За час до начала сеанса пришел Володя-киномеханик. Собрал у представителей деревень деньги за все общество и стал у входа. Начали прибывать взрослые. Потом, когда стало темнеть, Володя доверил билеты Федьке дядьки косого Андрея, сам в несколько минут установил динамо, и под жужжание мотора в клубе зажглась над киноаппаратом электрическая лампочка. На электрическую лампочку, как и на экран, тоже можно глядеть без конца. Будто подмигивает она и будто разговаривает с тобой.Эта лампочка и погубила белоглинцев. Лампочка да еще то, что на лавках для десяти – двенадцати человек они уселись все двадцать пять, и потому сидели, как сжатая пружина. Если, например, взять тугую пружину и сжимать ее между ладошками, она будет все напрягаться, напрягаться… Но стоит кому-нибудь сунуть в нее пальцем со стороны, как, взвизгнув, она вылетит из рук, и тут уж ее ничем не удержишь.Неожиданно упереться ногами в зад впереди сидящего и толкнуть его с лавки, а самому в том же рывке усесться на его место – прием этот был не новым, но употреблялся он обыкновенно в самом начале сеанса, когда гасла лампочка, но еще не вспыхивал экран. Потом все уже накрепко хватались за свои лавки, и хоть ты десятью ногами упрись – никого не сшевельнёшь.То ли у рагозинцев был уговор с туринцем, что крутил динамо, то ли еще что – лампочка вдруг погасла прежде времени, и в тот же миг сработала закономерность напряженной пружины: все белоглинцы очутились на полу. Свет опять вспыхнул через несколько секунд, но к этому времени в первом ряду уже сидели рагозинцы, во втором – рагозинцы и курдюковцы, в третьем – курдюковцы и туринцы. На первой лавке из белоглинцев остался один Колька тетки Татьянин, который вообще ни на мгновение не переставал держаться за свое место. Однако, увидев, что остался в одиночестве, Колька сам спешно покинул драгоценную лавку.Петька вскочил с полу и ринулся было на агрессоров, но вовремя сообразил, что затевать, сейчас драку, на виду у взрослых, – верное средство быть выставленным из клуба. К тому же все ряды теперь были заняты автоматически сместившимися вперед курдюковцами и туринцами.– Встречу – убью, – пообещал Петька Малыге.– Молчи, путешественник! – с оттенком уважения обозвал его Васька-малыга.Петька на минуту забыл о своей загадочности. И, сразу опомнившись, с достоинством отвернулся, с достоинством отошел и сел на полу перед самым экраном. Никита сел рядом. И все белоглинцы уселись вплотную на полу. Ничего не поделаешь – прием был незапрещенный: сел – держись за место, не зевай. И белоглинцы повякали немножко только для самоуспокоения. Лишь Колька тетки Татьянин снова и снова повторял, как его «р-раз!», а он – «х-ха», его – «р-раз!», а он – «ни-ни!..» Короче говоря, половина Рагозинки навалилась сзади на Кольку, но Колька выдержал, как монолит, на своем законном месте в первом ряду. Он только из принципа присоединился к своим. Анка снова одерживает победу Преимущество сидения на полу выявилось очень скоро. События разворачивались перед самым Петькиным носом, и при желании он мог даже участвовать в них, что Петька и делал незаметно. Когда на экране появлялись красные конники, появлялась и Петькина макушка, чуть покачивающаяся в такт аллюра. А рядом появлялись макушки Никиты, Мишки, Владьки, еще чьи-то. С белогвардейцами макушки не хотели иметь ничего общего и исчезали.Но страсти накалялись мало-помалу, и сначала на полу и в первых рядах поднялся ропот, а затем он перешел в воинственный рев, и когда на экране появился белогвардейский полковник, толстыми пальцами что-то наигрывающий на рояле, Петька не выдержал, под единодушный крик белоглинцев: «Бей!» – вскочил и, крепко ушибив кулак, заехал толстому белогвардейцу в ухо.Взрослые не очень любят кино: им каждый месяц подавай новое, тогда они пикнуть не дадут. А тут лишь одобрительно зашумели, чего, впрочем, Петька расслышать не мог. Его поступок воодушевил впереди сидящих: все разом повскакали с мест, все заревели громче прежнего:– Бей гада!И град сногсшибательных ударов обрушился на то место, где должен был восседать толстый полковник, поскольку сам полковник в это время замелькал уже на спинах и затылках белоглинцев. Кто-то разок даже двинул Никите между лопаток, по внезапно появившемуся там лысому черепу полковника.Страсти сорвали с первого ряда рагозинцев. Но Петька и остальные белоглинцы вовремя обернулись и, разгоряченные боем, с успехом сразились на два фронта. Малыга отлетел на свое место от дружного толчка нескольких кулаков. Белоглинцы стояли у экрана непоколебимой твердыней.