На воде, переливаясь, играли серебряные блики от освещенных иллюминаторов. В глубине ледокола приглушенно шумели турбины. Но этот звук лишь подчеркивал тишину. Где-то далеко ехала автомашина. А рядом, словно на твиндеке, вдруг закудахтали спросонья куры, потом залаяла собака. Под бортом шелестела водоливная струя, за кормой что-то урчало, бурлило. С мостика слышались шаги вахтенного штурмана, а может быть, и самого капитана Терехова…С берегов несло свежескошенным сеном, а иногда сыростью тумана или вдруг жильем: дымом и чем-то вкусным… Однако больше всего пахло свежей масляной краской. «Северный ветер» последние дни прихорашивался, подновлялся к предстоящей встрече в столице. Закончилась великая полярная стройка!Закончилась стройка, пройдена великая школа для человека, решившего посвятить себя сооружению, которое дерзко перережет весь Арктический бассейн.Большого труда стоило Андрею держать под спудом свою идею, ждать, когда благоприятно изменится обстановка и когда сам он, став инженером, изучив условия работы в Арктике, дорастет до собственного замысла.И он дорос до него, выдержал экзамен перед самим Карцевым, строителем Мола Северного, и перед его инженерами, которым поручил Карцев сделать вместе с Корневым проект Арктического моста.Значит, недаром прошли долгие годы труда, учебы и лишений, годы одиночества, рожденного одержимостью изобретателя и тоской по Ане…Аня! Как оценить ее женский подвиг, ее безропотное ожидание в течение всех этих лет подготовки, коротких дней встреч, длинных писем-дневников…Это ей, Ане, обязан он и своей жизнью, и идеей, она выходила «их обоих»…А потом Светлорецк… Узкоколейка, повторяющая изгибы пенной, быстрой речки. Игрушечный поезд, который еле тащится на подъем… Он вспрыгнул тогда на подножку, кто-то помог, втащил его в вагон. Там была Аня. Они забрались в тамбур, а все пассажиры ушли в душный вагон… У нее были пушистые, волнующие волосы, тонкие пальцы, холодные губы… О чем они говорили? Хотели сразу ехать в загс… Светло было на душе…А потом… сколько потом было тени!…Андрей провел всю короткую летнюю ночь на палубе. Впереди еще была темно, светлело с кормы, казалось, что новый день надвигается вместе с «Северным ветром», вместе с Андреем, идущим в будущее.Стали видны литые новобетонные домики: милые, уютные, бесконечно разнообразные — то с крутыми, то с плоскими крышами, простыми или причудливыми верандами, широкими венецианскими или зеркальными окнами, скульптурами на фасаде. За ними — фруктовые сады в полутьме. А на холме — березовая роща с белой колоннадой стволов, уже засветившихся в ответ заре.А потом в одном из окошек в глаза Андрею весело сверкнуло отраженное стеклом солнце. И тотчас из густого сада, словно по этому сигналу, поднялся в воздух миниатюрный вертолет и стрекозой понесся от реки.Рано же спешит кто-то на работу!Стало еще светлее. В небе, в курчавых облаках горело ликующее утро. Несколько крупных вертолетов, как рыбы в невообразимо большом и прозрачном аквариуме, летели-плыли на корабль.Один из них стал парить над ледоколом. Вероятно, кто-то прилетел из Москвы. Не терпится!.. А может быть, по делу… Ну конечно, сбросили веревочную лестницу.Андрей не стал смотреть на капитанский мостик и снова повернулся лицом к носу корабля.