Априорные же конструкции
всегда опасны и легко могут быть опровергнуты как другими такими же
конструкциями, так и самими фактами. Ввиду этого на нынешней ступени
развития истории античной философии и эстетики представляется более
целесообразным найти какой-то иной принцип разделения многочисленных
материалов, относящихся к этому периоду.
в)
Эстетика есть учение о красоте и искусстве или, вообще говоря, о
выражении, т.е. о выражении внутреннего во внешнем, или общего в единичном.
Это выражение было в античности пластическим. Пластический космос
рассматривался в ранней греческой классике с разных сторон, поскольку
человеческое сознание никогда не может охватить свой предмет сразу;
требуется более или менее длительный исторический процесс, который дает
возможность рассмотреть этот предмет с разных сторон. Какие же стороны
пластического космоса ранняя греческая классика выдвигала на первый план?
Красота и искусство, как и всякая выразительность вообще, являются прежде
всего чем-то внешним и материальным. Это внешнее и материальное было для
греков настолько постоянным, бесконечным, всепронизывающим и всесозидающим,
что тут мало говорить только о материи. Материя не мыслилась здесь в
каком-то чистом и абстрактном виде. Для грека она всегда была пластична. Вот
об этой пластической материи и рассуждал целый ряд мыслителей, понимая
последнюю по-разному и находя в ней постоянное становление вещей, т.е. их
круговорот, их вечное возникновение и уничтожение. Эта становящаяся пластика
вещей становится предметом рассмотрения, начиная с очень абстрактного учения
о едином бытии у элейцев. Это рассмотрение имело длинную историю; в его
сферу было втянуто и учение об отдельных элементах (такова древняя ионийская
эстетика), учение о становлении цельных вещей (такова эстетика Гераклита),
учение об органически жизненном становлении (таков Эмпедокл) и, наконец,
учение о понятийном становлении материи (такова эстетика Диогена
Аполлонийского). Все эти разнообразные учения о становящейся пластике мы не
хотели бы называть ни просто становлением, ни просто пластикой. Так как
здесь на первом плане непрерывность и всеохватность, всепронизывающий
характер чувственной материи, то мы употребляем термин, который как раз и
обозначает непрерывность этой материи, содержащей в себе мощность всех
действительных величин, то из нее возникающих, то в нее уходящих и в ней
растворяющихся. Этот термин - "континуум", который, конечно, не может
применяться здесь в точном математическом значении слова, но все же по
существу обозначает неистощимую мощность всех действительных чисел и
величин, на которое только способна пластическая материя.
Далее, всякое выражение есть не только чисто внешнее, но одновременно
нечто внутреннее. Это внутреннее, по закону греческой классики, должно быть
только оформителем внешнего, не привносящим в него ничего нового, а лишь
утверждая определенную упорядоченность, или структуру. Числовая структура и
была для греков как раз тем внутренним, которое вносило порядок во внешнее.
Учение о конечных числовых структурах мы находим в древнем пифагорействе.
Учение же о бесконечных числовых структурах дал Анаксагор.
Естественно ожидать и совокупного рассмотрения и континуальной и
структурной сторон космоса в классической эстетике. Этот синтез мы находим у
греческих атомистов, которые пользуются как самими структурами вещей, так и
их вечным движением, чтобы из обеих этих сторон бытия конструировать
пластический космос. Художественная, или геометрическая, структура дана
здесь в единстве с континуумом, а континуум берется здесь в единстве со
структурой. Структура здесь сохранена во всех своих правах и даже объявлена
неразрушимой, или неделимой; но ей свойственно вечное, от нее неотъемлемое и
непрерывное движение. Континуум здесь оставлен во всей своей абсолютной
силе, но он оформлен структурно, т.е. он превращен в пустоту, которая
оформлена вечно движущимися в ней геометрическими структурами - атомами. В
древности вообще не раз возводили атомизм как к пифагорейству, так и к
ионийской натурфилософии.
Основная тематика раннеклассического периода греческой эстетики может
быть, таким образом, представлена в виде восьми глав, из которых первые две
относятся к учению о структуре, дальнейшие пять - к учению о континууме и
последняя раскрывает тот окончательный синтез, на который только была
способна вся эта космологическая эстетика.
