Качество удивило, привезли быстро 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Пришлось ему отложить свой отлет в Архангельск.У мамы оказался рак! Ей ничего не сказали, знали об этом только Иван Семенович да Аня, которой отец нашел нужным сказать об их несчастье.Аня никогда не думала, что эта страшная болезнь может развиваться с такой непостижимой быстротой. И в те дни, когда Аня всю себя отдавала уходу за мамой, хоть и переходила из девятого класса в десятой, мамы не стало.Иван Семенович, как никто другой, понимал состояние дочери. Огромный, обычно шутливо-грубоватый, шумный, он стал тихим, удрученным, неумело заботливым, видя страдания девочки. На кладбище, стоя рядом с подругой жены, директором школы, где и жена работала, и Аня училась, он, перекинувшись с директрисой словами и получив ее одобрение, принял решение взять Аню с собой в полярный рейс на корабле «Дежнев». Новые впечатления от плавания излечат бедняжку, маму все равно не вернуть, а жить надо.Так и получилось, что в капитанской каюте, вернее в салоне, примыкавшем к ней, оказалась Аня, дочь капитана Седых.В былое время пройти кораблю за одну навигацию по всему Северному морскому пути считалось редкой удачей. Но после сооружения ледяного мола в полярных морях и подогрева остывшего течения Гольфстрим в Карском море термоядерной установкой «Подводное солнце» «Дежнев» несколько раз прошел отгороженную от полярных льдов незамерзающую полынью из конца в конец вдоль сибирских берегов, трижды побывал и на острове Диксон, в бухте Тихой, и на Чукотке, и на многих полярных станциях.Повидала Аня Север с его незаходящим солнцем, а потом удивительными, неисчезающими нежными ночными зорями, ледяными полями, сдерживаемыми тоже ледяной, но искусственной стеной, поднимающейся над уровнем воды с самого дна; познакомилась с полярниками, людьми особого склада, вселяющими бодрость и веру в жизнь, готовыми к преодолению любых трудностей, кому ни бури, ни морозы нипочем.Настоящие льды повстречал «Дежнев» в Чукотском море, где мол достраивался, и в Беринговом проливе, в конце арктического своего плавания. Здесь Аня увидела Арктику, какой она была до начала постройки «Мола Северного».Девушка стояла на палубе, тоненькая, несмотря на меховую свою одежду с капюшоном, скрывавшим ее толстые светлые косы, и куталась в еще мамин длинный красный шарф.Море было суровым, холодным, с появившимися откуда-то льдинами. С буйной яростью налетали вдруг молниеносные метели (снежные заряды). Издали они казались серыми наклонными столбами, скользящими по морю. Все вокруг в эти мгновения наполнялось крутящимся снегом, скрывалось в белой мгле. А когда снова появлялся свет, то Аня могла разглядеть, как удирают от корабля перепуганные медведица с медвежонком. Грязновато-белые, они, забавно вскидывая задами, были одновременно и неуклюжи и ловки. Они мчались по льду как серны, а бултыхнувшись в воду, плыли как дeльфины.По-иному вели себя тюлени на льдинах, ленивые, безразличные к корабельным гудкам. Где-то здесь неподалеку должны встречаться моржи и котики, живущие невероятно большими стадами, но Аня их не видела.Естественно, что ей хотелось делиться с кем-нибудь своими впечатлениями. С папой об этом не поговоришь, слишком ему все это знакомо. Другое дело — молоденький матросик Андрюша Корнев, решивший после школы изучить Арктику, и он точно так же, как и Аня, радовался всему, что видел.Они сблизились с ним за время плавания. И вот теперь, когда «Дежнев» вошел в Берингов пролив, Андрей оказался рядом с Аней. Оба долго и молча смотрели на серый горизонт. И матрос сказал:— А там, совсем близко — Америка. В хорошую погоду, говорят, можно берег угадать.— Холодно, — поежилась Аня.Он накинул ей на плечи свою матросскую куртку и не позволил снять.— Вот таким же вроде холодом и разделены мы с Америкой, — глубокомысленно произнес Андрей.— Руки замерзли, — отозвалась Аня, не слишком вникнув в смысл сказанного.— Это потому, что за металлические реллинги держалась.Он снял ее перчатку и стал дыханием отогревать ей пальцы.— Какие тонкие, — заметил он, перебирая их.— Уже согрелись, — смутилась Аня, осторожно высвобождая руку.— Да я на них надышаться не могу, — признался Андрюша.Ане даже стало жарко и вместе с тем радостно на душе. Она улыбнулась и дала согреть другую руку. И казалось ей, что нет никакого холода в мире, и всюду так же тепло и радостно, и всем должно быть так же хорошо, как ей сейчас. А он сказал:— Мне нужно открыть тебе одну самую важную для меня тайну.Аня невольно задержала дыхание. Она знала, знала какую тайну он откроет ей!Но ошиблась. Тайну, о которой она догадывалась, он ей не открыл, а рассказал совсем о другом, самом для него главном (конечно, после того, в чем пока не решился признаться!).