Осталась позади Змеиная гора. Тайга дальше представлялась Петьке густым непрерывным массивом длиною в тысячу дней пути – до самого Иртыша, – как по школьной карте.Когда падал носом в мох Петька, Владька тоже мгновенно шлепался на живот и лишь одним глазком из-за какого-нибудь дерева следил за каждым Петькиным движением. А Никита, чье положение было самым безопасным, садился при этом за ближайший куст, доставал из-за пояса стрелу и ждал, понемногу оттягивая тетиву лука.Бандиты шли и шли вперед.Солнце поднялось высоко над деревьями, и тайга загомонила на разные голоса, зашелестел ветер в верхушках елей и кедров. Этот шум был на руку преследователям. Однако пока держалась под деревьями сырая утренняя прохлада, двигаться было легче. Духота летнего зноя никогда не проникала в лесную глухомань, но воздух мало-помалу становился суше, и начал струиться под телогрейками липучий, растравляющий кожу пот.Никита, пригнувшись, догнал Владьку, сунул ему нож.– Давай на мое место. Сменю Петьку – Петька на твое, потом ты меня сменишь…Владька отдал ему дротик, взял лук.Петька храбрился и готов был двигаться первым все время, но, понимая, что не имеет права брать всю ответственность за преследование на себя, уступил Никите. Никита, перебегая от куста к кусту вслед за бандитами, сунул Петьке бутылку воды.Преследуемые тоже сменились. Сменились, почти не останавливаясь. Проня взял мешки с провизией и пошел впереди, чернобородый закинул за спину железный ящик.Лишь первые километры движение на восток чуточку напоминало собой игру. Чем труднее было двигаться, не выпуская из виду вооруженных бандитов, и чем определеннее сказывалась усталость, путешественники становились все серьезнее, все молчаливее и осторожней.Там, где Проня и чернобородый шли напрямик – через случайную поляну или болотце, преследователи вынуждены были – где согнувшись, а где и ползком – обходить открытые места; их путь поэтому был намного длиннее, чем путь бандитов.Спасало то, что грабителей отягощал железный ящик с сокровищем, два полных мешка провизии и ружья, тогда как у путешественников не было ничего, кроме двух полупустых котомок, помимо луков и дротиков.Стали чаще меняться местами. Пили из случайных лужиц на заболоченных участках тайги, отгоняя назойливых головастиков и с удовольствием окуная в воду разгоряченные лица.Опасность вплотную подступила к ним лишь один раз, когда, не замеченная в траве, чавкнула под ногой у Петьки торфяная жижа и он упал лицом вниз, на время теряя из виду чернобородого и Проню.Бандиты остановились. Петька не видел этого, но сквозь махровые головки травы скоро заметил их близко от себя: возвратившись назад, они пристально вглядывались в окружающие деревья. Петька рассчитал, что еще три-четыре шага, и он вскочит, чтобы отдать свою жизнь подороже… Но бандиты не сделали этих шагов. Несколько минут продолжалось тревожное безмолвие. Эти минуты показались друзьям вечностью. Опять успокоенные, бандиты зашагали дальше. Когда человек человеку волк Они шли весь день. Трудно сказать, сколько километров отделяло теперь путешественников от поляны, что у подножия Змеиной горы, сколько километров из них они пробирались ползком, сколько бежали, пригнувшись и утопая в болотной жиже…Все невзгоды последних дней сказались, и если бы не совершенная необходимость двигаться дальше, Никита и Петька давно бы свалились в изнеможении. Свалились и, возможно, пролежали бы, не двигаясь, целые сутки.Владька перенес меньше их, и Владька старался двигаться первым как можно дольше, но Владька хуже знал тайгу, не привык еще к ней, поэтому его валила неменьшая усталость, и менялись примерно через одинаковые промежутки времени.Когда, сбросив на землю мешки, чернобородый остановился, а рядом с ним остановился, тяжело опустив на землю железный ящик, Проня, – друзья уже не верили в возможный отдых.Петька и Владька подползли к Никите. Сели друг против друга и минут пять лихорадочно дышали через приоткрытые рты. Руки у всех дрожали. Тело казалось чужим, непослушным.Потом Никита облизал губы, зачерпнул рукой из коричневой лужицы рядом с собой воды, омочив подбородок, набрал ее в рот и, сглотнув, почему-то виновато улыбнулся. Владька и Петька проделали то же самое.Перед ними метров на сто в диаметре лежало болото. Тайга кольцом окружала его со всех сторон. И само болото напоминало кольцо, потому что в центре его лежал небольшой островок с одинокой высохшей сосной посредине, возле которой и уселись, побросав снаряжение, бандиты.Петька огляделся. Справа далеко в глубь болота вклинивался поросший мхом и осокой холм.Пока еще до конца не сморила усталость, поползли вокруг болота. А затем осторожно, сантиметр за сантиметром, по горло в затхлой воде выбрались на зеленый холм.