тумба с раковиной для ванной 90 см 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он лежал на койке, утонув в матрасе, какой-то странно плоский.Аня боялась мертвеца, но еще больше она боялась оставить с ним Андрюшу. И, дрожа от ужаса, она продолжала сидеть, не шла к врачу…Андрей не мог не знать, что Васи не стало: не хлюпало больше в Васином горле. Часы на Аниной руке тикали, но не заглушали ударов ее сердца.Андрей, конечно, все знал о Васе…Но его теперь ничто не интересовало. Его уже не было с Аней.Она наконец поняла это и решилась на самое последнее, жестокое средство… Она хотела хоть чем-нибудь воздействовать на Андрея, хоть на миг возбудить в нем интерес к действительности.— Ведь Вася умер…Андрей не отвечал, равнодушный, спокойный.Аня наклонилась к нему близко, словно не веря своим глазам, и повторила:— Ты слышишь? Васи нет… умер он… Неужели же ты…— Знаю, — только и сказал Андрей.Это произнес уже не Андрей. Это сказал кто-то другой, чужой, далекий. Аня не выдержала и в слезах выбежала из каюты. Она долго рыдала на груди у судового врача Елены Антоновны Барулиной.Васю унесли. Андрей безучастно наблюдал, как возились два знакомых ему матроса, как болталась у Васи худая татуированная рука, когда его неловко вытаскивали в коридор, чтобы там положить на носилки.Васину койку откинули к стене. В каюте стало просторно и пусто.Пересилив себя, Аня вернулась к Андрею и снова не узнала его. Она решила быть около него до конца.…Два дня Андрей молчал, ни разу не позвал Аню.Аня не понимала, откуда у нее берутся силы. Она боялась уснуть, пропустить малейшее Андрюшино движение.На третий день после смерти Васи, когда Аня дремала на своей табуретке, Андрей вдруг позвал ее:— Аня!Девушка подумала, что ей послышалось, но на всякий случаи нагнулась к больному:— Андрюша, милый, ты звал меня?Андрей помолчал, потом сказал:— Да нет… уже не надо.— Почему? Ну скажи, что ты хотел…Андрей молчал.— Что-нибудь важное?Умирающий кивнул.Аня стала на колени, наклонилась, ощущая виском худую щеку Андрея:— Говори.— Понимаешь, я теперь не о себе… не о нас… я о других думаю…Ане было больно это слышать, но, нежно припав к Андрею, она боялась шевельнуться. И, верно, что-то живительное было в ее женском прикосновении. Андрей заговорил более связно:— Особенно теперь жаль уходить, Аня. Я ведь такое придумал…— О чем ты? О нашей тайне? Ну скажи! Об Америке? О плавающей трубе? — с чисто женской находчивостью стала выпытывать Аня.— Разве ты уже знаешь? — как будто удивился он.— Ты же сам мне рассказал в Беринговом проливе. Говорил про холод между нами и Америкой.— Разве? — слабо прошептал Андрей, силясь что-то вспомнить.— Ты еще хотел, чтобы я попросила совета у папы! — вдохновенно продолжала Аня.— Да?— Ну конечно! Папа очень серьезно к этому отнесся. Сказал, что это будущее человечества и выход из современного тяжелого для всех тупика.Аня выдумывала, но чутьем, не рассудком, знала, что только так могла сейчас говорить тяжело больному Андрюше, только так могла вернуть ему интерес к жизни!— Ты слышишь, Андрюша, милый! — тормошила она его.И в Андрее произошла перемена, голос его окреп. Аня уже слышала его, не наклоняясь. Он говорил размеренно, словно рассуждая с самим собой:— У людей нет иного выхода. Только выбор между двумя путями: или общей гибелью всего живого или… наведение мостов. Кто это сказал или я сам придумал? «Чтобы пропасти пропасть — Мост накроет злобы пасть».— Это ты сам, сам придумал, Андрюша, — уверяла Аня, чувствуя, как у нее холодеют пальцы. Только умирающий юноша мог заговорить словами мудреца, даже поэта!