Аня слушала, впитывая каждое слово. Теперь эта тайна стала их общей, спаяла их. И по тому, какой близкой и важной показалась Ане заветная Андрюшина мечта, она поняла, как дорог ей и сам мечтатель!И потом во время частых встреч на юте они только и говорили, что о заветном замысле Андрея. А о самом для них важном и волнующем не сказали ни слова.Навигация для «Дежнева» закончилась поздно. Во Владивосток прибыли уже осенью, в школу Аня безнадежно опаздывала. Она думала, что полетит в Москву вместе с папой, но вышло иначе. Отец получил приказ после необходимого ремонта корабля во Владивостоке вести его через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море в Черное, в Николаев, чтобы там, на судостроительном заводе поставить «Дежнева» на капитальный ремонт. А потом прибыть в Москву для получения важного назначения.Аня пришла в ужас от мысли, что вернется в пустую московскую квартиру одна. И, сама не отдавая себе в том отчета, не меньше страшилась и расставания с Андрюшей. И тогда с чисто женским умением повела Аня атаку на отца. Лаской, слезами, рассудительной логикой доказывала она, что должна не возвращаться в школу, а плыть и дальше с ним; к экзаменам же на аттестат зрелости, чтобы сдать их экстерном, подготовиться в пути. Нужно только послать сейчас телеграмму директору школы. Та все поймет и позволит!Иван Семенович был крут с подчиненными, имел прозвище «Седого медведя», но у дочери был в подчинении, перечить ей не мог, подкрепив к тому же ее женскую логику своей, мужской: «Пусть девочка посмотрит мир: Калькутту, Суэц, Стамбул. Когда-то ей еще удастся повидать все это! А экзамены, что ж, она к ним подготовится, умом не обижена!»Все эти аргументы говорили в пользу сумасбродной Аниной идеи, но была еще одна невысказанная, но едва ли не самая важная причина — не расставаться с Андрюшей.Об этом умудренный жизнью Иван Семенович даже и не догадывался, исполняя желание дочери.Ремонт во Владивостоке затянулся. Старенький был корабль «Дежнев», и непросто оказалось подготовить его для кругосветного путешествия, чтобы дотянул он до заводских доков в Николаеве.И все это время было счастливейшим для Ани с Андреем.Они скитались по Владивостоку, плавали в бухте Золотой Рог на шлюпке, ходили в тайгу за орехами и не расставались.Теперь даже Иван Семенович Седых это заметил, хмыкнул себе в усы, решил, что поможет дружба эта затянуться ране, от потери горькой оправиться, и ничего не сказал.Плавание по Тихому и Индийскому океанам прошло без особых событий. Только водный простор был иным, изменчивым: то синим, то свинцовым, то гладким, то свирепо вздыбленным.В Калькутте, несмотря на зимний месяц, стояла жара.Пестро одетые прохожие ходили медленно, словно спешить им некуда. Мужчины кто в европейском костюме, кто в белых штанах и многие с чалмой, но не в виде обмотанной вокруг головы белой материи, как у мусульман, побывавших в Мекке, а в форме своеобразного головного убора, распадающегося на два потока, обрамляющих лоб, сходясь на его вершине, где часто виднелось украшение. Женщины, кроме едущих в автомобилях леди, одетых по преходящей европейской моде, носили преимущественно национальное сари. Десять метров цветной материи с тысячелетним искусством и отточенным вкусом так драпировали фигуру, что оттеняли ее женственность, с картинно накинутым на голое плечо концом цветной полосы. Все это вместе с гордым видом индийских красавиц с пятнышком между бровями тонко подметила Аня, обратив на это внимание Андрюши. Он же наблюдал контрасты города: пестроту прилично одетых пешеходов и сидящих на раскаленных панелях жалких нищих в рубищах, изможденных, худых, голодных.Великая страна набирала силы, но не избавилась еще от наследия колониализма и предрассудков прошлого. Не изжиты были еще касты, в том числе «неприкасаемых», считавшихся кое-кем полулюдьми, хотя конституция сделала их равными со всеми, и среди хорошо одетых пешеходов были прохожие и из их числа.Советских моряков, да и Аню с Андреем, на улицах индийцы встречали дружелюбно.Потом — снова Индийский океан. Африканские берега, Красное море с удивительными, видными на дне красноватыми водорослями, из-за которых море получило свое название. Наконец, Суэцкий канал. Совсем узкий.Аня воображала, что по одну его сторону Африка, а по другую Азия. Об этом можно было бы поспорить, но ей так хотелось почувствовать себя между двумя континентами!Суэцкий канал с его шлюзами, автомобильной дорогой вдоль него и другими дорогами, уходившими и в Африку и в Азию, показался Ане очень тесным. Корабли с трудом могли в нем разминуться. А в одном месте Андрей показал ей торчащие из воды мачты. Оказывается, здесь были до сих пор еще не поднятые суда, затопленные во время захвата канала израильтянами, едва не дошедшими до Каира. Здесь разгорелись тогда горячие бои.