I. ЭСТЕТИКА КОНЕЧНЫХ ЧИСЛОВЫХ СТРУКТУР, ДРЕВНЕЕ ПИФАГОРЕЙСТВО
С пифагорейством и самой личностью Пифагора связано множество легенд и
чудесных историй, которые дошли до нас в позднейшей неопифагорейской и
неоплатонической литературе.
Буржуазные ученые употребили много усилий, чтобы удалить из этих
рассказов все чудесное и чрезмерное и представить личность Пифагора в виде
глуповатого и добродушного толстовца, болтавшего суеверный вздор. Результаты
этой "научной критики" и их оценку можно изложить только в общем курсе
античной философии. Здесь же мы ограничимся лишь указанием на то, что не
следует приписывать все пифагорейское учение самому же Пифагору. Ряд
концепций, несомненно, связан с Платоном и с его Академией, так что
окончательное формирование того, что носит название "древнего
пифагорейства", надо относить ко времени не ранее первой академии (т.е.
деятельности платоновских учеников Спевсиппа и Ксенократа во второй половине
IV в.), другими словами, не ранее середины IV в.
Близко к истине предположение многих исследователей, что первоначально
пифагорейство носило практически-мистический характер и что только
впоследствии оно получило свое теоретическое, математическое и музыкальное
обоснование. Однако уже с самого начала эта мистика должна была иметь
внутреннее отношение к числовой гармонии, провозвестниками которой
пифагорейцы были всегда.
Точно так же естественнее всего предположить, что, вырастая на основе
общегреческого стихийного материализма пифагорейцы вначале совсем не
отличали чисел от тел (числом, например, называется небо в целом - 58 В 5;
числа и тела считаются тождественными - 58 В 10). С другой стороны,
несомненно, уже древние пифагорейцы на известной стадии своего развития
стали противополагать числа и вещи, наподобие платоновского противоположения
идей и вещей (об этом см. 58 В 12, где, например, говорится о подражании
сущего числам).
Своим учением о числе пифагорейцы охватили все бытие. Пифагорейство - это
учение 1) о числах самих по себе, или о богах как числах; 2) о космосе как
числе; 3) о вещах как числах; 4) о душах как числах и 5) об искусстве как
числе. Здесь нет необходимости рассматривать все это в целом. Нас будет
интересовать лишь учение о природе самого числа, о числовой структуре
космоса как главного произведения искусства и о числе в применении к
искусству и к его воздействию на человека40. 1. Основное учение о числовой
структуре
Социально-исторические факторы, вызвавшие к жизни пифагорейское учение о
числе, были рассмотрены выше. Они сводятся к тому, что развал
общинно-родовой формации приводил к развалу также и натуральное хозяйство,
где главную роль играла потребительная стоимость. Возрастает роль меновой
стоимости, а вместе с тем и в сфере сознания на первый план выдвигаются
количественные соотношения, заменившие древнюю мифологию с ее слишком
целостным и картинным изображением природы и общества. Здесь мы отвлечемся
от этих базисных установок и особое внимание обратим на то, что уже гораздо
ближе к непосредственному содержанию пифагорейской эстетики, - на
культурно-стилевую природу пифагорейского числа.
1. Необходимость учета специфики
При первом знакомстве с источниками пифагорейская эстетика представляется
собранием смешных анекдотов, детских глупостей и ничем не обоснованных
претензий. Уже у Аристотеля не было желания вникать во внутреннюю логику
пифагорейства и он изобразил его как собрание смешных курьезов. Однако такой
антиисторический подход не может быть у современного исследователя, который,
конечно, настолько далек от древнего пифагорейства, что даже не испытывает
потребности его критиковать, но который тем не менее все же должен
изобразить последнее со всеми объективно-историческими причинами, делающими
его существование понятным.
Почему, в самом деле, душа есть число, а число - это душа, как утверждает
например Гиппас (фрг. 11)? Характерно, что данное утверждение нисколько не
мешает этому пифагорейцу отождествлять душу и с огнем (фрг. 8 - 9). Почему
все тела также суть числа и все числа телесны, видимы, осязаемы, фигурны,
пластичны? Почему не только человек, но и вся природа, весь мир есть число
или совокупность чисел? Почему красота имеется только там, где осуществилась
числовая гармония? И почему, наконец, само искусство тоже есть не что иное,
как число и структура?