И вдруг, словно от поднесенного факела, у Ани возникла ее собственная идея. Как в фокусе, собрались ее непрестанные мысли о спасении Андрея и зажглись ярким, новым светом.— Ты… ты… будешь жить! Ты сильный, — говорила она, сжимая его худые руки, — ты должен осуществить свой замысел!— Кто-нибудь другой… Ведь надо много продумать.— Нет! Не другой! Только ты! Ты можешь разработать все, ты будешь это делать! Сейчас же… вот здесь…— Ну что ты! В постели?— Ну конечно же!И снова Аня рыдала на груди у Елены Антоновны.— Девочка ты моя! — гладила ее русые волосы Барулина, милая, грузная женщина. — Ну как же я могу такое разрешить? Умирающему — и вдруг работать!…— Вы ничего не понимаете, Елена Антоновна… Простите, пожалуйста, что я так сказала. Нет, вы просто не видели, как он преобразился, все это мне снова рассказывая. Это его последняя искра. Ее нужно раздуть… Вот увидите, он будет работать, думать… у него появится снова желание жить.— Ты просто сумасшедшая, Аня. Тебе нужно отдохнуть. Я пожалуюсь Ивану Семеновичу.— А я ему уже говорила. Он сказал, что это бред…— Ну, вот видишь…— Нет, это он про Андрюшу сказал… то есть про его замысел. Нет, просто ему трудно представить все. Ведь он, как никто другой, знает, сколько времени нужно плыть между континентами… А тут — поезда пролетают расстояние между СССР и Америкой за полтора-два часа… Вы только подумайте, Елена Антоновна!— Но вот Иван Семенович — он ведь не только моряк, он и знающий инженер, — если он говорит…— Так и он говорит, что Андрюше нужна зацепка за жизнь… А тут такая идея! Разве ради нее не стоит вернуться в жизнь?Елена Антоновна улыбалась.— Психотерапия… — начала сдаваться она. — Ну что ж, пусть думает — ведь ему никто не запрещает думать.— Так ведь не только думать! Чертить надо…— Нет, девочка! Лечить прежде всего нужно тебя. Человек в гипсе лежит, повернуться не может…— Я все устрою… вы только позвольте… Его все время не было с нами… со мной… А когда он опять заговорил о своей идее, то был живой… Вы понимаете? Живой! И он оживет, если сделает проект. Я прилажу над его койкой чертежную доску. Вот так… — И Аня стала проводить в воздухе рукой какие-то линии.Елена Антоновна слушала уже без улыбки.Андрей с волнением ждал Аню. Он все время смотрел на дверь. И вдруг дверь открылась, и в ней показалась сияющая Аня с фанерным щитом для объявлений, который самочинно сняла в коридоре.Андрей ничего не сказал, только закрыл глаза и улыбнулся. Впервые улыбнулся за время болезни.У Ани все было продумано. Она примостила самодельную чертежную доску над Андреем так, что он мог чертить, лежа на спине. На щите вместо бумаги она булавками приколола чистой стороной санитарный плакат.Андрей был неузнаваем. Он даже дал Ане несколько советов. Спросил, нельзя ли достать на корабле кое-какие книги. Потом спросил, здесь ли еще кавказец-инженер и американец.Аня отточила карандаш, дала его Андрею.Наступила торжественная минута. За открытым иллюминатором шелестели волны. Переборки, как и всегда во время хода корабля, чуть заметно дрожали.Андрей едва мог удержать карандаш в совсем ослабевшей руке.Он уже собирался чертить, но вдруг перевел взгляд на Аню:— Аня… карту Полярного бассейна.Аня убежала за картой, которая висела в кубрике, в матросском красном уголке. Андрей лежал, положив руку с карандашом на грудь, и снова тихо улыбался.Наконец карта была принесена и закреплена на той же доске.