Потому-то в ней и нет разделения на сущность и явление.
Она - абсолютное тождество одного и другого.
Однако формулируемый здесь принцип абсолютного тождества сущности и
явления есть только первый пункт в нашем понимании образа Афины Паллады,
облекающей своих героев красотой, как некоторого рода косметическим
средством. Попробуем теперь формулировать все основное, с чем сравнивается
отвлеченно-философская мысль в таком мифическом образе. Он не есть просто
какая-то отвлеченная значимость. Он еще и пластичен, и мифичен, и внеличен
(так как этого требует эпический стиль) и несет на себе вообще все
особенности греческой мифологии. Западноевропейская философия
противопоставляет внутреннее и внешнее. Гомеровское представление о красоте
вполне исключает эту антитезу: то, что мы внешне видим в этом мире красоты,
то и есть ее внутреннее; и видим мы внешне не что иное, как ее внутреннюю,
сокровенную жизнь. Собственно в этом и для нас нет ничего необычного. Как бы
мещанская мораль ни предписывала нам "не судить по наружности", мы,
собственно говоря, только и делаем, что судим по наружности; да я и не знаю,
как можно было бы поступать иначе. Всякий портрет, и живой и искусственный,
конечно, всегда говорит сам за себя. И в гомеровском представлении красота,
вне всякого сомнения, в этом смысле физиономична. Тут нет антитезы сознания
и бытия. Те струящиеся лучи и потоки красоты, которыми облекает Афина
Паллада своих героев, есть конечно, бытие, ибо они, прежде всего, есть,
существуют. Но в том-то и заключается вся их суть, что они есть в то же
самое время живое сознание, некая трепещущая душа, изнутри видимое тело
сущности, некая одухотворенная материя; видеть их физически - это значит
переживать их изнутри, как будто бы они были нашим собственным
интимно-личным сознанием. С точки же зрения эстетики подобное понятие
красоты у Гомера есть понятие эпическое. А эпическое оно потому, что
является тем общим, которое вкладывается во все индивидуальное как бы
сверху. Но так как красоту эту вкладывают в героев боги, а греческие боги
есть не что иное, как обожествление, т.е. предельное обобщение все тех же
материальных стихий, то красота эта, будучи божественной, в то же самое
время совершенно материальна; совершенно телесна и физична.
Не поняв этого стихийного материализма гомеровской эстетики, невозможно
понять и все прочие ее свойства: ее возвышенный, но в то же время наивный, а
порою даже юмористический характер, ее антипсихологизм и пластику, ее
традиционность и стандартность, ее надчеловечность и в то же время полную
телесность.
И заметим, гомеровская красота, т.е. гомеровский принцип красоты, не есть
субъективная идея, не объективный идеализм, а такая материя, которая
одухотворена откуда-то извне, со стороны некого другого, более высокого
принципа. Красота здесь просто самая обыкновенная материальная стихия, но не
просто стихия, а еще и очень тонкая и светоносная, наподобие лучей солнца.
Трудно сказать, какой западноевропейский ярлык можно было бы приклеить к
такой эстетике. Ясно, что это и не субъективизм, и не объективизм, и не
аллегоризм (потому что гомеровская красота указывает не на что-либо другое,
существенно от нее отличное, а только на самое же себя), и не идеализм
(потому что здесь совершенно нет никакого примата сознания над бытием). Эту
эстетику можно называть как угодно, но нельзя забывать образа льющейся,
текучей и лучистой сущности, его надо ставить в центре всей гомеровской
эстетики.
7. Социально-историческая основа гомеровского представления о красоте
Красота у Гомера есть материально текучая сущность. Содержится ли тут
какая-либо мифология? Несомненно, мифология здесь содержится, потому что эта
текучая сущность красоты обрисована у Гомера как нечто живое и одушевленное
и притом как орудие действия самих богов.
Но можно ли свести к мифологии подобного рода воззрения? Нет, нельзя.
Ведь красота здесь достигла такой степени абстракции, что она уже далека от
всякого антропоморфизма, от всякой персонификации и представляет собою некое
материальное вещество (даже нечто вроде какой-то помады). Этот момент
очевидным образом сближает гомеровское представление о красоте с
досократовской натурфилософией, которая уже принципиально боролась с
антропоморфизмом и вместо богов и демонов выдвигала материальные стихии.
Когда досократовские натурфилософы говорят о своих элементах (земля, вода,
воздух, огонь, эфир), они тоже по большей части не отличают категории
сущности и явления, и каждый такой элемент тоже есть для них более или менее
текучая сущность. Очевидно, гомеровские поэмы в своих поздних частях уже
находятся под влиянием этой ранней греческой натурфилософии. Так, у
Эмпедокла (В 98) эфир приравнивается воздуху и (В 71) вместе с прочими
элементами участвует в образовании цветов и вообще форм вещей; у Филолая же
(В 12) он облекает космос, состоящий из элементов. В такого рода
натурфилософских текстах (сюда можно было бы прибавить многое, например, из
Парменида - В 10, 11, Эмпедокла - А 49, В 9) "эфир" мало чем отличается от
гомеровской красоты.
