А вот язычникам, скорее всего, откажет, – укоризненным тоном ответила девушка.
Они вошли в хижину. Внутри стояли несколько полуразвалившихся скамеек и грубо сколоченная койка у стены – вот и вся обстановка в жилище отшельника. Но куда же отправился в этот вечер сам отец Петрос? Начиналась буря: под свирепый свист ветра на землю обрушивались потоки дождя. Гай поморщился, вслушиваясь в раскаты грома.
– Вот видишь, мы успели вовремя, – сказал он, – Bellissima !
– Ты не должен так называть меня, – робко запротестовала девушка.
– Почему же? – стал допытываться Гай, пристально наблюдая за выражением лица Сенары. – Я думал, что правдивость – это одна из христианских добродетелей. И стоики так считают, и даже друиды, как я слышал, утверждают, что правдивость – ценное качество. Значит, ты предпочитаешь, чтобы я лгал?
– Ты знаешь, что мне трудно состязаться с тобой в красноречии, – сердито ответила Сенара. – Мы пришли сюда, чтобы поговорить о твоей душе.
– Ах, да. Правда, я не уверен, что у меня есть душа.
– Я не философ, – продолжала девушка. – Но неужели стоики, о которых ты упоминал, не проявляют интереса к той части человеческого существа, которой люди чувствуют то, что нельзя ни увидеть, ни потрогать?
– Проявляют. Это и есть та самая часть, которой я чувствую, что ты – самая желанная из всех женщин.
Гай понимал, что действует слишком торопливо, но разразившаяся гроза, вопреки ожиданию, не разрядила висевшую в воздухе напряженность, а как бы наполнила его новой энергией. После встречи с Эйлан противоречивые мысли и чувства терзали Гая днем и ночью: вспышки гнева сменялись отчаянием. Он готов был увезти ее с собой, выполнить свой долг перед ней, но Эйлан отвергла его. Юлия тоже от него отказалась. Значит, он теперь свободен от каких-либо обязательств перед этими женщинами и имеет право искать утешения там, где сочтет нужным! И он не кривил душой, говоря Сенаре, что она прекрасна. Девушка зарделась и застенчиво промолвила:
– Так говорить нехорошо.
– Наоборот. Я говорю искренне и не хочу лицемерить. Разве ты, женщина, видишь иное для себя предназначение?
Сенару этот вопрос не смутил. Наслушавшись речей христианских проповедников, она знала, что ответить Гаю.
– В Писании сказано, что цель нашего существования в поклонении Создателю.
– Значит, Создатель начисто лишен воображения, – заметил Гай. – Я на его месте требовал бы от людей гораздо большего. Глупо всю свою жизнь посвящать поклонению богу.
– Творения Создателя не смеют обсуждать пути Господни.
– Почему же? – не унимался Гай.
– Разве есть занятие более достойное, чем поклонение Господу? – требовательно спросила Сенара, глядя римлянину в глаза. Порозовев от смущения, она стала еще привлекательнее.
«Конечно, есть – думал Гай, – и я бы с удовольствием занялся этим с тобой». Ему не верилось, что бог – если он действительно существует и является создателем женской красоты – способен осудить мужчин за то, что они поклоняются прекрасному. Но пока еще рано было убеждать в этом Сенару.
– Расскажи мне о Создателе.
– Почти каждая религия – за исключением, наверное, религии римлян, которые поклоняются лишь своему императору, а он является носителем зла – зиждется на образе Создателя. Это Он сотворил мир и все сущее, и людей, чтобы они почитали Его.
– Выражаясь точнее, мы преклоняемся перед гением императора, чтим в нем божественную искру, направляющую его. Для нас он – не просто человек, а символ Империи. Вот почему тех, кто отказывается восхвалять его, подвергают гонениям, как изменников.
– Наверное, бывают и хорошие императоры, хотя некоторые жрецы не верят в это, – согласилась Сенара. – Но ведь даже ты не станешь отрицать, что Нерон, погубивший стольких христиан на арене амфитеатра, был злым человеком.
– Насчет Нерона ты права, – сказал Гай, – да и Калигула был не лучше. В Риме многие полагают, что и Домициан в своей гордыне вознесся слишком высоко. А в подобных случаях те, кто посадил человека на императорский трон, имеют полное право сместить его. – «И сместят очень скоро», – поеживаясь, продолжил про себя Гай. Ведь сентябрь уже начался.
– Ты очень гордишься своим римским происхождением, – заметила девушка. – Я мало что знаю о родных матери и часто спрашиваю себя, как бы я росла в этом мире. Ты родился в Риме?
