Оба сели на тряпье, оба слышали, как скрылся в доме Прокопка.– Нас предали, – шепнул Никита.Петьке стало чуточку тоскливо от этой мысли, но Петька подумал и мотнул головой: «Нет!» Потом вспомнил, что Никита может не разглядеть его движения, и сказал:– Нет…Никита хмыкнул, и сколько-то времени они опять сидели молча. Но когда неуверенно застучали запоры калитки, оба вздрогнули, понимая, что каждый ждал именно этого – когда возвратится женщина.Заскрипела калитка, и одновременно тихонько пропела сенная дверь.Голос Прокопки:– Где шляешься?!Грудной, удивительно виноватый – ее голос:– Я ходила в сельпо…Голос Прокопки:– Сельпо закрыто, кому мозги вправляешь?Ее голос:– Я вспомнила, что нет водки, искала завмага…Голос Прокопки:– У-у… – Не понять, то ли он доволен ее стараниями, то ли нет. – Давай!.. В следующий раз…Неправдоподобно часто и вразнобой отстучали ее каблуки по ступеням: «ток-ток-ток». Видно, дернул Прокопка за руку.– Собака!.. – сквозь зубы выругался Петька и даже сделал движение, чтобы встать.Никита дернул его за штаны.Ее голос:– Не груби… У меня может не хватить терпения…Голос Прокопки:– Что?! Странно… Ха-ха-ха!..И с минуту, наверное, Прокопка хохотал:– Странно!.. Нет… Рассмешила, благодарствую!.. Ха-ха.. Выкормыш туда же… – И сразу оборвал смех: – Входи! Что там у тебя?Запела дверь.Петька еще раз выругался. Но потом друзья опять долго молчали. После всего услышанного возможность очутиться в лапах Прокопки казалась еще опаснее.– И чего она опоздала… – посочувствовал Петька.– А может, она ждала нас там?.. – спросил Никита. И когда спросил, обоим стало легче на душе.– Ладно… – сказал Петька, тихонько приподнимаясь. Надо было сориентироваться.Сквозь единственно видимую щелку от неплотно прихлопнутой двери на сеновал проглядывали сумерки.Петька переполз через баррикады тряпья и попробовал открыть дверцу.Тотчас же гавкнул от конуры Шерхан.Петька попробовал еще раз, Шерхан злобно гавкнул дважды, зарычал.Петька торопливо возвратился к Никите.– Думай, Голова…Голова, раб божий, начальник штаба стал думать. Но не о спасении, а так – о разном: ни о чем вообще и обо всем понемножку. Петька тоже взгрустнул.Полоска сумерек от неплотно прикрытой дверцы стала еле заметной.Снова тихонько пропела сенная дверь.Легкие шаги. Она…Погремела где-то рядом жестяным корытом. Шерхан заскулил, подлизываясь к хозяйке.Негромко:– Спать, Шерхан, спать… Мальчики, если здесь, тише… Спать, спать…Никита протянул руку и осторожно стукнул по стропилу.– Тихо, тихо, Шерхан!..Петька шепнул:– Тихо!.. Ясный месяц за синей рекою… – послышалась от крыльца негромкая песенка. Потом шаги по лестнице, и опять все стихло.– Я говорил! – торжествующе отметил Петька. В ответ ему взвился яростным лаем Шерхан.Хлопнула дверь.Голос Прокопки:– Ты чего? Ну, ну, не балуй… Гляди тут…Друзья поняли, что теперь, когда смолкли последние звуки в хуторе, Шерхан улавливает малейший их шепоток, и долго-долго опять сидели без движения.Потом Петька дернул Никиту за плечо. Мол: «Спим…» Тут же улеглись на тряпье и заснули в обнимку. Нет худа без добра Бодрые, вскочили разом под крик петуха во дворе, и оба разом вспомнили, что спят не дома. Даже не в гостях.Сели.Несколько раз выходил во двор и возвращался в избу Прокопка. Когда он уходил в избу, то из одного конца двора, то из другого доносилась тихая песенка. Настолько тихая, что слов было не разобрать. Только напев: Ясный месяц за синей рекою… Опять и опять натужно орал петух. Квохтали выпущенные из сарая куры. Покрякивали утки. Где-то неподалеку вздыхала корова, слышалось тяжелое хрюканье, время от времени заглушаемое требовательным визгом подсвинка.– Живет, кулак… – повторил Петька определение пасечника.Никита показал на фонарь:– Может, не видно?..Петька метнул взглядом по сеновалу.Вместе подтащил тумбочку без дверцы, засунули в нее фонарь, так, чтобы свет падал только в одну сторону.К обоим возвратилась прежняя энергия.Петька отполз к дверце. Осторожно выглянул в щелку. Через нее был виден уголок крыльца и узенькая полоска гладкого, будто асфальтированного двора.«Зажигай!» – просигналил Петька.Слышно чиркнула спичка.Света из-за кучи барахла Петька не увидел.Возбужденный, приполз обратно.Глупо было думать о побеге, когда они еще не выполнили своей главной задачи. С молчаливого согласия они как бы возложили всю ответственность за свою дальнейшую судьбу на ту, у которой была песенка: «Ясный месяц за синей рекою…» Им оставались собственные заботы.Опять до ряби в глазах замелькали в тусклом свете фонаря «Похождения…», «Приключения…», фотографии женских ног вместо картинок…Стопы книг уменьшались до нуля и опять восстанавливались в своей первозданности. От возбуждения стало жарко. Разделись до маек.Надежда – друг легкомысленно-непостоянный, – то сильнее она, то чуть-чуть…И когда Никита зашевелил непослушными губами, пытаясь что-то сказать Петьке, она была уже совсем чутошной. Петька испугался даже: мало ли что может приключиться с человеком, когда он вот так ворочает глазищами и челюстью вверх-вниз, а ни гугу, ни слова то есть.Руки Никиты были прижаты к толстой в кожаном переплете книге. Петька силой раздвинул его руки. Во всю обложку книги сиял тисненый, с двумя перекладинами крест.– Ну!.. – сказал Петька.В четыре руки распахнули книгу.Глазам обоих представились обнаженные мужчина и женщина под огромным дубом. На разметавшуюся в полусне женщину глядеть было неприятно.– Библия! – наконец прошептал Никита.– Не дурак!.. – не своим голосом огрызнулся Петька. – Шуруплю.Никита быстро-быстро шелестнул страницами. Дальнейшее у обоих не вызывало сомнений.Тайна последних двух цифр была перед ними. Страница сто шестидесятая… Во всю оборотную сторону картинки – ничего не говорящая, без единого слова схема… Опять схема!

