У
Солона (III 16, IХ, ХХIV 3) время приобретает характер закономерности,
необходимости, отсутствия случайности и является моральным фактором. Но
начало классического восприятия времени Г.Френкель правильно видит только у
Пиндара, у которого зависимость человека от потока времени совмещается с
круговращением человеческой судьбы как бы в виде единого целого (Pyth. Х
54). Время у Пиндара выступает как активная сила и даже "отец всех вещей"
(Ol. II 17). Оно укрепляет правду (Ol. Х 55), дает свободу справедливым
людям (frg. 159), ниспровергает насильников (Pyth. VIII 15). Время всегда
идет вперед (ср. Ol. Х 85, Pyht. Х1 32, frg. 227). О "всесовершающем
времени" хорошо говорит и Эсхил (Cho. 965), у которого в "Орестии" мы
находим понятие времени в настоящем смысле этого слова. Если у Пиндара стоял
вопрос только об объективном воздействии времени на человека, у Эсхила
говорится о человеческом переживании "временного потока" (Agam. 894).
б)
Из всех эстетических категорий, свойственных гомеровскому отношению к
действительности, специальному и притом исчерпывающему анализу подверглась
категория числа. Г.Жермен в своей книге "Гомер и мистика чисел" (G.Germain.
Homere et la mystique des nombres, Paris, 1954) изучил все тексты Гомера с
употреблением того или другого числа, дал свободную таблицу всех этих
текстов и обзор значений каждого числа. Из исследования Г.Жермена следует,
что числа у Гомера употребляются отнюдь не случайно, что у него имеются
"любимые" числа и что числа эти большею частью соответствуют той или иной
области изображаемой действительности. Несомненно, это восходит еще к
первобытной мистике чисел. Но, судя по работе Жермена, числа эти уже
потеряли для Гомера свою мистическую значимость и превратились скорее в
эпический стандарт. Тут, однако, необходимо высоко оценить попытку Жермена
не превращать эпический стандарт во что-то сухое и пустое, во что-то
механическое. Хотя эпическая стандартность свойственна более или менее
каждому числу, тем не менее выбор самих чисел удивляет у Гомера своей
свободой. Скорее мы бы говорили здесь не столько об эпическом стандарте,
сколько об определенной числовой эстетике, что подчеркивается и самим
Г.Жерменом. Приведем некоторые примеры.
Число 3 встречается в обеих поэмах чаще всего (в Ил. 67 раз, в Од. 56,
итого 123 раза). Оно употребляется каждый раз для выражения попытки
какого-либо героя, осуществить или не осуществить которую окончательно можно
лишь на четвертый раз: Диомед трижды пытается достичь Энея, пока в четвертый
раз его не отбрасывает Аполлон (Ил. V 436 - 438); Посейдон в три прыжка с
высот Самофракии достигает своей цели (Ил. ХIII 20); Ахилл трижды преследует
Гектора, а на четвертый Зевс уже взвешивает их жребий (Ил. ХХII 165, 208).
Число 9 указывает на продолжительность во времени, которая часто завершается
десятым днем или годом. Решительные события под Троей происходили на 10 год
после девятилетней осады. Гектора оплакивали 9 дней перед погребением на 10
день (Ил. ХХIV 784), стрелы Аполлона летели на ахейское войско 9 дней (Ил. I
53). Числа 12, 7 (исключительно в "Одиссее"), 3, 20 (понимаемое как 10 +
10), 18 (9 Х 2), 27 (9 Х 3) тоже выражают продолжительность во времени. Это
разнообразие числовых выражений в основном представлено в "Одиссее". Одиссей
живет на острове нимфы Калипсо 7 лет (Од. VII 259), с острова Эола до
Лестригонов корабли Одиссея плывут 6 дней и достигают Лестригонов на 7-ой;
между Троей и Фтией 3 дня пути (Ил. IХ 363); Эвмей 3 дня и 3 ночи укрывает у
себя Одиссея, не узнавая его (Од. ХVII 515); Одиссей в 18 дней (9 Х 2)
добирается от Калипсо до феаков, а Менелай остается на острове Фаросе 20 (10
+ 10) дней (Од. IV 360).
Числа 9, 6 и 5 указывают обычно также на совершенство возраста лучших
лошадей или быков, готовых для жертвоприношения. Число 9 также употребляется
для обозначения скопления людей или вообще живых существ. Патрокл атакует
тремя приступами три группы троянцев по 9 человек в каждой (Ил. ХVI 785);
все подданные Нестора распределяются на 9 рядов, которые получают по 9 быков
для жертвы (Од. III 7 сл.). 12 охватывает не только убитых врагов, но и
жертвенных животных и предметы. Здесь можно отметить города, взятые
Ахиллесом (Ил. ХI 228), амфоры (Од. II 353, IХ 204), топоры Пенелопы (Од.