Однако ранняя греческая натурфилософия, будучи продуктом развитого
абстрактного мышления и антимифологизма, стала возможной лишь в период
восходящего рабовладения, когда развязывается частная инициатива (в
сравнении с родовым строем) и когда индивидуальное мышление получает свою
самостоятельность и остроту. Рабовладение, взятое само по себе, конечно, тут
не при чем. Однако для своего утверждения и развития оно вызвало к жизни
конструктивно техническую мысль и стремление организационно переделать
действительность вместо ее мифологического созерцания. А для этого и
пришлось говорить о материальных стихиях, пусть живых, но уже не
антропоморфных, состоящим и организованным из которых стал теперь мыслиться
космос. Поэтому, если гомеровские поэмы завершают свое развитие в период
перехода от первобытнообщинной формации к рабовладельческой, то изображенное
у нас выше гомеровское представление о красоте относится к тем
представлениям Гомера, которые дальше всего зашли в своем интеллектуальном
развитии и начинали опираться уже на передовое и растущее в те времена
классовое общество.
Эстетика Гомера уже характеризовалась автором в других трудах, повторять
которые здесь было бы бессмысленно, но принимать во внимание их необходимо,
так как иначе предлагаемый в настоящей книге очерк эстетики Гомера был бы
неполным. Эстетике Гомера посвящен очерк в работе "Эстетическая терминология
ранней греческой литературы (Эпос и лирика)" в "Ученых записках МГПИ им.
В.И.Ленина", 1954, т. 83, стр. 139 - 183. Здесь выдвинуто 12 основных
тезисов, рисующих эстетику Гомера как в ее наиболее общих чертах, так и
включая те эстетические модификации, которых в данной работе мы не касаемся.
Читатель может найти там характеристику объективного существования красоты у
Гомера, ее материальности, слияния в ней родового и индивидуального, ее
чудесности, сказочности и фантастичности, ее художественной мифологичности,
тождественной с утилитарно-производственным применением, совмещение в ней
элементов древнего строгого эпоса и новейшего пестрого. Автор также
надеется, что читатель учтет эстетические выводы, сделанные в книге "Гомер"
(М., 1960). Кроме общего учения о культурно-исторических напластованиях, там
рассмотрены эстетические модификации художественных жанров, получивших свое
полное развитие только в позднейшей античной литературе. Там же
рассматриваются такие важные категории, как трагическое, комическое,
ироническое и т.д. 4. Исторические и библиографические дополнения к Гомеру
Эстетику Гомера невозможно рассматривать, не учитывая той огромной
исторической, археологической и филологической работы, которая в настоящее
время проводится в мировой науке. Это тем более важно, что исторические
процессы, нашедшие отражение в эстетике Гомера, как раз в настоящее время
выдвигаются на первый план и выдвигаются настолько интенсивно, что
изображение Гомера в виде неподвижного целого в настоящее время является
чем-то безусловно устаревшим и недопустимым. В советском литературоведении
имеются работы, более или менее отражающие современное гомероведение; и их,
прежде всего, надо иметь в виду тем, кто хотел бы понять эстетику Гомера в
плане исторического развития. Это - Н.Л.Сахарный. Илиада. Разыскания в
области смысла и стиля гомеровской поэмы. Архангельск, 1957 (имеется
рецензия А.А.Тахо-Годи. "Вестник древней истории", 1959, ? 3, стр. 176 -
181). Далее - Б.В.Казанский. Нынешнее состояние гомеровского вопроса
(Классическая филология. Сборн. докладов конференции в мае 1956 г., стр. 3 -
23). Работа эта содержит много новых сведений вместе с критикой некоторых
зарубежных трудов последних десятилетий. Весьма основательно анализируется
известный труд У.Виламовица-Меллендорфа "Илиада и Гомер" (1916, 1920).