Гай широко улыбнулся.
– Вовсе нет. Я, как и ты, наполовину британец. Моя мать была родом из царской семьи. Она умерла, когда рожала мою сестренку. Я тогда был еще совсем ребенком.
– Я тебе сочувствую. – Взгляд Сенары внезапно затуманился от слез. Гай раньше и не замечал, что у нее такие синие глаза. – И как же ты потом жил?
– Я остался с отцом, – отвечал римлянин. – Я его единственный сын, и поэтому он нанял для меня наставников. Я получил хорошее образование, умею читать по-латински и по-гречески. А потом я поступил на службу в легионы. Вот и все.
– И в твоей жизни не было женщин?
Гай видел, что девушка пытается побороть в себе чисто мирское любопытство. Это добрый знак, решил он.
– Будучи еще ребенком, я был помолвлен с Юлией – так устроил отец, – осторожно сказал Гай. Когда-нибудь он расскажет ей и об Эйлан, и об их сыне, но сейчас еще не время. – И как ты, должно быть, догадываешься, моя жена дала обет воздержания. Так что, можно сказать, я – холостяк, – печально заключил он. С улицы донеслись раскаты грома.
– Конечно, я не должна этого говорить – да и отец Петрос наверняка не одобрит моих слов, – но, по-моему, с ее стороны это неблагородно. Я убеждена, что соблюдение обета целомудрия – великая добродетель, но ведь прежде она поклялась быть тебе хорошей женой…
– А ты бы тоже дала такой обет, если бы была моей женой?
Сенара опять покраснела, но ответила с полной серьезностью:
– Нет. Мудрый Павел писал, что вступившие в брак должны жить в браке, а безбрачным лучше не жениться и не выходить замуж.
– Ты, наверное, была бы более добросовестной женой, чем Юлия, – ласково проговорил Гай.
– Я никогда не поступилась бы своим долгом перед тобой.
– И ты не дала пожизненный обет жрицы Лесной обители? – Сенара по-прежнему не поднимала глаз от пола. Гай придвинулся к ней ближе, чувствуя, как застучала в висках кровь.
– Нет, – промолвила девушка. – Все жрицы очень хорошо относятся но мне и требуют от меня лишь самой малости, но, чтобы служить их Великой Богине, я должна побороть в себе голос римской крови. И очень скоро мне придется выбирать.
– Есть и другой выход. – Гай вдыхал сладостный аромат волос девушки, и от этого голос его внезапно стал хриплым, но римлянин старался говорить тихо, чтобы не выдать своего возбуждения. – Юлия, дав обет воздержания, отказалась от своих супружеских прав, а мы заключали брак по римским, а не по христианским законам. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Сенара – или Валерия, как звала тебя мать. Твой дядя Валерий – хороший человек. Он будет рад, если я заберу тебя отсюда.
Девушка порывисто вздохнула. Она была похожа на маленькую птичку с пестрым оперением, кружащую над его ладонью. Такой много лет назад, на празднике костров, ему предстала Эйлан. Но Эйлан и Юлия отвергли его. Они превратились в размытые тени, которые вытеснил из его сердца живой образ девушки, стоящей рядом с ним.
– И если бы такое вдруг стало возможным, – прошептала Сенара, – куда бы мы отправились?
– В Лондиний или даже в Рим. Грядет пора великих перемен. Большего я сказать не могу, но уверяю, вместе мы с тобой горы свернем, если только ты согласишься на мое предложение!
Гаю стоило огромных усилий заставить себя не прикоснуться к Сенаре, ибо он почти потерял голову от разрывавших его противоречий и горевшего в нем желания. Но он понимал, что один неверный шаг, и Сенара будет навеки потеряна для него. Девушка подняла к нему свое лицо. Гай смотрел на нее со страстью во взгляде, уже не пытаясь скрыть бушевавший в его душе огонь.
Она не убежала.
– Если бы я знала, как поступить, – дрожа всем телом, едва слышно вымолвила Сенара.
«Отдайся мне, – безмолвно молил Гай. – Помоги мне вырастить сына!» Сенара примет его Гауэна, как родного, в этом римлянин не сомневался. В конце концов именно по этой причине он и добивается ее. Ему не нужна богатая римлянка, которая будет презирать его сына, потому что в мальчике течет британская кровь. Он старается ради Гауэна…
Теперь наконец-то Гай осмелился нежно обнять девушку. Она не отпрянула. Он почувствовал, как задрожала Сенара от его прикосновения, и, опасаясь, что напугал ее, быстро убрал руки.