Как замечательно реконструирован канал между Волгой и Москвой! Даже океанский гигант, ледокольный гидромонитор, может здесь пройти. Но каким огромным кажется «Северный ветер» рядом с крохотными домиками по берегам! С палубы смотришь, как с шестого этажа… Видишь крыши, голубей на них, дорожки в садиках, клумбы, грядки на огородах, планировку маленьких селений…Нет, не спится людям! Вон выехали на лодке, норовят подойти поближе к борту, чтобы покачаться на волнах. Конечно, мальчишки! Кто же еще в такую рань выйдет встречать ледокол!И вдруг кто-то закрыл пальцами Андрею глаза. Он попытался повернуться, но тот, кто шутил, забежал ему за спину. Андрей оказался лицом к взошедшему солнцу, ощущая тепло его лучей, а чьи-то пальцы просвечивали розоватыми полосками, казались прозрачными.Такие пальцы могли быть только у Ани!Ну конечно, это она!Андрей сжимал девушку в объятиях.— Вот и встретила, — с трудом переводя дух, говорила она. — Совсем как ты меня в Светлорецке…— Но ты же не могла вскочить сюда на ходу!— Отчего же? Сверху можно.— Так это ты… на вертолете?— Ага! — И Аня взглянула сияющими глазами в беспокойно ищущие, темные глаза Андрея. — Папа взял меня с собой. Он все понимает!— Ну вот… Теперь всегда будем вместе, — сжимая топкие Анины кисти, прошептал Андрей.— Ага!— Как же твои больные? Ты опоздаешь в больницу.— Я договорилась. Меня подменил другой врач. Ой, как хорошо! Ведь это ты!— А ты, кажется, выросла.— Только по специальности.— А я мечтал, что мы вместе будем строить.— Подожди, еще пригожусь… Ради тебя любую специальность переменю. У меня есть для тебя сюрприз.— Сюрприз — это ты! — И Андрей привлек к себе Аню.Они целовались совсем так, как тогда, в тамбуре… И, совсем как тогда, услышали за собой:— Светлорецк, детишки!Тогда это сказал старичок кондуктор. Кто же теперь?Молодые люди разом обернулись, смущенные, но счастливые.Перед ними стоял огромный, добродушно-лукавый Денис. Он повторил:— Светло на реке, ребятишки! То ж совсем день, а вы тут матросам на смущение…— Ну, не будем, не будем! — засмеялась Аня. — Вот придет ледокол в Москву, так все целоваться станут.— Так то ж по плану будет, — посмеиваясь, возразил Денис, лукаво щурясь.— А я без плана хочу, раньше времени! — сияя глазами, наступала на него Аня. — Ты знаешь, сколько я ждала?— Так еще ждать придется, пока Андрейка свой Арктический мост построит.— Дай пожму твою медвежью лапу! И здравствуй, Денисище великолепный! Как раз вам обоим я и должна рассказать о самом важном.— О чем, Аня?— Об Арктическом мосте… и о Степане, твоем брате.— При чем тут Степан? И почему Арктический мост? — нахмурился Андрей.— Сейчас все узнаешь. Давайте сядем на эти катушки канатов.— То ж не катушки, то бунты, — поправил Денис, склонив голову чуть набок, как бы присматриваясь к Ане.— Представьте, совершенно неожиданно к нам с папой на дачу приехал Степан Григорьевич…Степан Григорьевич приехал на дачу Седых в одно из воскресений, точно зная, что старик Седых в командировке.Аня очень удивилась. Она не видела Степана Григорьевича со Светлорецка. Как он постарел! Хотя еще чувствуется сила: крепкая шея, энергичные морщины у губ, жесткий взгляд.— Я знаю, как неожидан мой визит, ибо что общего может быть между вами, кому улыбается счастье, и человеком, отставленным от дел!— Ну что вы, Степан Григорьевич!