Крупнейший представитель классической филологии Виламовиц, очень сложный в
своих воззрениях на Гомера, тем не менее в указанной книге стоит на резко
аналитической позиции, комбинируя "Пра-Илиаду" из отдельных песен и
приписывая самому Гомеру только I п. (о ссоре царей) и ХIV п. (о свидании
Зевса и Геры). Эта "Пра-Илиада", по Виламовицу, еще расширялась несколько
раз, так что здесь работали, по крайней мере, пять поэтов. Б.В.Казанский
весьма удачно критикует такой механистический подход к "Илиаде", не
свойственный даже самому Виламовицу в его других работах. Трудно
представить, что разные авторы объединяли в одно целое не имеющие
самостоятельного значения и якобы бывшие вне "Илиады" такие эпизоды, как
"Описание щита Ахилла", "Посещение Нестором Патрокла" и "Встреча Диомеда с
Главком" или "Поединок Гектора с Аяксом" (стр. 6 - 15). Б.В.Казанский высоко
оценивает построение N.Pestalozzi. Die Achilleis als Quelle der Ilias, 1945,
где этот исследователь удачно рассматривает "Эфиопиду" как предмет
подражания в "Илиаде", давшей гораздо более драматическую и поэтическую
переработку старого мифа о гибели Ахилла (стр. 18 - 21). В работе
M.Riemschneider. Homer. Entwicklung und Stil, 1952, Б.В.Казанский находит
удачное совмещение аналитического и синтетического подхода к Гомеру,
поскольку эта исследовательница приписывает различные изменения в "Илиаде",
самому же Гомеру, работавшему над поэмой в течение всей своей жизни (стр. 21
сл.). Работу Б.В.Казанского всякий любитель и знаток Гомера прочтет с
большим удовлетворением уже по одному тому, что Б.В.Казанский прекрасно
понимает переход в нынешней науке от раздробления Гомера к Гомеру единому и
цельному. Необходимо указать также на книгу А.Ф.Лосева "Гомер", М., 1960,
где последовательно проводится теория исторических напластований у Гомера в
свете последних исследований с изложением и критикой работ по Гомеру за
последние четверть века, а также и некоторых ценных работ более раннего
времени. Читатель может найти главнейшую библиографию по Гомеру в этой книге
на стр. 13 - 19, стр. 43 - 46; стр. 101 - 107, 128 - 145, 158 - 161; 171 -
174, 175 - 180; 190; 192 - 195; 199; 204 сл.; 215 - 233; 257 - 261.
Непосредственное отношение к эстетике имеют в этой книге части II
("Художественное мастерство Гомера"), III ("Художественная
действительность"), а особенно исторический анализ гомеровской мифологии
(стр. 270 - 342) с библиографией (328 стр.). Точно так же к эстетике Гомера
относится работа А.Ф.Лосева "Эстетическая терминология ранней греческой
литературы (эпос и лирика)", напечатанная в "Ученых записках Московского
государственного педагогического института им. Ленина", т. 83, М., 1954,
стр. 37 - 183. Из старых работ некоторые небольшие материалы по эстетической
терминологии Гомера содержатся в книге Jul. Walter. Die Geschichte der
Asthetik im Altertum, L.,1893, S. 12 - 23. Литература по Гомеру самых
последних лет будет указана ниже.
1. Гомер и археология
Изучать эстетику Гомера невозможно без привлечения археологических
данных, реализующих эстетику Гомера, так сказать, материально. К работам,
указанным на стр. 17 и 43 нашей книги "Гомер", необходимо добавить
следующие. Биография знаменитого Г.Шлимана (1822 - 1890), впервые
произведшего раскопки в Трое, имеется в книгах - М.Мейерович. Шлиман. М.,
1938 (на стр. 230 - 232 содержится указание трудов Шлимана и большая
библиография о нем); Д.Н.Егоров. Генрих Шлиман. П., 1923. Продолжателем
Шлимана, вносившим коррективы в его археологические изыскания, был
В.Дерпфельд (1853 - 1940). Его главный труд - Troja und Ilion I - II,
Athen., 1902. Далее выступил крупнейший мировой археолог, открывший целую
крито-микенскую культуру, - А.Эванс (1851 - 1941). О нем - I.Evans. Time and
Chance. The Story of Evans and his forebearers. Lond., 1943 (кратко с этой
книгой можно познакомиться по рецензии К.М.Колобовой в "Вестнике древней
истории", 1947, № 4). Из общих трудов по археологии Трои, Микен и Крита
укажем следующие: В.П.Бузескул. Древнейшая цивилизация в Европе. Эгейская
или крито-микенская культура. Харьков, 1918; его же. Открытия ХIХ и начала
ХХ в. в области истории древнего мира, ч. II. Древнегреческий мир.
Петроград, 1924; А.А.Захаров. Эгейский мир в свете новейших исследований.
М., 1924; Б.Л.Богаевский. Крит и Микены (эгейская культура). М. - Л., 1924;
Т.М.Шепунова. В Академии наук СССР. Дискуссия об эгейской культуре. "Вестник
древней истории", 1940, ? 4. Ср. также работы С.Я.Лурье, упомянутые на стр.
88 нашего "Гомера", - "Язык и культура микенской Греции". М., 1957, и "К
вопросу о характере рабства в микенском рабовладельческом обществе", ВДИ,
1957, ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102