ХIХ 574), одеяния (Ил. ХХIV 229). Детей в семье бывает обычно 12, 6 и 3, все
числа более или менее реальные. У Ниобы 6 сыновей и 6 дочерей (Ил. ХХIV
603), столько же их у Эола (Од. Х 5); у Нестора 6 сыновей (Од. III 413), у
Алкиноя 6 детей (Од. VI 62). Однако исключением является Приам с его 50
сыновьями и 12 дочерьми (Ил. ХI 692). Видимо, здесь мы имеем какие-то
отзвуки восточной семьи, основанной на полигамии. Во всяком случае, от одной
матери происходит 19 сыновей Приама (Ил. ХI 678).
Число 50 вообще указывает на умеренность в изобилии, поэтому среднее
количество отряда воинов или экипажа корабля бывает в 50 человек (Ил. IV
391), даже стада быков и те бывают по 50 голов (Од. ХII 130). Число 100
выражает нечто значительное и огромное, но доступное человеческому
воображению: эгида Афины имеет 100 бахром, каждая ценою в 100 быков; в
египетских Фивах 100 ворот, гекатомба обычно включает 100 жертвенных
животных. Зато 1000, 3000, 10000 употребляются только для чего-то
непостижимого человеческому познанию. Арес и Посейдон кричат так, как 9 или
10 тысяч воинов (Ил. V 859, ХIV 148); Эрихтоний имел 3 тысячи кобылиц, но он
был самый богатый человек на земле (Ил. ХХ 219 - 222).
Если подвести итог этим интересным наблюдениям Г.Жермена, то можно
высказать следующие три положения. Во-первых, Гомер употребляет числа не как
попало, а строго закономерно, всегда связывая их так или иначе с
определенными областями действительности. Во-вторых - и это Г.Жермен особо
подчеркивает - числа, употребляемые Гомером, имеют эстетическое значение и
даже специально значение принципов симметрии. Действительность, оформленная
при помощи таких чисел, становится эстетически закономерной, устойчивой и
устроенной раз навсегда как художественное целое. В-третьих, уже у Гомера
число является одной из основных эстетических категорий и еще задолго до
пифагорейцев трактуется как принцип эстетической структуры и художественного
оформления всего существующего.
в)
Из других эстетических категорий у Гомера, относящихся к природе и
космосу и получивших разработку в современной литературе о Гомере, можно
привести категорию величины, или размерности, объемности. Немецкий археолог
Г.Шраде в своей работе о богах и людях у Гомера (H.Schrade. Gotter und
Menschen Homers, Stuttgart, 1952) попытался дать очерк гомеровской эстетики,
опираясь на изображение величин и размеров в гомеровских поэмах. Этот
исследователь правильно фиксирует наше внимание на огромных размерах богов,
людей и вещей у Гомера31. Эстетический смысл этих больших величин,
безусловно, подтверждается исследованиями соответствующей терминологии.
Однако едва ли это является последним словом эпической эстетики у греков.
Уже в картинах природы, приведенных выше, а также и в изображении различных
предметов искусства видна огромная склонность Гомера также и к малым
размерам, к миниатюре, к детальной обработке металла и других веществ.
Поэтому едва ли можно здесь останавливать внимание только на эстетике
больших размеров. Дело здесь скорее не в больших и не в малых размерах самих
по себе, а скорее в приспособленности этих размеров к сущности тех
предметов, о величинах которых трактуется у Гомера. Симметрия и гармония
этих предметов в зависимости от их существа - вот чем богата эстетика
размеров и величин у Гомера и вот почему концепция Г.Шраде требует
существенного дополнения.
г)
Кое-что писалось и об изображении у Гомера света и света. Очень хороший
анализ зрительных ощущений у Гомера дал еще Г.Финслер (G.Finsler. Homer, I,
Lpz. - Berl. 1913, стр. 73 - 77. Терминологическое исследование гомеровской
эстетики света и тьмы см. также в указанной выше работе автора о Гомере,
стр. 77 - 83). В последнее время эти исследования удачно дополнены тоже
терминологическим исследованием теневых восприятий в книге М.Трой (M.Treu.
Von Homer zur Lyrik, Munchen 1955, 115 - 122). В результате всех этих
исследований получается, что Гомер очень любит яркий свет и солнечное
освещение, что свет для него является символом жизни и что у него почти не
представлено ощущение тени и оттенков. Можно сказать, что световые ощущения
у Гомера как бы лишены перспективы и обходятся без трехмерного пространства.
Это вполне согласуется с законом хронологической несовместимости
Ф.Ф.Зелинского и с интенсивными моментами гомеровского геометрического
стиля32. Однако плоскостный характер восприятия у Гомера прогрессирует к
трехмерному, свидетельствуя, что перед нами здесь - разные периоды
мировоззрения и, в частности, чувственного восприятия. От неподвижной и
лишенной всякого рельефа освещенности физического мира Гомер, несомненно,
переходит к зарождению рельефных, перспективных ее изображений.