Несомненно, у пифагорейцев были какие-то основания для того, чтобы
придавать числу такое универсальное значение.
2. Культ Диониса и числовая мифология
Чтобы раскрыть внутреннюю логику пифагорейской числовой эстетики,
необходимо обратиться к культу Диониса, который сыграл огромную роль в
формировании всей греческой классики. Большую работу по исследованию этого
культа проделал Ф.Ф.Зелинский, хотя он плохо разбирался в
социально-исторических корнях этого явления41. Зелинский указывает на три
главных результата дионисизма42:
1) реформу Мелампа, которая ограничила дионисийский оргиазм, опасный для
общественной нравственности, пределами времени и места и ввела в календарь
периодические празднества в честь Диониса (откуда потом и произошла
трагедия); 2) реформу Орфея, превратившего дионисизм в
религиозно-философское учение, в котором можно различать космогоническую
часть (повествование о растерзании титанами отрока Загрея и о появлении
человека из золы сраженных Зевсом титанов), этическую (освобождение
"дионисического" момента в человеке из-под власти "титанического" -
"орфическая жизнь") и эсхатологическую (учение о превращении и
перевоплощении душ); 3) реформу Пифагора, который объединил в Кротоне и во
всей греческой Италии орфические секты в религиозно-политический орден и дал
возникшему на почве религии Диониса учению о душе философско-математическое
обоснование.
В первоначальном виде пифагорейский союз просуществовал недолго, так как
его узко аристократический характер встретил отпор со стороны созревшей
демократии. К концу VI в. этот союз подвергся кровавой расправе и
переместился в Тарент43.
Дионис - это божество производительных сил природы, нашедших отражение в
человеческой психике в том же буйном и творческом виде, в каком они
существуют и сами по себе, независимо от человека. Культ Диониса - это
оргиазм, экзальтация и буйный исступленный восторг. Трактуемая в свете этого
культа, природа получает характер бесконечной мощи, творческого изобилия и
вечно рождающей полноты жизни. Всякое конкретное явление и всякое наличное
качество при таком эстетическом отношении к природе уже отступают на второй
план в сравнении с ее бесконечными потенциями, в сравнении с ее буйным и
творческим рождением и ростом жизни.
Но качество, которое отступило назад, по сравнению с порождающей мощью
всяких расчленений, есть уже не качество, а количество. Свои числа
пифагорейцы и понимали как творческую мощь бытия и жизни, идущую от
нерасчлененных и хаотических потенций к расчлененному, завершенному и
гармонически цельному организму. Число поэтому у пифагорейцев трактуется и
как оформленное, материалистически организованное тело, и как душа, которая
является у них организующим принципом тела, и как та смысловая заданность,
которая лежит в основе самой души, и в основе свойственных этой душе идей.
Поэтому не следует удивляться тому, что числовая структура явилась для
пифагорейцев основной эстетической данностью.
3. Понятие о числовой гармонии
В законченной форме учение о числовой гармонии мы находим только в
платоновском диалоге "Тимей" - этом замечательном памятнике античной
космической эстетики. Платон использовал здесь все пифагорейские учения. По
сообщению Диогена Лаэрция, он специально покупал книги Филолая для
использования их в своем "Тимее" (44 А 1).
Филолай исходит из антитезы предела и беспредельного. Стобей цитирует
Филолая (44 В 2): "Все существующее должно быть пределом или беспредельным
или тем и другим вместе. Но быть пределом или только беспредельным оно не
может. Вследствие того, что, как оказывается, оно не состоит ни
исключительно из одного предела, ни исключительно из одного беспредельного,
совершенно ясно, что мировой строй и [все], что в нем, образовалось из
соединения предела и беспредельного и наглядным примером этого может служить
то, что наблюдается в действительности на полях: а именно, одни части их,
состоящие из самых границ [т.е. межи], ограничивают [участки], другие же
части, состоящие из границ и [лежащих за последними] неограниченных
[участков], ограничивают и не ограничивают, те же, которые состоят [только]
из неограниченного [пространства], будут являться неограниченными".
а)
Это исконное пифагорейское учение о возникновении числа из беспредельного
и предельного даже у Платона нельзя понимать только абстрактно-логически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102