Плотичка, или селявка, как называли ее в Белой Глине, – это не рыба, это так – промысел Кольки тетки Татьянина. Хороший рыбак постыдится удить селявку – это все равно что с дробовиком охотиться на цыплят во дворе. Но делать было нечего. И Петька, не оглядываясь, стал кидать на траву позади себя крошечных, с палец величиной, селявок.Никита понимал всю бедственность положения и молча подбирал «добычу», молча потрошил ее, молча опускал в котелок. Потом объявил:– Хватит!Петькина досада прошла, когда он увидел, до чего – невпроворот – густым получилось варево.Никита сполоснул ложки.Сели друг против друга у котелка и, опять счастливые оба, разом зачерпнули по ложке темного цвета жижи с пеплом.Петька со смаком втянул в себя первый глоток и поперхнулся. Горло его сжали спазмы. Уха была горькой, как хина.Петька вопросительно глянул на Никиту. Но Никита, скосив глаза, глядел в собственную ложку и глотал варево как ни в чем не бывало.Петька решил, что горечь во рту – это у него после конфет. И вторую ложку проглотил, стараясь не чувствовать, какой вкус имеет Никитина уха.Только после того как Никита обсосал и выбросил последнюю плотичку, после того как в котелке не осталось ни щавелинки, Петька, лизнув свою ложку, спросил:– Чтой-то горьковато вроде?..– Может… Чуть есть, – сказал Никита. – Это я для вкусу травой приправил…Потом, лежа на траве, отдыхали перед дорогой.Сначала отдыхали рядом. Потом у Никиты заурчало в животе. Он встал и отошел, чтобы лечь подальше. С полчаса поурчали врозь. Петька же слышал только свое урчание и потому ничего не сказал. Раза два, правда, он взглядывал на начальника штаба. Но начальник глядел в синее небо и был спокоен. Арестанты Они услышали тарахтение моторки сразу, как только выплыли на середину Туры.Петька перестал грести, чтобы не оказаться под носом у быстроходного катера.Моторка появилась из-за поворота, и Петька уже рассчитал, что она пройдет метрах в трех по борту от их лодки, как неожиданно моторка пошла прямо на них.– Эй, дяденьки! – крикнул Петька.Красивая белая с продольной красной полосой моторка почти вплотную от них круто развернулась, мотор ее заглох, и здоровенный старшина в синей милицейской форме, перегнувшись через борт, крепко ухватил Петькину долбленку за отшлифованный стеклом буртик.– Руки вверх! – скомандовал старшина.Никита сначала поднял руки, потом опустил и спросил:– Зачем?..– Вы арестованы, – не глядя на них, объяснил старшина, подтаскивая долбленку плотнее к борту своей лодки. – А ну перебирайтесь сюда! – приказал он. И добавил: – Сопротивление бессмысленно.Петька хотел было что-то возразить, но все было так неожиданно, а лица старшины и милицейского лейтенанта настолько суровыми, что путешественники переглянулись и молча, с упавшим настроением полезли в милицейскую лодку.Единственная улика, за которую их могли арестовать, находилась в котомке, но эта была слишком драгоценная улика, чтобы расстаться с ней без боя, и Петька прихватил котомку с собой.Старшина передал лейтенанту носовую цепь с долбленки, лейтенант молча укрепил ее на корме, рядом с мотором.– Дя, за что нас?.. – попутался осторожно выведать что-нибудь адмирал-генералиссимус.Но молодой красивый лейтенант с орденом на кителе не ответил. Даже не взглянул на адмирал-генералиссимуса, а, сдвинув тонкие черные брови, достал из-за пазухи какую-то бумагу и приказал старшине:– Проверяй. Лодка долбленая…– Так точно, – доложил старшина. – Долбленая.– Нарушителей двое…– Есть. Раз, два, – сказал старшина, зачем-то пересчитав Никиту и Петьку, сидевших на средней лавке, как будто двоих нельзя пересчитать в уме.– Один стриженый, другой не стрижется… – мрачно, как приговор, известил лейтенант.– Снять шапки, – приказал старшина. – Так точно, товарищ лейтенант, один не стрижется.Никита и Петька только головы поворачивали, глядя то на одного, то на другого. Лейтенант сидел на корме, старшина – на носу лодки.– Звать… Как звать? – спросил лейтенант, впервые поднимая суровые глаза на арестованных.– Петька… – сказал Петька.– Никита… – сказал Никита.– Все правильно… – заключил лейтенант. – Дальше… Телогрейки. У одного синяя, у другого черная.– Грязные у обоих, товарищ лейтенант, не разобрать.– А ну, где у вас там есть чистое место? – спросил лейтенант. – Под мышками. Так. Все правильно: черная и синяя.– Дя… – начал было Никита.– Разговоры! – прервал его старшина.– Ладно, – сказал лейтенант. – Сомнений быть не может. Время задержания… – Глянул на большие наручные часы. – Без пяти минут девять ноль-ноль… Запишем. – И карандашом записал на бумаге. – Следите за ними, товарищ старшина.– Есть следить! У меня не сбегут, – ответил старшина.