Малыга отлетел под все тот же возглас: «Бей белогвардейцев!» Но тут в углу экрана мелькнула бородатая физиономия денщика, и белоглинцы разом плюхнулись на пол, разом стихли из уважения к солдату.Новая волна страстей начала разрастаться уже после того, как денщик сдался в плен.– «Психическую, говоришь? – переспросил Чапаев. – Ну что ж…»И все в зале закричали:– Давай психическую!..– Давай!..И залился тоненьким смехом Борька конопатый:– Давай психическую, белятина!Беляки «дали» психическую.И когда еще только появились у горизонта ряды белых офицеров, все кричали:– Не стреляй, Анка!..– Ближе подпускай гадов!..Но едва ряды офицеров надвинулись близко, все в напряженной тревоге замерли. «Может, все-таки пора уже стрелять?..» Мало ли что удалось в прошлый раз… Ведь вон они уже совсем рядом и – нога в ногу – не дрогнут!..– Стреляй, Анка! – почти со слезами попросил кто-то из второго ряда.И Анка нажала на гашетку.Крик облегчения, вырвался в рядах перед экраном:– Ур-ра!..А потом появился Чапай в бурке, и белоглинцы замахали руками перед экраном, настигая невидимыми шашками удирающих беляков.– Молодец, Анка!..– Бей белогвардейцев!..– Ур-ра!.. Двадцать четыре Чапая и один Петька-ординарец Сеанс закончился во втором часу ночи.Из клуба выходили последними. Туринцам было далеко идти, и они сразу отправились домой. Курдюковцам тоже далеко. А рагозинцы должны были ждать соперников у входа, но, к удивлению всей Белой Глины, рагозинцев у входа не оказалось. Эта встревожило белоглинцев. Опять сомкнувшись в боевой кулак, они двинулись в темноте по направлению к своей деревне, почти безмолвствуя, вернее, шумя не очень сильно. Однако спор по поводу того, мог ли еще выплыть Чапаев или не мог, разгорался все яростней, и наконец победила надежда, что умный Чапай лишь нырнул как следует и вынырнул где-нибудь под кустами у противоположного берега и что, может быть, он сражался еще в Отечественную войну. Тревога за гибель комдива улеглась, а рагозинцы все не появлялись, и, стихийно рассыпавшись в цепь и размахивая руками, белоглинцы ринулись по склону рагозинской горы к Стерле. Все кричали:– Ур-ра! Я Чапай!Даже Колька тетки Татьянин кричал: «Я Чапай!» Один только Борька конопатый, сознавая, что ему еще рано претендовать на такое высокое звание, придерживая левой рукой сползающие трусы и воинственно размахивая правой, торопился сообщить всем, что он Петька-ординарец.– А я Петька! А я Петька! – повторял он в ответ на выкрики «я Чапай!», спеша забронировать за собой хоть это достойное звание, поскольку знал уже, что через несколько минут имя Чапаева отвоюют себе лишь самые сильные, а тот же Колька тетки Татьянин начнет требовать, чтобы его называли Петькой.Но до окончательного выяснения, кто есть кто, не дошло.Разом остановились впереди бегущие, и двадцать четыре Чапаева с одним ординарцем в подчинении опять сомкнулись.Из осинника справа от дороги вылетели рагозинцы.С криками «бей беляков!» они окружили белоглинцев и, торжествующе размахивая палками, хотели оттеснить их с дороги.Белоглинцы не отступали.– Хотите в психическую, офицерье? – спросил Васька-малыга.– Сами вы офицерье! – сказал Владька. – Ночью нападаете!– А мы не ночью – мы из засады! – выкрикнул авангард.– Ночью! Ночью! – дружно отозвались младшие белоглинцы. Васька-малыга взмахнул палкой.– Боитесь чапаевской шашки!– Такими шашками у нас коров пасут, – заметил начальник штаба. Белоглинцы захохотали.Васька замахнулся было, чтобы перейти к бою.Петька нагнулся, схватил из-под ног булыжник и шагнул навстречу.– У вас шашки, у нас гранаты!Мишка тоже схватил камень, и все белоглинцы схватили по камню.– У нас гранаты! У нас гранаты! – повторял Колька тетки Татьянин.Рагозинцы невольно чуточку отступили. А белоглинцы заняли круговую оборону.– Если вы камнем – мы вас тоже камнем! – закричали рагозинцы.– А мы вас из духовки! – ответил Мишка.– Струсили! Струсили! – закричали со всех сторон.– Беляки! Беляки! – выкрикивали из середины круга Колька тетки Татьянин, Борька конопатый и прочая мелюзга.– Это вы беляки! Надо честный бой! – отвечали им из противоположной армии. – Камни схватили!– Мы бы могли сразу вас перебить! – заверил Васька-малыга Мишку.– Кишка тонка! – возразил Мишка.– А скамейки мы сами вам отдали! – снял со своих односельчан последнее пятно позора Никита.– Дайте мне! Дайте мне! Дайте я скажу! – давно уже, хватая всех за руки, орал Владька. – Давайте переговоры! Дайте я скажу!Его сначала не хотели слушать, потом, когда обзывать друг друга стало уже нечем, все по одному начали стихать и наконец прислушались.