– Пусть! – сказал Проня. – Но посуди: мы с тобой полдня добирались до деревни, а сколько времени надо этим полузадушенным выродкам, если даже они не утонут?! А они утонут – я тебе говорю! А доберутся, так завтра к вечеру, когда и следы наши простынут!Чернобородый тряхнул головой, мрачно глядя на котомку у себя под ногами.– Давай выпьем… Трещит, собака!..– Во-во! – обрадовался Проня. – Давай.Выхватив из мешка непочатую бутылку водки и дюралевую кружку, Проня наполнил кружку почти до краев, подал ее чернобородому, сам дотянул остатки прямо из горлышка.Чернобородый залпом опрокинул кружку. Развязал мешок, вытащил луковицу, откусил от нее прямо с кожурой, ткнул Проне еще одну бутылку.– Открывай эту…Проня с готовностью открыл вторую.Чернобородый внимательно наблюдал за ним, как он делит водку, и, может быть, поэтому Проня разделил вторую бутылку поровну. Потом сказал:– Надо выспаться!.. Зря разжигал такой костер! – Разворошил хворост, чтобы огонь убавился. – Никуда они не уйдут! Щенков бояться будем! Они от страха подохли уже где-нибудь! А нам до рассвета все равно нельзя трогаться. Ложимся! Еще с час нельзя трогаться. – И первым улегся на свою постель, придвинув ружье к боку.Чернобородый прожевал кусок сала, огляделся, потом встал, обошел вокруг поляны, прошаривая кусты, углубился в лес. Минут через двадцать вернулся, прошагав почти рядом с Мишкой. Задрав голову, поглядел на звезды и тоже лег, придвинув к себе ружье. Мишка уходит Петька проснулся сразу, едва Мишка подтолкнул его в бок. Чуть брезжило утро. Звезд уже не было, откуда-то с востока по небу растекалась бледность. Но в лесу еще держалась темь.Петька проснулся, как никогда, здоровый и голодный, вскочил на ноги. Подпрыгнул, сделал два шага вперед, два шага назад. Шаги еще отдавались в теле ноющей болью, но это было уже терпимо.Мишка подтолкнул Никиту. Никита вскочил, будто ошалелый, оглянулся по сторонам.– Что? Где? – И, ничего еще не соображая, уставился на Мишку. – У тебя есть хлеб?Мишка приложил палец к губам, ухмыльнулся, довольный собой, потащил их куда-то в сторону, пригнул к земле.Друзья разглядели под сосной, на газете, три полные бутылки воды, огромный, разрезанный на две половины пирог с картошкой и яйцами, нарезанное дольками сало, очищенный лук и два куска домашней колбасы.Петька даже задохнулся при виде таких яств.– Шамайте, – голосом короля повелел Мишка и, усаживаясь в сторонке, добавил: – Владька дежурит там. Они сейчас проснутся. Как бы не нарвались.– А ты?.. – спросил Никита, протягивая руку за пирогом.– Я уже! – соврал Мишка. Но впервые в жизни соврал так правдоподобно, что друзья поверили.Это был пир! Это был тот самый пир, о котором в сказках говорят, что он на весь мир!Таял во рту пирог, таяло душистое сало, булькала в бутылках вода и медленно струилась, растекаясь по телу! Не стоит и говорить о приправленной чесноком колбасе с кусочками хрустящего, душисто-сладкого лука!Когда Мишка спросил: «Наелись?» – путешественники в блаженной истоме лишь закивали головами в ответ.Шурхнули кусты. Высунулась Владькина голова рядом с наконечником дротика.– Они проснулись!..Владька тут же исчез опять.Мишка быстро убрал следы пиршества.Надели телогрейки, взяли котомки – Владькину и Мишкину, крадучись приблизились к поляне.Владька оглянулся.Петька жестом подозвал его.– Едят! – сказал Владька. – Выпили по целой кружке. Молчат. Проня обошел все «а двести метров вокруг, искал следы. Чуть не напоролся… Я б ему… – Владька шевельнул дротиком. – Потом веревку смотрел, говорит: «Откуда у них нож?» – «Карманы проверял?» – «Нет…» И сразу начали быстро есть. Молча.Петька сказал:– Вот что… Надо одному пробираться в деревню.Небо над их головами блекло, и уже легко можно было разглядеть вытянутую руку. Но бежать в такой темноте было все же рискованно.– Один бежит, остальные остаются, – сказал Петька. – Давайте жребий.– Вы не в счет, – поколебавшись, сказал Владька. Бежать в деревню он не хотел, но понимал, что Петька с Никитой – не бегуны пока.Никита хотел возразить, Мишка предупредил его.– Жребий будет несправедливо… – вздохнув, сказал Мишка. – Я сейчас самый крепкий и знаю лес лучше Владьки. Ты оставайся, – сказал он Владьке. Снял свою котомку и отдал ее Никите. Все виновато промолчали: Мишка был прав – идти лучше всего ему.– Ладно… – сказал Петька. – Вот возьми… – И, вытащив из кармана с еще одной трещинкой компас, нацепил его Мишке на руку. Хорошо, что Петька предусмотрительно сунул компас в карман, остерегаясь его светящегося циферблата.Мишка сразу, прицелившись, определил местоположение поляны по отношению к Лысухе.– Ну, держитесь тут! Случай чего – лучше убегайте.