Лейтенант обернулся к мотору, намотал на пусковое колесо тонкий ремешок, дернул его. Мотор сразу оглушил всех.Не глядя на друзей, лейтенант развернул лодку, и, рассекая мутную туринскую воду, лодка стремительно полетела вверх по течению, а за ней так же стремительно понеслась арестованная долбленка.Петька ждал каких-нибудь решений от начальника штаба. Но начальник глядел за борт, в искрящееся на желтой волне солнце, и никаких решений не принимал. Весть о преступлении Лодка шла так быстро, что минут через сорок уже показались Гуменки.Петька заметил на берегу двух человек, один из которых был тоже в милицейской форме и сигналил руками: не то «я здесь!», не то «сюда!»Это уж показалось вовсе не к добру, и Петька понадеялся, что милиционеры не заметят сигналов, но глянул сначала на лейтенанта, потом на старшину и убедился, что они видели все раньше него.С заглохшим мотором лодка мягко выскочила носом на прибрежную гальку. Лейтенант придержал рукой долбленку, чтобы та не ударила в корму.Милиционер на берегу отдал честь. Лейтенант тоже отдал честь и вышел на гальку. Старшина выпрыгнул сразу, как только лодка причалила.– Чепэ, товарищ лейтенант! – доложил милиционер, по требованию которого лодка причалила к берегу. Штатский рядом с ним был, видимо, из колхозников. И только испуганно моргал глазами.– Слушаю… – коротко сказал лейтенант.– Покушение на убийство, – доложил милиционер. – Ограблен кассир сберкассы. Ехал с деньгами из района. Два выстрела: один пулевой, другой из дробовика.– Кассир жив? – сразу спросил лейтенант.– Жив. Пуля попала в лошадь, а его только поцарапало дробью. Но потерял сознание, когда падал с лошади. Это, думаю, и спасло его. Теперь уже в сознании.– Денег много? – спросил лейтенант.– Так точно, – доложил милиционер. – Около семи тысяч.– Ничего не трогали на месте?– Никак нет! Поставили охрану из колхозников.Лейтенант обернулся и что-то негромко приказал старшине.Старшина оттолкнул лодку и прыгнул в нее. Завел мотор. Лодка стала снова быстро набирать скорость.А лейтенант в сопровождении милиционера и колхозника широкими шагами двинулся куда-то в сторону от Гуменок. Старшина Друзья поняли наконец, что никаких обвинений им не предъявят, что их попросту отбуксируют до Белой Глины и с рук на руки передадут бабке Алене и Петькиной матери.Мысль об этом привела друзей в полнейшее уныние. Даже то, что они узнали в Гуменках, отошло на второй план. Даже то, что в котомке у них лежала таинственная библия, казалось малоудовлетворительным…Вместо того чтобы возвратиться бывалыми, утомленными и вместе с тем готовыми к новым странствиям путешественниками, они должны будут предстать перед всеми (начиная с Мишки и кончая Семкой Нефедовым) как мальцы, вроде Кольки тетки Татьянина, которые заблудились и были найдены милицией…Петька покраснел при мысли о грядущем позоре.И когда вдалеке проглянули Марковы горы, он не выдержал.– Дя, отпустите нас…Старшина не взглянул на него. Старшина думал о том событии, которое произошло в Гуменках, и беспокоить его было опасно. Но Петька все же не мог молчать.– Дя, мы сами доплывем… – неуверенно заканючил Петька.Старшина молчал.– Товарищ старшина, отпустите, – бравым голосом попробовал Никита.Старшина глядел прямо перед собой.– Мы больше не будем… – поклялся Петька, стараясь заглянуть в глаза старшине. Чего не будем – он и сам не знал.Лицо старшины не дрогнуло ни единым мускулом.– Дядь, мы сами, тут близко… – сказал Никита.Старшина молчал.– Дядь, нам нельзя так в деревню… – сознался Петька.Старшина не ответил. Петька вздохнул и тоже замолчал.– Дядь, отпустите, а?.. – сделал последнюю попытку начальник штаба. Но и на этот раз не получил ответа.Друзья пали духом.Петька подумал даже, не выпрыгнуть ли ему, чтобы вплавь добраться до берега. Но, во-первых, в телогрейке не вдруг доплывешь, а во-вторых, намокнет библия…И вот когда по борту уже забелели Марковы горы, старшина заглушил мотор. Тишина ворвалась в уши так внезапно, что даже зазвенело в голове.Старшина поймал догнавшую их долбленку, подтянул ее к борту.– Быстро пересаживайся!Друзья не успели сообразить, в какую сторону переменились события, но упрашивать себя не заставили и, будто по волшебству, разом очутились в долбленке. Уставились на старшину в четыре глаза, веря и не веря своему избавлению.Старшина поднял палец.– Домой поплывете?– Домой! – быстро заверил Петька.– Слово? – спросил старшина.– Честное пионерское! – в голос поклялись путешественники.– Ну, глядите у меня… – предупредил старшина, отталкивая долбленку. – В другой раз я прямо через всю деревню вас проведу! Если попадетесь еще.