Шумный, знойный и пыльный Суэц был переполнен разноязычной толпой: англичане и шведы, американцы и африканцы, французы, греки, наконец, арабы из всех стран арабского мира, включая Египет. Не встречалось собственно египтян, потомков древних феллахов, которые, живя и ныне на берегах Нила, сохранили былой язык фараонов и строителей пирамид. Теперь египтянами считаются арабы, захватившие страну тысячу лет назад.После Суэца — Средиземное море.Оно показалось Ане особым, не похожим ни на полярные моря, ни на пройденные океаны. Ленивое, тихое, спокойное, с отраженным поистине летним (в зимние месяцы!) небом.Здесь, в Средиземном море, у Ани и состоялся столь важный для всей ее жизни разговор с отцом.Они стояли рядом на капитанском мостике. Седых строго следил, чтобы штурман и рулевой точно держали заданный курс, имея на это особо веские причины. Аня не знала о них, у нее были свои важные причины.— Ну что, тростиночка? О чем поведать хочешь? Или я не догадался?— Папка, милый, ты всегда все знаешь, но боюсь, что сейчас ошибаешься.— Или не хотела поговорить?— Нет, здесь ты прав. Но вот о чем, не догадаешься!— Будто не знаю. Насмотрелся за время пути на одну парочку.— Ах нет, папка! Совсем не то!— Иль не об Андрюшке Корневе речь пойдет?— О нем. Ты опять прав.— Я же говорил.И Аня стала вполголоса рассказывать о том, как Андрюша раскрыл ей в Беринговом проливе, когда они проходили мимо Америки, свой сокровенный замысел, которым пока не делился ни с кем, кроме Ани. И вот теперь, сам не решаясь поговорить с Иваном Семеновичем, просил Аню открыть отцу их тайну.Иван Семенович, выслушав дочь, присвистнул.— Вот удружили! — пробасил он. — Нашли консультанта. С американцами дружить захотели. А ты хоть знаешь, какова она, современная Америка? Обо всем вы слышали, читали, а не понимали! Думаете, «бенди-бренди, джинсы-джимсы»? Нет!— В Америке не была. А ты бывал, их встречал. Ты все знаешь, потому мы с Андрюшей решили все тебе рассказать.— Тогда мне придется повторить вам, как оно есть на самом деле. Вот мы по Средиземному морю плывем, и я «в оба» за курсом слежу. Почему, думаешь?— Ну, из-за тех, кто на корабле.— А еще больше из-за американцев! Мало того, что они ядерные вооружения наращивают и любые переговоры об их сокращении срывали — лишь бы в Европу свои ракеты с ядерными боеголовками сунуть. Их монополии страсть как любят свой нос совать в чужие страны. Всех себе подчиненными, купленными или припугнутыми считают. Так даже древние римляне, захватив весь прилегающий к этому Средиземному морю мир, не решались делать. А эти современные, просвещенные, «свободолюбивые», всей своей ягуарной тяжестью на островок в ближнем их море, как на маленькую зверюшку в сельве навалились и растерзали. Да еще и облизываются, уверяют, что «целый народ освободили». А по правде, так за колючую проволоку концлагеря, в который остров превратили, согнали. Да чего там! Будто газет не читала, радио молчало?— При чем же здесь курс корабля?— Вот и приходится, дочка, ухо востро держать. Эти нахальные янки тут поблизости «мир насаждают».— Да разве миротворческие цели у них могут быть?— Все знают: Израйль под их крылышком на Ливан напал, чужую страну захватил, всех неугодных — за колючую проволоку в концлагеря. По нацистскому рецепту, по какому немало людей при Гитлере погибли. А теперь в такие же концлагеря для арабов. И только за то, что они арабы! Американцы переговоры там затеяли и сами в них как посредники участвовали, а в лагерях для беженцев из Палестины — резня, тысячи убитых женщин, стариков, детей.— Так ведь не американцы же!— Как же! Они даже возмущались, слезы лили, а сами потихоньку Израйль по головке гладили. А потом…— Что потом?— Еще полтора года назад во главе с американцами высадились в Ливане натовские миротворческие силы.— Чтобы не было междоусобной войны.— И началась там другая «миротворческая», «в одни ворота».— Почему «в одни ворота»? Что за футбольный язык?— Да потому, что в эти минуты, когда мы мимо плывем под советским флагом, корабли шестого американского флота подошли к ливанской столице и расстреливают ее из артиллерийских орудий. Вот тебе и миротворцы!— Какой ужас! По радио слушаешь, не чувствуешь, что это рядом!— Кстати, о футбольном языке. Адмирал с линкора «Нью Джерси» хвастал, что один снаряд, выпущенный с его корабля, оставит воронку размером с футбольное поле. Видишь, какие «миротворческие футболисты»! Но беда в том, что кратеры с футбольное поле образуются не на спортивных площадках, а в густо населенных жилых кварталах города и прилегающих к нему деревнях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68


А-П

П-Я