Петька двигался первым и, когда, раздвинув осоку, увидел бандитов, на мгновение даже забыл про усталость – так близко подобрались они к самому логову противника.Пнул ногой приближающегося Владьку. Владька понял и, осторожно подобравшись к нему, тоже замер на секунду. Лишь Никита поглядел сквозь осоку хладнокровно – так, будто он обещал Проне явиться в гости, и вот – «здравствуйте» – он здесь.Низкое солнце едва пригревало. Появилась опасность остаться в мокрой одежде на ночь. Решили, что, пока один наблюдает, двое отползут назад, чтобы выжать свою одежду, насколько возможно. Тогда она просохнет быстрее.Все три отжатые телогрейки разложили в траве, и они стали ровно парить под слабым закатным солнцем.Потом опять улеглись рядышком у самого края холма, заканчивавшегося крутым, метров около двух высотой уступом.Бандиты не решились жечь костер. Они запутывали следы и не хотели оставлять после себя никаких примет.Развязали мешки.Друзья тоже почувствовали сосущий голод. Но пировать они не имели права. Владька достал полбулки намокшего хлеба, разрезал его на три части, и маленькими кусочками, не жуя, а высасывая хлеб, они стали ужинать.Потом Никита засек по какой-то одному ему видимой тени время и взял на себя дежурство, а Петька и Владька, уткнувшись в сомкнутые перед собой руки, заснули тут же, рядом с ним.Бандиты вскрыли какие-то консервы, опять достали водку и долго ели в мрачном, холодном молчании.Разговор начался, когда опорожнилась и полетела в воду первая бутылка.Чернобородый опять вспомнил о «змеенышах», которых надо было удавить и теперь чувствовать себя спокойно.Проня усмехнулся.– Вы горожанин, господин Вандер… Это по-русски Иванов, что ли? Искать человека в тайге – искать иголку в стоге сена. Завтра мы отрежем эти патлы, – Проня показал на свои волосы, – и сможем пробираться ближе к дорогам.Разговор принял критическое направление после того, как бандиты, опорожнив еще одну бутылку, опять попытались вскрыть ящик и опять не смогли. К этому времени успел немного поспать Никита. Дежурил Владька.– Будь он проклят, этот сундук! Не тащиться же с ним в город! – сказал чернобородый.Проня сел на ящик, любовно погладил его ладонью.– Достанем инструмент. Кто же знал, что он окажется таким! – И Проня размечтался: – Зачем тебе деньги? Кто привык жить на подаяние, тот всю жизнь может питаться подаянием. А я шел к этому золоту почти тридцать лет!Чернобородый весь распрямился, от злости у него даже волосы будто встали на голове.– Дурак! Что толку с твоего хождения! Не будь меня, ты еще пять лет не выбрался бы из лагерей или тебя прикончили бы в самом начале!– Я мог взять в напарники не тебя, – почти весело отозвался Проня. – Я мог любого купить за один-единственный червонец. Понимаешь: за червонец!.. За один! – уточнил Проня. – А не за половину того, что здесь есть!Седые косматые брови Прони шевелились на ветру, и весь он казался дьяволом, вышедшим откуда-то из старых сказок о страшилищах.Чернобородый напрягся, и Владька заметил, как дрогнула его рука по направлению к ружью. Проня тоже чуть наклонился весь – к своему ружью.Напряженно застыли оба, как бы стараясь определить, чья рука дотянется первой.Владька пнул ногой Петьку, потом Никиту. Они разом очнулись, и дальнейшее видели уже все трое.– Будем так?.. – спросил, не сводя воспаленного взгляда с Прони, чернобородый.Проня хихикнул.– Давай пить, что за глупости!.. Шуток не понимаешь!И они медленно расслабились оба.Чернобородый налил в кружку водки. Слышно было, как постукивает о дюралевую кромку стеклянное горлышко бутылки.Чернобородый вылил в кружку ровно полбутылки.Проня взял кружку. Оба разом приложились к своей водке, вместе начали тянуть и каждый глоток делали вместе…В их взглядах, какими они следили друг за другом, была глухая, беспредельная ненависть.Друзья почувствовали, что должно что-то случиться, но не думали, что это случится сразу, так быстро и так неожиданно.Бандиты одновременно допили водку, одновременно оторвали свои посудины от губ, стали одновременно опускать: Проня – кружку, а чернобородый – бутылку… И вот, когда уже казалось, что они одновременно поставят их на траву, – бутылка и кружка отлетели в стороны; путешественники не могли потом вспомнить, что отлетело раньше – посудины отлетели разом. Коротким броском бандиты кинулись к ружьям. И в следующее мгновение все уже было кончено. Выстрелы раздались не одновременно. Первым успел спустить курок Проня. Он выстрелил в упор, с расстояния в три шага. Чернобородый, оседая, негромко и протяжно, с хрипом закричал, как кричит в предсмертных судорогах зверь:– У-у-у!..