Страница двести восемьдесят третья… И только тут заметили оба, что книга написана на непонятном языке.Помолчали, растерянные.– Французский! – с гордостью полиглота заявил наконец раб божий начальник штаба.– Откуда ты знаешь… – сердито отозвался адмирал-генералиссимус.Никита открыл титульный лист. И совместными усилиями, после короткого спора, пришли к выводу, что внизу титула напечатано русское слово «Париж» нерусскими буквами: «Paris».Снова открыли на двести восемьдесят третьей странице.Петька заметил аккуратную точку в начале и в конце одного слова.Воодушевленные, забегали глазами по строчкам и нашли еще несколько точно таких же аккуратных точек.– Шифр! – доложил начальник штаба.Но дешифровальщика в отряде не было. Снова раскрыли книгу на схеме. Схема была до унылого непонятной.Петька перевел глаза на соседнюю страницу и… здесь тоже увидел точку. Тогда, изумленные, они стали раскрывать библию где попало и увидели, что каждая ее страница помечена аккуратными точками в строках.Петька обеими руками почесал затылок. Все это было невероятно и вместе с тем… очень естественно.Либо на двести восемьдесят третьей странице заключался ключ ко всему шифру, либо точки на остальных страницах были сделаны для отвода глаз. И в том, и в другом случае человек, ставивший их, имел основания крепко запутать случайного читателя. То есть случайному читателю это множество точек, возможно, ничего б и не сказало…Петька взял у Никиты книгу: стоит ли глазеть на страницы, когда ничего не понимаешь? Лег на спину, тяжелую книгу положил на грудь, обхватил ее обеими руками, и сердце его застучало в кожаный переплет.Никита хотел погасить фонарь. Но раздумал, достал из первого ящика «Тайны женского очарования» и, растянувшись на животе около тумбочки, стал читать про женское очарование. Некоторые из тайн женского очарования – «Родинка на лице придает ему особую прелесть», – сказал Никита.– Это бородавка-то?.. – переспросил Петька. И даже сплюнул.Никита пошелестел страницами, помолчал и тоже сплюнул.– Чего ты? – спросил Петька.

