метров Проня прошагал быстро. Но тяжесть груза явно давала о себе знать, и он побрел медленней, тяжело дыша, спотыкаясь о случайные коряги, бормоча ругательства…Друзья шли теперь вместе, буквально по пятам за ним. От одного всегда легче спрятаться, чем от двоих. Строили планы нападения. Но ружье висело под рукой у Прони, и выдавать себя было опасно.Шли бесшумно, не сгибаясь, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту. Теперь, когда они имели преимущество перед Проней, усталость будто рукой сняло. Они ни на минуту не выпускали его из виду. Одежда почти высохла на разгоряченных телах. И тайга опять стала родной им: ее запах был первым запахом, который они вдохнули, родившись, в ней они выросли, и она заботливо укрывала их теперь: она скрадывала их шаги, она своим шорохом заглушала их взволнованное дыхание.Теперь Никита и Петька поняли, как легко было следить за ними, когда они, ничего не подозревая, шли к Змеиной горе.Километра через два Проня изнемог. Сел. Торопливо развязал мешок, выкинул из него буханку хлеба, две какие-то банки – выкинул все, что посчитал, видимо, лишним, и опять, нагрузившись, двинулся дальше.Друзья не задержались, чтобы подобрать оставленные им продукты: они не забыли вида крови, предсмертного хрипа чернобородого.Наконец Проня круто изменил направление и пошел на юг.Никита оставил на сосне три глубокие зарубины и даже вырезал стрелку – поворот на юг. Повторил те же знаки еще на одной сосне.Потом догнал Петьку и Владьку.Проня отшагал еще километра три. Когда низкое солнце уже едва пробивалось сквозь деревья, он остановился на небольшой в желтых лютиках лужайке, не наклоняясь, сбросил на землю мешки и ящик, повел руками, расправляя затекшие плечи.Не оставляя ружья, быстренько собрал хворост вокруг, запалил костер.Еще не отдышавшись, открыл давно распечатанную бутылку и прямо из горлышка опрокинул в себя сразу треть ее содержимого. Сморщившись, посидел не двигаясь. Потом набросился на еду. Выпил еще. Потом наломал веток для постели. Снял один сапог – из него вылилась вода. Выжал мокрую портянку, надел сапог. И принялся собирать хворост, чтобы высушиться.Но так как на лужайке хворосту не было, он с ружьем за спиной углубился в лес.Владька остался дежурить с натянутым, готовым выстрелить луком, а Никита и Петька выползли прямо на лужайку и залегли в лютиках.Владька из-за дерева командовал.Когда Проня поднес и бросил у костра очередную охапку и опять направился к лесу, Владька кивнул: «Давайте!»Никита и Петька ужами скользнули к костру. Ползать они умели. Долгие тренировки на болоте за Марковыми горами не пропали даром. Две минуты понадобилось им, чтобы, схватив за веревку, уволочь ящик с поляны, подхватив его, оттащить в глубь леса, прибросить охапкой прелого валежника и вместе с Владькой отбежать на противоположный конец лужайки, где росли густые, разлапистые, до земли ели.Затаились.Проня мог бы обходить любую из елей со всех сторон и не увидеть их. Для этого стоило лишь перемещаться, оставляя его все время на противоположной от себя стороне – за деревом… Впрочем, несколько минут спустя путешественникам пришлось безопасности ради отступить метров на пятьдесят глубже в тайгу.Только позже они осознают, что не имело смысла рисковать лишний раз, похищая ящик. Но пока ящик был у Прони, им приходилось волноваться вдвойне.Проня вышел на лужайку, бросил хворост и остановился, тупо соображая, что здесь произошло за время его отсутствия.Глянул вправо, влево от себя на траву, повернулся кругом… Глаза его расширились в ужасе. Медленно поднимая голову, он обегал поляну глазами все дальше и дальше от себя…Потом застонал: протяжно, с тоской и ужасом. Дикий стон этот начался где-то в глубине его существа и, разрастаясь, тягучий, поплыл над лесом:– О-о-о-о-о-о!..Заметил след в траве. Кинулся с ружьем по этому следу. Через кусты. Упал. Вскочил на ноги.– Где?! Где?! – закричал он. – Я убил тебя. Ты не можешь! Кто ты?!Страшен был этот дикий крик. Мурашки пробежали по спинам путешественников, и они отступили от поляны.– Я убил тебя! Слышишь?! Убил! Отдай! Слышишь?! Кто ты?! Отдай!..Он пробежал далеко по направлению следа. Потом назад. Потом в другую сторону. Потом заметался вокруг поляны, крича и плача…Он метался долго. Седые космы его развевались в движении, цеплялись за ветки. Он ничего не замечал, оставляя на колючей хвое клочья волос.Потом еще раз со всего маху упал, споткнувшись о корень, и вдруг умолк сразу. Будто пала на тайгу тишина. Страшно озираясь, привстал на коленях… Сумеречная вечерняя тайга окружала его. Безмолвие. Он попятился на коленях… С трудом поднялся на деревенеющих ногах… Прижал к себе ружье со взведенными курками и задом, задом выпятился на лужайку.Это был уже не тот Проня, что собирал камни по деревням, и не тот, что убил чернобородого: маленький, жалкий, сморщенный, – казалось, он еще больше поседел вдруг и сник весь, сжался на глазах. Лицо его искажал страх… Остановился посреди лужайки. Тихо-тихо спросил:– Кто здесь?.. – Помедлил. – Кто?.. – Закричал: – Выходи, я не боюсь тебя!..Тайга безмолвствовала.