Женщина сразу по-другому начинает относиться даже к неприятному ей человеку, если хоть немножко его пожалеет. Конечно, Аня знала все, что произошло со Степаном Григорьевичем. Иван Семенович мог рассказать ей даже больше, чем было опубликовано в «Правде». Этот человек умел «не ошибаться», приспосабливаться, выдвигаться… Но разве он один искал удобного пути?.. Может быть, ему в самом деле не повезло. Его показали всей стране, чтобы воздействовать на других…Аня провела Степана Григорьевича в сад, предложила чаю. Степан Григорьевич не отказался, попросил разрешения снять пиджак — было жарко. Аня заметила на его рубашке подпалину от утюга. Одинокий, верно, сам гладит, и так неумело…— Вы знаете, Анна Ивановна, что мы с братом в неладах. Глупо, конечно. Порой удобно валить все на одного. Я уже привык.— Ну что вы, Степан Григорьевич! — только и нашлась сказать Аня.— Мне горько… и не то, что другие ко мне переменились… горько, что Андрюшка, которого я, как отец воспитал… Словом, объяснять трудно…— Конечно, Степан Григорьевич! Я вот не понимаю злопамятных людей.— Яблоко раздора — в его идее. Но я все же был прав, ибо техническая идея тогда принимается, когда она способна двинуть вперед общество. А если ее нельзя применить — ее отвергают. Так было в те дни, Андрюша не смог мне простить своего закономерного провала… Такова ирония несправедливости… Однако я по-прежнему люблю его, забочусь о нем. Многое изменилось в мире, Анна Ивановна!— Конечно. Вы позволите еще налить вам чаю?— Пожалуйста. Так приятно, когда тебя угощают!Аня и Степан Григорьевич сидели на свежем воздухе, под соснами, на крутом спуске к пойме реки Истры. Отсюда открывался широкий вид на другой ее крутой берег с лесом наверху, на зеленые купы, прикрывавшие речку, лишь кое-где поблескивающую серебром.— Да, многое изменилось, — продолжал Степан Григорьевич. — Но если разобраться, то менялась политическая погода, политический же климат оставался неизменным. Климат этот определяется нежеланием людей погибать от ядерных бомб, в стремлении выжить, сблизиться, жить общей для всего земного шара экономической жизнью. И я думаю, Анна Ивановна, что вопрос о строительстве Андрюшиного моста между СССР и Америкой будет поднят.— Неужели вы так считаете? — спросила Аня, не спуская со Степана Григорьевича пристального взгляда.— Более того: этот вопрос уже поднят. Меня еще помнят вверху. Не буду вам подробно рассказывать, но недавно мне снова привелось побывать там…— В правительстве?— Да, — многозначительно ответил Степан Григорьевич, решительно отодвигая стакан. — На этот раз разговор там пошел об Арктическом мосте.— Степан Григорьевич, милый! Как вас благодарить? Позвольте, я вас поцелую.— Неужели это доставит вам удовольствие? — улыбнулся Степан Григорьевич.Потом они спустились к Истре. Быстрая и мелкая, она напомнила обоим речку Светлую, Светлорецк.Прощаясь, Степан Григорьевич сказал Ане:— Можете мне поверить: я сделаю все для Андрюши, что от меня зависит. Я имею в виду не только свои разговоры вверху… Я готов отдать Андрюше весь свои инженерный опыт, все свои знания, проектировать и строить мост вместе с ним. Кстати, наверху это считают само собой разумеющимся.— Степан Григорьевич, я знаю Андрюшу — он совсем не злопамятный! Он никогда не откажется от такой помощи… Тем более что вы… ну, понимаете, сумели заинтересовать там, в правительстве.Аня стояла перед Корневым, молодая, легкая, в развевающемся платье, с распушившимися паутинками волос, золотящихся на солнце. Степан опустил глаза.— Не переоценивайте моих заслуг, Анна Ивановна, — сказал он. — Представьте, что меня вызывали туда только за тем, чтобы узнать адрес Андрюши.Аня весело рассмеялась:— Ну вот, он еще и шутит! А я думала, вы не умеете.Степан Григорьевич улыбнулся, глядя на Аню.Она взяла его за обе руки:— Я благодарю вас… и от Андрюши… и от себя… Как хорошо, что вы снова будете друзьями!