– Не! – заверил Петька. – Мы в другой раз не попадемся!– Ах! Вы еще собираетесь… – воскликнул старшина и сделал движение, чтобы снова поймать долбленку.– Нет! Нет! – хором поклялись друзья, и от мгновенного волнения даже вспотели оба.Старшина усмехнулся, развернул свою лодку и через минуту уже мчался вниз по Туре, к Гуменкам.– До свиданья! – попрощался Никита.Старшина не услышал, но оглянулся, погрозил пальцем и помахал рукой на прощанье.– С одной стороны, нас арестовали, – сказал Никита, – а с другой стороны, подвезли к самому дому… Землепроходцы Все получилось как нельзя лучше.Путешественники издалека увидели целую армию встречающих на берегу. Тут собрались и Колька, и Димка, и Светка, и кучерявая Кравченко, и Мишка, и Владька, и даже рагозинцы. Видимо, было заключено кратковременное перемирие по случаю такого важного события, как возвращение блудных сыновей.Друзья всех разглядели издалека, чтобы ни на кого не глядеть вблизи. Подумаешь, событие: неделю-другую походить в тайге…Вытащив лодку на песок, они в окружении толпы зевак по-деловому, как и подобает двум мужчинам, достаточно много испытавшим и привыкшим ко всякого рода невзгодам, собрали свое имущество, молча оглядели долбленку – нет ли где повреждений (может, не заметили, когда на рифы наскочили). Повреждений не было. Перевернули лодку. Взяли весла и молча, рядышком, сквозь строй расступившихся перед ними туземцев направились к деревне.Колька тетки Татьянин пристроился шагать рядом. Хоть он и выслеживал их в последнее время, он же раньше всегда был на их стороне. И может, он нарочно молчал, а сам знал, куда они плавали.Светка Егорова глядела с таким любопытством, что у Петьки аж спина окостенела – настолько невозмутимым стал Петька.Димка-от-горшка-два-вершка глядел на них, разинув рот.Владька все выставлял перед собой духовое ружье.Нужно оно кому – ружье его… По людям из дробовиков стреляют…А Мишка пытался подъехать то с одного боку, то с другого.– Куда вы плавали, а?..Друзья шли молча.– Нашли что-нибудь?..Друзья не дрогнули ни одним мускулом на лице.– Подумаешь, важность…Друзья продолжали глядеть прямо перед собой.– А! – сказал Малыга рагозинский. – Если уж путешествовать, так в Индию, в Китай…Друзья молчали.– Тихарите, да? – спросил Мишка.Путешественники – ни слова в ответ.– Мы тоже скоро идем в поход!.. «С Валентиной Сергеевной», – хотел сказать Мишка, но понял, что с Валентиной Сергеевной – это уже не то, что самостоятельно.Друзья молчали и шли к деревне в сопровождении растянувшегося за ними эскорта любопытных. Возглавлял эскорт Колька тетки Татьянин. Замыкали Светка с Димкой.Единственно, кто мог испортить триумф, – это бабка Алена. И Петька давно тревожно вглядывался в каждый переулок, не сомневаясь, что женщин предупредили о возвращении путешественников.Бабка Алена и Петькина мать стояли у калитки Никитиного дома. За преувеличенно спокойными позами женщин могло крыться что угодно, и путешественники, не сговариваясь, применили оригинальный тактический прием.Они шли все время прямо, прямо… А потом, возле дома дядьки косого Андрея, круто свернули направо, и тропинками, через огород, все тем же спокойным шагом направились к дому Петьки.Дорога славы была протоптана вплоть до самого Петькиного порога. Пир и прочее Не стоит рассказывать о том, как пришли домой Петькина мать с бабкой Аленой, не стоит рассказывать, что говорили они. Тем более, не стоит упоминать, как где-то случайно мелькнула в разговоре фраза о тонкой сыромятной коже, и о других такого же рода второстепенных намеках. Не стоит перечислять, сколько чего съели путешественники в продолжение этой беседы и после нее. Во всяком случае, сначала они заверили, что чувствуют себя прекрасно и есть не хотят совсем. А потом как-то так случилось, что появлялись на столе кринки с молоком и вскоре убирались пустыми, появлялось, чтобы вдруг исчезнуть, сало. Петька мог бы поклясться, что в продолжение нескольких минут он даже видел перед собой огромный кусок мяса на столе. Мясо тоже исчезло. Это очень походило на сказку со всякими там волшебствами. Когда главное из того, что ей хотелось оказать, Петькина мать высказала, она стала к плите, взяла в руки огромную кастрюлю с жидким тестом, черпак и стала один за другим перекидывать на сковороде блины. А бабка Алена подхватывала их и несла к столу, чтобы положить на тарелку рядом с миской холодной сметаны… Блины Петькина мать пекла, бабка Алена их носила, чтобы положить на тарелку, а на тарелке их, как в сказке, не было. Потом и сметана кончилась.Потом прибежала радостная и расстроенная Валентина Сергеевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41