Он провел свою первую линию. Это была линия через всю карту, линия, соединившая через Северный полюс Мурманск с Аляской, СССР с Америкой, два континента, по кратчайшему пути. Глава третья. МОСТЫ ВМЕСТО БОМБ По небу над морем летели низкие лохматые тучи. Увязавшиеся за кораблем чайки срезали крылом пенные гребни.Дул встречный ветер. Капитан Седых, сердито сопя, отвернулся от него. Было время, когда к любому ветру Иван Семенович становился лицом, бриз и шквал веселили ему душу, он готов был помериться силами хоть с ураганом. Потому, быть может, и пошел инженер-судостроитель Иван Седых в моряки, стал штурманом дальнего плавания, а потом и капитаном. Полярные моря учили его уму-разуму. Поначалу был он без меры удалым да озорным. Любили про него рассказывать всякое. Раз, говорят, поспорив на бутылку коньяку, он белого медведя, как бабочку, поймал. Сошел на льдину да и накрыл ему голову сачком, сделанным из мешка, пропитанного хлороформом. Зверь уснул. Ночью потом проснулся, на корабле переполоху наделал. Сам же штурман Седых и пристрелил его из винтовки. Потом пообтерся Иван Семенович во льдах, безудержная и опрометчивая отвага сменилась продуманной смелостью. Когда отвечаешь не за свою только голову, а за весь экипаж корабля да за пассажиров, другим становишься. Собственно, для того и пошел в море судостроитель, чтобы по примеру адмирала Макарова мудрость познать; мечтал он создать гидромониторный ледокол, который водяными струями лед бы перед собой резал. Но все не удавалось. Взяли его «наверх» на руководящую работу, инженерство его вспомнили, еле снова на корабль вырвался. И вот теперь опять езжай в Москву за назначением. Снова выдвигают.Дергая себя за ус, Седых наблюдал, как дочь подошла к Сурену Авакяну и американцу.Был он в скверном настроении, только что поспорив с дочерью. Увозить надо девку скорее. Конечно, парня жаль, Андрейку, так не приставить же Анку к его креслу, на ноги ему уже не встать.Аня шла по палубе навстречу Кандерблю и Сурену Авакяну, о чем-то жарко спорившим.Следя за ней из-под насупленных бровей, Иван Семенович недовольно хмыкнул: «И этот еще американец навязался на седую голову! По радио с самим командующим американским флотом связался. Тот за ним эсминец высылает. Скоро в море встреча произойдет. Видать, важная птица!.. Карты-то небось пришлось раскрыть. Вот такие и втираются, шпионят…»Аня подошла к американцу. Иван Семенович плюнул от злости. Плюнул и отвернулся. Ветер ударил ему в лицо…Аня была уверена, что Андрею необходим человек, могущий влить в него новые силы. С Андреем уже случилось чудо, и Аня научилась верить. Еще недавно лежавший в гипсе, как в гробу, он был далек от всех живых. И вот — брошенный ему линь, линь его собственной дерзкой идеи, помог ему выбраться из небытия. Он снова живет, и не только на корабле, но и в будущем, для которого проектирует грандиозное сооружение… А теперь, во время работы, у него, естественно, появились сомнения… Поэтому ему и нужны сейчас поддержка и признание, нужны, как укол камфоры… иначе он выпустит линь из рук. И отец не единственный инженер на корабле. Есть и помоложе. А задуманное Андреем только молодым и строить!Кандербль, споривший с Суреном, кто виноват в гражданской войне Ливана, не обратил на Аню никакого внимания.Аня гордо вскинула голову.— Вы знаете, — обратилась она к Авакяну, — я к вам с очень важной просьбой. Навестите нашего раненного Андрея Корнева.— Корнева? Слушай! — обрадовался Cypeн. — Это очень хорошая идея. И знаешь, мы с этим американским инженером вместе пойдем. Он захочет. Я ему сейчас скажу.