Наконец, следует отметить учение о вечном возвращении, так как оно
остается незыблемым почти в течение всей античности. Учение это относится не
только к природе и космосу, но и к обществу и к каждому отдельному человеку.
Эстетические категории, относящиеся у Гомера к природе и космосу, весьма
оригинальны. Пространство здесь не отделимо от вещей. Оно всюду
неоднородное, огромное, но конечное и структурно-организованное. Времени
Гомер почти не знает. Но это касается времени в целом, так как отдельные его
моменты наполнены большим и никогда не прекращающимся движением. Это -
неподвижно-подвижное время - пространство предстает в виде универсальной
числовой организации, оно освещено немерцающим светом, хотя и содержит
множество областей тьмы и поражает пестротой своих красок и, наконец, вечно
погибает для того, чтобы вечно возрождаться. 2. Общество
Здесь будет рассмотрено гомеровское общество и его трудовая деятельность,
прежде всего с эстетической художественной стороны. Трудовая деятельность
изображена у Гомера в самом разнообразном виде и изучение этого предмета -
задача специального исследования. Здесь придется ограничиться лишь
конспективным обзором.
1. Охота
Наиболее древним видом трудовой деятельности, направленной на добывание
средств к жизни, является охота, и когда (Од. IХ 154 - 162) Одиссей со
своими товарищами охотится за дикими козами, чтобы не погибнуть от голода,
или когда (Х 158 - 165) он ради тех же целей убивает оленя, - это примеры
такого чисто производственного понимания охоты. Однако Гомер уже понимает
охоту и в более высоком смысле слова. Автолик охотился на дикого кабана
вместе со своими сыновьями и внуком на Парнасе (Од. ХIХ 428 - 458) едва ли
из-за голода, а вернее, лишь ради эстетического удовольствия. Точно так же
пространное описание охоты на Калидонского вепря (Ил. IХ 543 - 549)
изображает не просто избавление калидонцев от грозного зверя, а вообще
характерную для героического века успешную борьбу человека со стихийными
силами природы. Охота здесь, следовательно, трактуется весьма обобщенно, в
виде красивой и своего рода художественной деятельности. Таким же обобщением
следует считать и богиню Артемиду, которая уже достаточно втянута в
цивилизованный круг олимпийских божеств и занимается охотой больше для
собственного удовольствия, чем из-за нужды. Особенно ярко дан прекрасный
образ Артемиды, как веселой, красивой и вечно бодрой охотницы за зверями в
известном сравнении с нею Навсикаи (Од. VI 102 - 109). Здесь можно воочию
убедиться, насколько далек этот гомеровский, уже вполне пластический и
художественный образ от древнего и дикого образа покровительницы охоты.
2. Земледелие
Эта трудовая деятельность с особенной любовью представлена у Гомера. Она
безусловно трактуется здесь как благородное занятие, которым руководят иной
раз даже и сами цари, как мы это видим, например, из картины полевых работ
на щите Ахилла (Ил. ХVIII 556 сл.). У Гомера можно найти указания на все
этапы полевых работ, а иной раз даже и их изображение.
Несомненно, что землю в гомеровские времена уже унаваживали пометом
рогатого скота и мулов. Собака Аргус (Од. ХVII 296 - 299) лежит, например,
на навозе, который предназначен для вывоза в поле. Землю очень старательно
орошали, прокапывая для этого канавы, что видно из одного сравнения в Ил.
(ХХI 256 - 262). Для охраны посевов употреблялись не только заборы (VII 113)
или частоколы (ХIV 10 - 12), но даже и плотины (Ил. V 87 - 92). Пахали при
помощи деревянного плуга, или сохи, в которые запрягали волов или мулов.
Жали при помощи серпов. У Гомера мелькают упоминания о молотьбе, веянии,
помоле. Упоминается 50 невольниц Алкиноя, моловших "золотое зерно" при
помощи ручных мельниц (Од. VII 103 сл.); 12 невольниц в доме Одиссея тоже
мелют зерно (ХХ 106 сл.). Читаем о пшенице, ячмене, полбе. Различается и
пшеничная и ячменная мука.
Интересную картину полевых работ находим мы на щите Ахилла (Ил. ХVIII 541
- 549), где изображено, по-видимому, очень богатое владение: землю
вспахивают три раза при помощи парных плугов, а на каждом повороте плуга
пахари получают вино. Но дальше на том же щите рисуется еще более богатый
участок, уже принадлежащий царю (550 - 560), говорится о жатве, вязанье
снопов, о помощи мальчиков, подбирающих колосья, о приготовлении пищи для
работников из мяса зарезанного тут же для жертвоприношения быка и хлеба, для
которого тут же замешивают тесто.
Сады и огороды у Гомера тоже в большом почете. Этой работой не брезгуют
даже цари, как это видно из подробного и весьма интересного изображения
работы Лаэрта, отца Одиссея, на своем участке (Од.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102