– Выходи, я говорю! – истерически взвизгнул Проня.Голос его потонул в безмолвии.Проня опустил ружье прикладом на землю. Обеими руками рванул на голове волосы и зарыдал.Крупные катились по его щекам слезы, плечи тряслись, он весь содрогался и дергал, дергал обеими руками за волосы, за бороду.Потом оборвал пуговицы на ватнике, разодрал рубаху на груди…И, опомнившись будто, сразу утих опять. Опять взял ружье и, жалкий и в то же время напряженный весь, огляделся вокруг.Он ничего не понимал, но, кажется, догадался, что ящика ему не видать, и, веря и не веря в окружающее его безлюдие, решил, видимо, спасать последнее из того, что он еще мог спасти, – жизнь.Судорожно ухватился за ворот телогрейки, чтобы застегнуться. Вспомнил, что пуговицы оборваны. Подхватил котомку с остатками продуктов, вскинул ее на плечо и, чуть слышно, однообразно подвывая, побежал – побежал что было сил, напрямую – через кусты, через кучи муравейников, через болотца, через гнилые балки…Никита притоптал костер и едва успевал делать зарубки на деревьях, то и дело догоняя друзей.А сумерки все густели и густели.Проня не только не вызывал уже страха, но даже об осторожности заботиться не приходилось, поскольку он летел напролом, треща сломанными ветвями, валежником, и ничего не слышал…Преследователи почувствовали, что близится развязка. Ночная погоня Проня остановился, когда ночь опустилась на тайгу, окутала ее вязкой, непроглядной гущиной.Хриплое дыхание Прони то и дело срывалось, вызывая приступы глухого удушливого кашля.Остановился на поляне. Сел. С таким остервенением утер лоб и щеки, что казалось, хотел снять ладонью кожу с лица.– Кр-р!.. Кр-р!.. – негромко прокричал Петька.Проня вскочил на ноги и, задыхаясь, быстро-быстро огляделся по сторонам. Потом застыл, вглядываясь в темноту.Ни шороха, ни звука в тайге. Безмолвие.– Кто?.. – тихо спросил Проня.И как недавно Никита с Петькой, он не решился остаться один на один с квакающей по-лягушачьи темнотой. Выждав еще секунду, Проня бросился собирать хворост.Лучше было бы не давать противнику передышки, но у друзей подкашивались от усталости ноги. Энергия их опять иссякла.Петька знаками приказал отойти назад, в небольшую ложбинку, нырнул под сосну. Никита и Владька – следом.– Не уйдет! – сказал Петька. – Спим! Он побоится теперь. Два часа спим. Кто проснется – будить…Первым проснулся Никита. Они лежали рядышком, на правом боку, подложив под себя одну из телогреек и укрывшись двумя. Грели спины друг другу. Спина почему-то всегда больше мерзнет, чем живот, например, или бока. Но так как Никита лежал с краю – его спину было некому греть. Он проснулся и разбудил остальных.– Надо было раньше… – сказал Петька, с трудом расправляя оцепеневшие суставы.Никита согласно кивнул в темноте.Слышалось ровное потрескивание костра.Это потрескивание как бы чуточку обогрело всех.– Нежится, собака… – выругался Петька.И, превозмогая остатки усталости, они друг за другом двинулись по направлению к поляне.На двух колышках сушились портянки. Проня в сапогах сидел у самого огня и, опустив голову, спал. Ружье стояло между его колен. Выкрасть ружье не было никакой возможности.– Зайду с той стороны! – сказал Петька и растворился в темноте.Никита решил приблизиться, чтобы утащить мешок с провизией: без еды далеко не уйдет.Предательски треснул сук задетого им сушняка.Проня вскочил, распрямившись, как пружина, и не пришлось бы Никите сделать больше ни одного шага по земле, если бы Петька с противоположного края поляны не заорал во все горло:– Квр-р!.. Квр-р!..Проня круто развернулся и выпалил в темноту первый заряд. Петька предугадал это, спрятавшись за сосной.Владька отбежал в сторону от Никиты и закричал:– Ух-х! Ух-х! Ух-х!..Второй выстрел на мгновение разорвал ночь. Проня машинально перезарядил ружье, кинулся в сторону Владьки.Его ударила по спине выпущенная Никитой стрела, он развернулся и выстрелил в сторону Никиты.Лес наполнился криками.Перемещаясь от дерева к дереву, путешественники увлеклись перекличкой, каждым новым восклицанием как бы извещая друг друга, что все живы, все в порядке.Освещенный пламенем костра Проня метался по поляне из конца в конец, раз за разом перезаряжая двустволку и расстреливая кричащую темноту.Никита опять спустил тетиву. Вторая стрела пролетела над самым ухом бандита. Он схватился за патронташ и вдруг застыл, будто разом избавился ото всех своих страхов: то ли понял наконец, что имеет дело с безоружными, то ли расстрелял уже все заряды…Впрочем, нет, он не избавился от страха, как убедились путешественники в следующую секунду. Наоборот: похоже, теперь-то он и одурел по-настоящему. Зарядив оба ствола, он не бросился на крик Никиты, откуда прилетела стрела, а с искаженным ненавистью лицом, позабыв о продуктах, ринулся в сторону Петьки.Петька едва успел отшагнуть за соседнее дерево.Проня пролетел мимо него, ломая кусты.Петька размахнулся изо всей силы и бросил в его спину дротик. (Жаль, дядька Николай Павлович не заострил наконечник как следует…)Проня вскрикнул от ярости и на полуобороте выпалил из одного ствола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41