Степан Григорьевич подтянулся, помолодел:— Думаю, что мы с ним сработаемся. Я многому его научу, ибо по-прежнему хорошо к нему отношусь. И к вам… Аня…Он уехал. Аня ходила по саду, прижав кулаки к щекам, и плакала от счастья.Ледокольный гидромонитор «Северный ветер» ясным летним утром ошвартовался около морского причала на Химкинском водохранилище.Речные пароходы, нарядные, многопалубные красавцы, казались сейчас карликами. Сотни лодок и белокрылых яхт заполнили водохранилище. По воде неслась музыка и крики встречающих. Люди толпились на пристанях и в прилегающем парке. Легкий ветер развевал платки и флаги.С неба на корабль сыпался дождь цветов. Их сбрасывали с парящих над ледоколом вертолетов. Много цветов плыло по воде. Сидящие в лодках вылавливали их, со смехом размахивая мокрыми букетами и венками.Спущенный парадный трап, покрытый ковровой дорожкой, мгновенно был усыпан цветами. Но пока никто не ступал на него. Полярники узнавали родных и знакомых на берегу, что-то кричали им.Наконец толпа на пристани чуть расступилась, пропуская вперед высокого седого человека в мягкой светлой шляпе и стройную молодую женщину.— Кто это? Кто? — спрашивала Аня Андрея, теребя его за рукав.— Сам Волков и его дочь Галина Николаевна, замечательная женщина!— Ах, вот как! Я думала, что тебя на стройке не интересовали женщины.— Смешная ты! Ведь это ее вездеход провалился зимой под лед. Ей пришлось добираться до базы по дрейфующим льдам, перезимовав на острове.— И ты с ней знаком?— Она жена Карцева.— Ой, прости, Андрюша… Я не знаю, что со мной, и так счастлива, что даже начала тебя ревновать! И не хочу больше отпускать тебя! Постой… А эта высокая блондинка? Красавица какая! Ты тоже ее знаешь?— Евгения Михайловна Омулева, жена капитана Терехова. Видишь его? Коренастый моряк… Рядом с Карцевым стоит…— Как радостно за них!— Эту радость ты мне подарила раньше всех! Теперь меня уже некому встречать.— Ты думаешь? А я кого-то вижу. Он наверняка кричит тебе.— Неужели Сурен? Где он?— А вон стоят два брюнета с орлиными профилями.— Положим, один почти седой. Это академик Овесян… и с ним, конечно, Сурен!По трапу начали сходить полярники. Денис простился с Аней и Андреем — он спешил к своей жене: Оксана ждала его на берегу с тремя хлопчиками.— Пропустим всех вперед, — говорила Аня Андрею. — Ведь мы уже вместе.Но Сурен Авакян, заметив их на палубе, подобрался почти к самому борту и стал грозить кулаком:— Слушай, почему не сходишь? Боишься, что я тебя задушу? Правильно боишься.Тогда Андрей и Аня смешались с толпой полярных строителей и стали протискиваться к трапу.Девочки в белых платьицах надевали на каждого сходящего с корабля гирлянду цветов. На Аню совершенно «незаконно», несмотря на ее протесты, тоже надели гирлянду из красных маков.Сурен дождался Андрея и накинулся на него, как ястреб, сжал в объятиях, потом набросился на Аню, словно она тоже приехала из Арктики. Потом обнял обоих и повел на берег.— Ай-вай! Какой день, прямо замечательный день, старик! Подожди, еще раз встречать будем, когда с другого строительства из Арктики вернешься. Тогда в большую бочку цветов посадим!— И, главное, на меня тоже цветы надели! — смеялась Аня. — Я бы сняла эти маки, да уж больно они красивые!— Вот и опять встретились. А помнишь, как в первый раз меня из воды за волосы тащили? Всю прическу растрепали!— Андрюша, смотри, кто тебя ищет, смотри!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68