«Американский инженер! — У Ани даже сердце остановилось. — Ведь мост-то в Америку! А вдруг забракует, убьет тем Андрея? Вот он какой бурбон… Будто и не видит никого, кто около него стоит».Сурен уже говорил Кандерблю о посещении лазарета.— О'кэй, — сказал Кандербль и равнодушно скользнул взглядом по девушке.Вместе с Суреном, впереди Ани, он размашисто зашагал в лазарет. Там их встретила доктор Барулина. Она растерялась, узнав, что американец хочет идти к больному, который что-то там чертит…— Прошу извинить, господа, — сказала она, почему-то обращаясь так не только к Кандерблю, но и к побагровевшему Авакяну, — раненый в очень тяжелом состоянии. К нему нельзя… Нет-нет, к нему решительно нельзя.Кандербль разозлился. Видимо, он совершенно не привык к отказам и ограничениям. Грубо повернувшись спиной, он зашагал прочь.— Вас одного я пущу, — не дав Сурену выговорить и слова, вполголоса сказала Елена Антоновна. — А насчет американца, простите, должна посоветоваться с капитаном… Аня, проведи, товарища… — И Елена Антоновна виновато улыбнулась.Сурен уже не мог на нее сердиться. Она проводила его до изолятора, многозначительно приложив палец к губам. Потом дружелюбно кивнула. Сурен приободрился и взялся за ручку двери.— Ва! — воскликнул он, распахивая дверь. — У вас что, сестричка, потолок протекает? Почему без зонтика входим?Аня рассмеялась:— Я вам все объясню. Он изобретатель. А это лечение.— Почему доской изобретателя лечишь? Что за медицина?— А смотрите, как он окреп, как повеселел!— Чего он там делает под доской, в подполье?— Он чертит.— Слушай, смеяться хочешь — пойдем на палубу. Там громче можно. Зачем больного тревожить?— Нет, вы посмотрите, что он начертил.Сурен недоверчиво подошел к койке, заглянул под доску.— Где тут матросик, который нас из воды тащил? Ва! Замечательный парень! Слушай, что это у тебя нарисовано?— Железнодорожный мост-туннель в Америку, — сказала Аня.Сурен дипломатично закашлялся.— Посмотрите, пожалуйста, — попросил Андрей.Сурен сел на корточки и заглянул на доску снизу:— Постой, подожди… Что такое? Ай-яй-яй!.. Это что? Под водой труба плавучая? Так ведь я же на такой трубе верхом сидел! Ай-яй-яй! Зачем же не я, а ты изобрел? Для чего меня инженерному делу учили, когда матрос мне чертежом горбатый нос утирает! Ай, матрос! Замечательный матрос!— Ну конечно, — за Андрея объясняла Аня. — Через весь Ледовитый океан от Мурманска до Аляски, прямо по меридиану, протянется металлическая труба размером с туннель метро.— Плавающий туннель, говоришь? Всплыть захочет — чем держать будешь?— Стальными тросами и якорями, брошенными на дно океана. Труба будет идеально прямой, никаких поворотов, уклонов, подъемов! — с воодушевлением продолжала Аня.— Ва! — вскочил Авакян. — Понимаю! — И он протянул к Ане изогнутый крючком палец. — Прямое железнодорожное сообщение из СССР в Америку по плавающему подо льдом Арктики туннелю! Подводный понтонный мост!..— На глубине ста метров, — вставила Аня.— И поезда — как пули в стволе… Скорость тысяча…— Две тысячи, — перебил теперь Андрей.— Верно, браток! Две тысячи километров в час — два часа езды. В Америку можно будет на ярмарку ездить. Слушай… — Он взъерошил черные волосы. — Очень просто, гениально просто! И, честное слово, осуществимо! Возьми к себе помощником!Андрей, счастливый, закрыл глаза. Он выслушал первую экспертизу инженера, рассмотревшего его проект!— Слушай, — продолжал Авакян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68


А-П

П-Я