– Они сейчас уходят! – шепотом сказал Владька, что-то разглядев на поляне за деревьями.– Мы будем оставлять следы, – сказал Петька.– Я быстро!И, махнув рукой, Мишка скользнул между деревьями в сторону Засуль.Силуэт его раза два еще мелькнул в туманном мраке медленно растворяющейся ночи и исчез.– Я – в засаду, – шепнул Владька и, пригнувшись, неслышно скрылся за кустами.Это лишь в первые минуты показалось друзьям, что они могут своротить горы. Несмотря на хороший завтрак и отдых, пережитое давало о себе знать.Все тело заныло опять. Но Петька сделал несколько гимнастических движений руками: в стороны – вместе, в стороны – вместе… – и шагнул вслед за Владькой. А Никита за ним. Заговор родителей, направленный на завоевание собственных детей Оказывается, все, что происходило раньше в деревне, должно было расцениваться как небольшое волнение. Настоящий переполох наступил утром следующего дня, после того как засмущались Мишка и Владька.Владька и Мишка исчезли, не оставив после себя даже записки.Владькина мать плакала.Светка, немножко испуганная, немножко радостная, бегала – с Димкой за одну руку, с кучерявой Кравченко за другую – по берегу Туры, вглядывалась в окружающий деревню лес и все повторяла:– Ах, как нечестно! Как нечестно! Мама плачет!.. А сами ушли – мне не сказали!..Мать Семки Нефедова застала Семку, когда он, тужась, вытаскивал из погреба полмешка розовой скороспелой картошки.Председатель Назар Власович разогнал на своем Нептуне гвардию Борьки конопатого, зачем-то притаившуюся в овраге.– О то ж вражье племя! О то ж вражье племя! – восклицал Назар Власович. И тем же часом самолично отвез Валентине Сергеевне выпрошенную у эмтеэсовцев палатку военного образца, человек на сорок вместимостью.А после обеда километрах в двух за Рагозинкой возвращавшиеся с работы изыскатели поймали Кольку тетки Татьянина, упрямо вышагивавшего по дорожке между зреющими овсами с буханкой теплого хлеба под мышкой.Колька тетки Татьянин ударился бежать через поле. Пришлось еще с километр гнаться за ним, ловить. Теперь Колька сидел в «кладовке под замком и, стуча в дверь, клялся:– Все равно буду путешествовать! Не имеешь права держать под замком! Тебе не при капитализме!Это он на мать.Но Колькина тетка Татьяна Конституции не читала, в правах и обязанностях советских граждан разбиралась слабо, поэтому не открывала замок, лишь время от времени отвечая на Колькины требования хлестким постукиванием длинной ивовой хворостины о дверь кладовки.К вечеру в Петькиной избе, которая теперь стала вроде штаба, собралась добрая половина белоглинских женщин. Сначала спорили и ругались, так что даже Валентина Сергеевна не могла никого унять. Ругались и спорили все, кроме Петькиной матери, поскольку, не сговариваясь, все считали ее главной виновницей происходящего. Петькина мать сидела в углу и только виновато и испуганно поглядывала на шумевших гостей.Единственным грустным союзником ее была бабка Алена, второй день уже безнадежно мявшая в руках тонкую сыромятину и периодически взывающая к богу о благополучном возвращении к этой сыромятине заблудшего внука.– Нет, это все ваш, ваш… – сквозь слезы внушала Владькина мать Петькиной матери, завладевая инициативой в споре. Бабы с изумлением убедились, что городские женщины умеют переговорить любого почище деревенских. Деревенские кричат, кричат – никто никого не перекричит. А городская потихоньку, помаленьку, не останавливаясь, волынит, волынит свое, и вот уже одна за другой все умолкли, а она говорит как бы от имени всех.– Играли мальчики, все было хорошо: футбол, рыбалка, механизировали разное… А этот выставил какой-то сумасшедший флаг – и вот, пожалуйста. Поиски, странствия, победы! Ну, какой в этом смысл? Вот и, пожалуйста, странствия!.. Где теперь искать их? Что с ними будет? Владик даже теплого белья не взял… Странствия! Утонут в каком-нибудь болоте – вот и будут странствия!..Петькина мать, глядя на слезы желтоволосой Владькиной матери, уже готова была полезть на крышу и сорвать злополучное знамя адмирал-генералиссимуса, чтобы предать его публичному поруганию. Но дверь распахнулась, и в комнату вошел Владькин отец. С появлением мужчины разговор прервался.– Что за шум? – спросил Владькин отец. – По какому поводу слезы? Мужчины отправились искать бриллианты? Ну, что ж… Мы все что-нибудь ищем! Я вот всю жизнь в поисках! Исключая войну. Стране нужны драгоценные камни, уголь нужен, железные дороги. И закаленная смена нужна! Смена путешественников, изыскателей, солдат. Так или не так?Лица женщин чуть повеселели в улыбках.Владькин отец прошел на середину комнаты, снял и положил на стол фуражку.