Его ружье выстрелило, ткнувшись стволом в землю. Ствол у дула разорвало.Проня выругался, схватившись за руку, потер: пустяки, царапина.Ошеломленные друзья видели, как чернобородый упал на землю.Упал на спину и кричать перестал, но по глазам его, устремленным в небо, было видно, что он еще жив.Проня пинком отбросил его ружье в сторону.И вдруг затаившиеся наблюдатели услышали голос чернобородого:– Я болван, что не пришил тебя раньше… – Лицо его на секунду перекосилось от боли. – Я хотел сделать это еще там, у горы… Мне не нужна половина… – с хрипом добавил он. – Я бы взял себе все!Проня усмехнулся. С лица его давно исчезло придурковатое выражение. Глаза глядели из-под седых косм жестко, в упор.– В любом случае я сделал бы это раньше. Мне тяжело было нести все одному. Ты поспешил: я хотел дать тебе еще один день жизни.– Этот день был бы твоим последним днем… – отозвался чернобородый. – Ты падаль… Падали незачем деньги… А я болван… – превозмогая боль, повторил чернобородый. – Я проснулся той ночью, чтобы кончить тебя… Эти змееныши спутали все мои карты… Я испугался козырных шестерок, когда надо было убирать туза…Проня, усмехнувшись опять, уже не слушал его. Проня удалился на край острова, прошел вдоль берега, остановился против небольшого водяного оконца во мшистых зарослях болота, сломал ивовый прут, опустил его в воду, дна не достал. Перекинул ружье за плечо, подошел к чернобородому и, схватив его за ноги, поволок к воде.Чернобородый захрипел.Никита не выдержал и рванулся вперед. Петька всем телом прижал его к земле. Владька, бледный как полотно, лежал не двигаясь, губы его дрожали.Проня подволок напарника к самому берегу, бросил, отвязал с пояса его патронташ, сходил, подобрал испорченное ружье, взял веревку.– Дай умереть!.. – страшно прохрипел чернобородый.– Умрешь, умрешь… – не дрогнув ни одним мускулом на лице, отвечал Проня, привязывая к его ногам ружье, набитый зарядами патронташ и большой, подобранный здесь же камень.Потом выпрямился, не обращая внимания на выпученные глаза раненого, перекрестил его и, наклонившись опять начал сталкивать его грузом вперед в воду.Трудно сказать, чем бы закончилось все это. Теперь, наверное, не выдержал бы Петька. Владька, зажмурившись, зарылся бледным лицом в землю. А Петька уже напрягся, чтобы вскочить. Но в это время чернобородый как-то неестественно, всем телом дернулся, над болотом разнеслось хриплое проклятье, и раненый бандит сник на глазах. Умер.Задыхаясь от перенапряжения, Петька остался в траве.Проня помедлил минуту, глядя, как закрываются глаза чернобородого, и толчком ноги в плечо столкнул его в воду. Коротко плеснули круги. Вода еще некоторое время пузырилась в зеленом оконце, потом все кончилось.Проня перекрестил воду, перекрестил себя и возвратился к оставленному имуществу. Опустился на колени перед ящиком, стал гладить его крышку, бока, и из счастливых глаз его потекли слезы.Потом Проня захохотал – захохотал весело, безбоязненно: кто услышит его, когда на десятки километров вокруг лишь болота, глухие, заваленные перепрелой хвоей балки и тайга, тайга, тайга… Выхватил из мешка новую бутылку, ударом в донышко выбил пробку… Но пить не стал.Делаясь опять мрачным, разыскал вылетевшую пробку, тщательно закупорил бутылку и стал быстро собирать мешок.– Пайщик! – сам с собой разговаривал Проня. – Вот и поделили! Кому что! Кесарю – кесарево, богу – божье! Деньги не делятся на двоих! Деньги любят одного хозяина!.. Валентина Сергеевна надевает брюки Бабы выскакивали из домов и приникали к щелям в воротах: молодая учительница – такая обходительная, такая культурная – шла через всю деревню в мужичьих брюках!Волосы повязаны косынкой, как и у всех деревенских женщин, кофта обыкновенная, тапочки на ногах, а вместо юбки – брюки…– Осподи помилуй!.. – сквозь щель пробормотала во след ей бабка Алена. – Что ж это: столпотворение или еще что?Ответить ей было некому.А Валентина Сергеевна шла в кузницу, к дядьке косому Андрею.Дядька косой Андрей оглядел ее, одобрительно крякнул.– Вот это так. Ежели командовать, так командовать по-мужски. Лазить лесом, так не задирать юбку, чтоб колоду перемахнуть.Валентина Сергеевна немножко покраснела.– Федька! – крикнул дядька косой Андрей, – Замыкай кузню! Коль ты был вояка – будь воякой! Нынче стратегиям и тактикам обученье проводить будем!Федька взвалил на плечи палатку, дядька косой Андрей взял приготовленные заранее колья, Валентине Сергеевне дали концы новеньких, только что сплетенных веревок и пошли в лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41