– Кто чапаевцы, а кто беляки – надо выяснить честно! – сказал Владька. Рагозинцы опустили палки. – У себя дома, из-за угла, и мы можем налететь! – Ему все-таки приходилось кричать во все горло, чтобы заглушить то там, то здесь вспыхивающую перебранку. – Давайте встретимся днем! Если не струсите! И выясним! Встретимся на равных! Кто победит – те чапаевцы!– Ха! – сказал Малыга. – Если на равных – от вас перья полетят!– Куда бежать будете? – поддержали его рагозинцы.– А может, трусите?! – обрадовался Мишка.И снова минут десять стоял галдеж, снова рагозинцы размахивали палками, а белоглинцы показывали им камни.Таким образом переговоры тянулись около часа.Петька, на время забыв о своей исключительности, оттеснил от переговоров Владьку и тоже подключился к яростным спорам.Неожиданная словоохотливость путешественника так удивила всех, что переговоры сразу пошли быстрее.Наконец главные условия завтрашней встречи были обговорены. Двадцать человек на двадцать человек должны встретиться на нейтральной территории. Единственной таковой был остров на Стерле. Подробности сражения обговариваются завтра.И, напоследок еще наградив друг друга несколькими сотнями прозвищ, противники разошлись.Борька конопатый, прикинув в уме, что в двадцатку избранных может еще войти Колька тетки Татьянин, но уж во всяком случае не он – Борька, затосковал.Петька в приливе благодушия пообещал ему:– Будешь охранять знамя!И таким образом мысли всех были разом обращены в завтра. Корабли сожжены, переговоры затягиваются Ни о зеленом флаге, ни о черном с костями, понятно, не могло быть и речи: чапаевцы должны выступать под красным флагом. Владька взялся найти красной материи, и утром белоглинцы убедились, что слово свое Владька сдержал.В десять часов отряды противников выстроились на берегах Стерли. Рагозинцы были тоже с красным флагом и первыми перешли на остров.Тогда белоглинцы воткнули свой флаг в землю и оставили его под охраной голопузой команды во главе с Борькой конопатым. Последним из двадцати белоглинцев на остров ступил Никита и со словами «сжигаем корабли…» сбросил жердочки мостков на воду. Афоризмами Никиты можно было пруд прудить. Течение подхватило жердочки и унесло. Рагозинцы не поняли его маневра. Лишь когда в молчании, предшествующем новым переговорам, Никита спросил: «Оставляете для отступления?» – рагозинцы сразу кинулись к своим жердочкам и тоже спустили их по течению.– Выдвигайте парламентария! – объявил Никита и сам отошел, уступая место рыжему Владьке.А Никита и Петька сели позади Владьки и, достав свои свистульки, стали переговариваться между собой. Эту мысль, как бы невзначай, подал им Мишка. Перед лицом общего противника белоглинцы явно гордились тем, что в их рядах есть загадочные путешественники. Откуда было рагозинцам знать, что ни Мишка и никто другой до сих пор не имеют понятия ни о цели, ни о результатах путешествия? И рагозинцы – как ни скрывали это – завидовали противнику. Их уважение к Никите и Петьке возросло еще больше, когда путешественники, не глядя ни на кого, стали коротко пересвистываться между собой и кивать головами в ответ, хмуриться, оглядываться на берег, как бы при помощи свистков обсуждая сразу все: и предстоящий бой, и возможности тайных резервов, и погоду, и свое путешествие.А Петька свистел: «Мишке надо дать по шее», Никита кивал головой, отвечал: «В штаб!» Петька хмурился. Сигналил: «Дело наше!» Никита оглядывался. Отвечал: «Рыжий что-то замышляет». Петька разражался в ответ целой речью: «Тревога. Молчи. Разберемся потом. Время обедать».Рагозинцы выдвинули в парламентеры вездесущего Ваську-малыгу.Владька потребовал всем вывернуть карманы, чтобы доказать, что бой будет честным, никакого оружия никто с собой не принес.В кармане у Кольки тетки Татьянина оказалась деревяшка, и рагозинцы взорвались торжествующей, бурной – минут на десять – руганью. Лишь после того как выяснилось, что это всего-навсего светящаяся гнилушка и что ударить ею никого не ударишь, лишь после того как гнилушку множеством ощупываний раскрошили в прах, опять все успокоились.Колька сидел виноватый. Ему достался самый левый фланг отряда. И если бы не сожженные корабли, его, возможно, заменили бы кем-нибудь из резерва конопатых.Парламентерам надо было сойтись раньше, чтобы враждующие стороны не слышали их, а теперь в каждом новом пункте обсуждений обязательно принимали участие все сорок человек, и солнце уже поднялось в зенит, а программа боя еще не была разработана до конца.Сошлись на том, что для начала схватятся по одному представителю от каждой стороны, как во время Мамаева побоища. После этого побежденный выбывает из дальнейших событий и отправляется на свой берег.Тогда сходятся все: девятнадцать на двадцать. Кулаки не применять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41