– Ребята – спортсмены, я вам скажу. Отличные спортсмены. Я сегодня целый час гнался за этим Колькой. И что самое удивительное – ведь хлеба не бросил! Задыхается уже, деваться некуда, а хлеб под мышкой! Я ему говорю потом: что же ты буханку-то не швырнул? А он: ты ее заработай сначала, потом швыряйся! Слыхали, товарищ учительница? Простите, не знаю, как вас зовут.Валентина Сергеевна улыбнулась.– Валентина Сергеевна.Кольки тетки Татьянина мать гордо выпрямилась было на стуле, но вспомнила о затворнике, который, наверное, опять барабанил в дверь с требованием социалистической законности, и посуровела снова.– Вот, товарищи… – делаясь серьезным, проговорил Владькин отец. – Дело, конечно, не такое приятное… И ремня показать каждому надо будет… Но раз уж мы собрались вместе, давайте обсудим, что и когда проглядели мы с вами. Правильно я говорю, Валентина Сергеевна?Валентина Сергеевна с удовольствием подтвердила. И теперь уже в абсолютной тишине стала говорить одна она.Беседа, таким образом, превратилась в родительское собрание.Выступали по очереди, спорили, но уже не горячились.– Я думаю, – сказал Владькин отец, – надо, Валентина Сергеевна, организовать мальчишек при вас, коли уж школа в основном отстранилась от этого дела и коли уж вы берете на себя эту трудную обязанность. Но надо организовать интересно, чтобы все это – естественно, как бы само собой, чтобы не разучивать одни и те же песни.– Мой все про черного ворона поет… – неожиданно вставила бабка Алена.– Вот именно, – обрадовался Владькин отец. – Надо и «Черного ворона» петь иногда! Потому что человек любит и порадоваться, и погрустить вовремя, и помечтать под настроение. А если по графику, по пунктам: сегодня то-то, завтра то-то… А может, на реке паводок, и мальчишки хотят льдины от берега отталкивать, а не книгу читать! Льдины-то раз в году плывут, а книга подождать может.По предложению Валентины Сергеевны все присутствующие вошли в родительский комитет, который обязался собираться не реже чем раз в месяц и обсуждать все вопросы о детях.– Девочек надо тоже привлечь… Моя Света, гляжу, тоже на лес смотрит… – неожиданно призналась Владькина мать.Постановили привлечь и девчонок.Владькин отец обязался вместе с изыскателями всеми силами помогать Валентине Сергеевне.– Заставим и работать, и шалопайничать вовремя, – пообещал Владькин отец.Собрание продолжалось затемно. Преследование А в это время ничего не подозревавшие о заговоре против них путешественники, не дыша, сидели в густых зарослях малинника, сжимая в руках луки и дротики…На поляне шла торопливая подготовка к бегству.Если бы Проня мог предполагать, что за ним следят, друзьям, возможно, вряд ли удалось бы защититься дротиками. Но бандиты лишь иногда вслушивались в отдаленные шумы тайги. Если они и ждали погоню, то не вскоре.Шепотом договорились двигаться по-одному: впереди Петька, метров через пятьдесят за ним – Владька, потом Никита. Никита должен оставлять ножом едва заметные срезы на кустах или на деревьях.Петька умел кричать по-лягушачьи. И двумя короткими «кр-р… кр-р…» условились объявлять тревогу. Еще Петька потребовал, если что случится с ним, – на помощь не приходить, продолжать слежку. С этим условием Никита и Владька не соглашались, но потом договорились меняться местами, чтобы все подвергались одинаковому риску.Спрятав в лесу все, что напоминало о беглецах, обрывки веревок, котомки, – чернобородый взял мешки с провизией, Проня вскинул за спину тяжелый ящик. Еще раз оглянулись оба на тайгу, вслушались. Они почему-то ждали опасности со стороны деревьев, где были привязаны пленники, а бывшие пленники затаились у противоположного края поляны.Чернобородый впереди, Проня за ним двинулись мимо зарослей малинника на восток. И едва глухие шаги их стали чуть слышными вдалеке, пригнувшись и осторожно ступая, двинулся между деревьями Петька. Владька выдержал расстояние с таким расчетом, чтобы только не выпускать из виду Петьку. Никита выждал еще.

Петька надеялся, что бандиты постараются выбраться на проселок. Но чернобородый шагал прямо на восток, с каждой минутой забираясь все дальше и дальше в глубь тайги. Влажный от росы мох пружинил под ногами, выправлялся, и нельзя было заметить на нем даже признаков человеческого следа.Первые часа полтора бандиты еще оглядывались назад, внимательно прислушиваясь к тайге. Петька замирал при этом, уткнувшись носом в какую-нибудь холодную от сырости, мшистую кочку. Но потом, окончательно успокоенные, бандиты зашагали ровным, быстрым шагом, почти не останавливаясь и, видимо, считая, что никакая погоня уже не в силах разыскать их по сплошным, на сотни километров вокруг, дебрям леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41