– «Если девушка позволяет вам при встрече целовать ее ладонь – это означает особое ея к вам расположение… Целуйте в линию сердца».Петька вздохнул. Никита бросил книгу в общую кучу, задул фонарь и лег рядом с Петькой.Так они лежали долго.Предпринимать что-нибудь не имело смысла. Во-первых, им бы не удалось выбраться. А во-вторых, они могли подвести ту, которая так решительно пошла им навстречу.Лежали, может быть, час, может быть, два.Они ничего не говорили друг другу, и оба очень хотели пить.Сухота будто бы медленно подступала к ним со всех сторон, откуда-то из углов, от крыши, а потом стала надвигаться ближе, ближе, и вот, когда она уже совсем навалилась, Петька пошевелился. Если бы Петька не пошевелился вдруг, они бы лежали еще долго. Но Петька пошевелился, и Никита встал, опять зажег фонарь, достал из ящика «Гибель Колорадо» и стал читать.Некоторое время опять молчали. Потом Никита поскреб свой круглый затылок, и Петька спросил:– Чего там?– Женятся, – сказал Никита. – Свадебное путешествие.– Это вроде как Федька с Наташкой в Сопляковку…– Вроде, – сказал Никита. – Только на корабле.Опять помолчали. Никита увлекся. Стал пристраиваться возле тумбочки поудобней.– Ну… – снова напомнил о себе Петька.– Субмарина, – объяснил Никита. – Это по-фашистски – подводная лодка. Сейчас топить будет корабль…– Бомбы, что ли, нет у этих? – спросил Петька.– Нету, – сказал Никита. – Это ж не русские – англичане.Немецкий капитан предложил женщине спуститься, на подводную лодку. С женщинами капитан, оказывается, не сражается.– Врет, собака… – комментировал Петька.– Ну, вот… – сказал он, когда немец все-таки потопил корабль.Но лодка всплыла и подобрала невесту.Дальше всякий раз, когда Никита хмыкал про себя, Петька требовал разъяснить ему причину хмыканья. И мало-помалу перед ним развернулась картина такого безобразия, что, если бы не жалко было лишних движений, Петька изничтожил бы книгу.Жених мисс Фейл утонул. Немецкий капитан поселил ее в своей каюте. И скоро она забыла про жениха. Но тут все офицеры стремятся с ней побеседовать. Капитан держит ее под замком.Лодку бомбят наконец, и лодка падает на грунт. Немцы, вместо того чтобы спасаться, кидаются все к капитанской каюте и хотят прорваться к мисс Фейл. Тут среди них оказался один порядочный юнга, который из пистолета убивает всех, чтобы защитить эту дурочку Фейл. Потом приходит капитан, благодарит юнгу и убивает его. Мисс Фейл плачет. Капитан объясняет ей, что спастись можно только вдвоем.– Шкура… – чуть слышным шепотом пояснил Никита.Капитан открывает люк, и вместе с воздушной пробкой они выскакивают из лодки. Мисс теряет сознание. Капитан за волосы тащит ее на поверхность.Англичане подбирают эту пару.Никита завозился вдруг.Петька подтолкнул его ботинком: мол, говори, что еще там.– Она тут, понимаешь… – каким-то уже не своим от жажды голосом разъяснил Никита. – Говорит, что это ее жених, тот, ну, которого немец этот утопил…Несмотря на предельное возмущение, Петька только шевельнул пересохшими губами, но язык его распух, будто заполнил собой весь рот, в горле засвистело.«Если бы Наташка так, – хотел сказать Петька, – убил бы дядька косой Андрей… И правильно б сделал».Не зря англичане не помогали в войну. С такими союзниками очень не развоюешься: продадут, как эта мисс Фейл. Пленнички Судить о времени они не могли. Надо бы встать, подползти к двери, чтобы увидеть, где солнце, но не имело смысла расходовать на это силы.Никита больше не читал. Они опять лежали рядом. И, может быть, прошли сутки, может, двое…Во всяком случае, потом выяснилось, что они пролежали так целый день. Им ничего не оставалось, как только прислушиваться к звукам во дворе и стараться по этим звукам угадать свою судьбу.Прокопка без конца шастал из сарая в сарай, потом в избу, потом опять выходил во двор, и Шерхан скулил, бегая вокруг него.Они могли бы еще рискнуть и положиться на Прокопкину доброту вчера, когда у них не было этой драгоценной книги, сегодня рисковать было бы уже глупо.Когда вместе с Прокопкиным топотом к ним доносились со двора еще и легкие, торопливые шаги, обоим на некоторое время становилось будто бы легче. И Петька мог сглотнуть слюну, присесть ненадолго, опять пощупать в темноте французскую библию.Наконец шаги хозяев и вовсе утихли снаружи.По неуловимо загустевшей темноте чердака путешественники догадались, что близится вечер. Тишина стояла так долго, что Никита не выдержал и спросил:– А может, все же предали нас?..Вопрос этот тяжелым камнем повис в воздухе над самой Петькиной головой, так что Петька как ни старался увернуться от него – увернуться не мог. И оттого сухота в горле чувствовалась еще сильней. Оттого казалось, что легкие вовсе слиплись, и дыхания не хватало.Хлопнувшая на крыльце дверь показалась обоим сигналом к спасению. Что-ничто, а какие-то перемены должны были случиться…– Шерхан!.. – коротко позвал Прокопка.Друзья сразу привстали на коленях и вслушались.Заскрипела калитка.Петькины глаза засверкали торжеством, хотя торжествовать особой причины пока не было.Но когда калитка закрылась и когда прошло две или три минуты, дверь дома опять сильно хлопнула, и друзья буквально почувствовали, как женщина перебежала через двор к сараю. Коротко заскрипела приставленная к дверце лестница; и – будто у этой женщины в самом деле крылья – рядом послышался ее веселый шепот:– Мальчики! Живы, мальчики?Друзья кубарем перелетели через тряпье.В дверную щель – примерно в три-четыре пальца шириной – им было видно только часть ее лица: один глаз, нос и улыбающиеся губы, но смеется она или плачет – разобрать нельзя было.– Бедненькие мои! Вас не ищут?– Не…– сказал Петька. – Мы путешествуем.Теперь она засмеялась.– Пленнички мои! Держитесь! Немножечко еще, ладно?! Немножко потерпите! – И, болтая всякие нежности, как маленьким, она стала проталкивать им в щель куски хлеба, потом сала, потом масло в газете, потом блины, потом втиснула плоскую солдатскую фляжку с водой, потом еще большущий флакон из-под одеколона.Со стороны леса послышался лай Шерхана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41