– О, ну что же мне делать? Господи, помоги, – прошептала Сенара, отворачивая лицо. Ее щека легла на ладонь Гая.
– Мне кажется, – тихо проговорил он ей на ухо, – что это, наверное, твой бог свел нас вместе.
– Бог свидетель, это истинная правда.
– Я отправляюсь к твоему дяде и испрошу у него позволения забрать тебя из Лесной обители. Будь готова покинуть святилище, когда я приду за тобой, – сказал Гай. – На исходе следующей луны мы вместе отправимся в Лондиний.
И опять римлянин с трудом удержался, чтобы не прикоснуться к девушке. И был за то вознагражден. Сенара стыдливо привстала на цыпочки и прошептала.
– Брат мой, давай скрепим наш союз поцелуем дружбы.
– Ох, Валерия, не такого поцелуя я жду от тебя, – выдохнул Гай в ее аккуратно уложенные волосы. – Настанет день, и ты узнаешь, что такое настоящий поцелуй.
Девушка вырвалась из объятий римлянина. Благоразумие – или коварство – подсказало Гаю, что не следует пытаться удержать ее. И это было мудрое решение. В следующую минуту за дверью послышались чьи-то шаги, и в хижину вошел отец Петрос. Сенара, с изумлением отметил Гай, поприветствовала отшельника без тени смущения на лице. Неужели все женщины владеют искусством мгновенно прятать свои чувства? Ему припомнилось, что и Эйлан умела с неимоверной быстротой надеть маску хладнокровия.
– Возрадуйся, святой отец, – сказала Сенара. – Гай Мацеллий обещал забрать меня из храма друидов. Он найдет для меня новый дом, возможно, даже в самом Риме.
Отец Петрос бросил на Гая проницательный взгляд. Он был далеко не так наивен, как юная британка.
– Сенара пыталась доказать мне, добрый отче, почему я должен вступить в твою общину, – объяснил Гай.
– И ей это удалось? – Священник подозрительно наблюдал за выражением лица римлянина.
– Надо признать, она владеет даром убеждения, – спокойно ответил Гай.
Отец Петрос просиял.
– Я буду счастлив приветствовать тебя, как родного сына, в числе своих прихожан, – с неискренней напыщенностью произнес он. – Ты подашь замечательный пример заблудшим душам твоего класса.
«Ну как же, – подумал Гай, – римский вельможа с моими связями – неплохой улов для этого охотника за человеческими душами». А еще говорят, христиане служат Богу, не взирая на лица. Но, должно быть, в самой идее христианства заложено и благое начало, раз уж такая девушка, как Сенара, находит в ней утешение.
Глава 29
– Эйлан! Эйлан! Император умер! – Сенара стремительно влетела в комнату и замерла на месте. К Верховной Жрице Вернеметона полагалось приближаться со степенным почтением.
Эйлан, улыбнувшись, положила на стоявший рядом маленький столик веретено и предложила девушке сесть. Последнее время общество Сенары было ей как никогда желанно, ведь Кейлин уехала из обители, Миллин опять нездоровилось, а Эйлид была занята с послушницами. Дида вообще не разговаривала с ней после смерти Синрика. Хорошо хоть, что его удалось похоронить без лишнего шума. Ночью за телом пришли двое друидов и унесли его на курган, возвышавшийся на Девичьем Холме. Пусть Синрик погиб не смертью храбрых, зато погребли его, как героя.
– Мы узнали об этом от крестьянина, который продает нам свежие яйца; сам он привез новость из Девы, – объяснила Сенара с горящими от волнения глазами. – Императора убили неделю назад, как раз перед равноденствием, и весь мир от Каледонии до самой Парфии гудит, как потревоженный улей! Одни говорят, что новым императором изберут какого-то сенатора. Другие считают, что один из легионов облачит в пурпур своего командующего. Но, скорее всего, появится несколько претендентов и разразится гражданская война!
– А как складывается обстановка в Деве? – спросила Эйлан, как только появилась возможность прервать болтовню Сенары.
– Солдаты XX легиона крайне обеспокоены, но пока ничего не предпринимают. Командующий устроил для них великий пир; вино и пиво льются рекой. Госпожа, как ты думаешь, что теперь будет?
Эйлан вздохнула.
– По-видимому, римский командующий надеется, что легионеры перепьются и тяжелое похмелье отобьет у них всякую охоту чинить беспорядки. – Может, на их счастье, этим все и кончится. Ну а если уж пьяным солдатам вздумается дебоширить, трудно сказать, какими бедами это обернется.
Сенара, хихикнув, покачала головой.
– Я говорю про императора. Возможно ли, что сенаторы возьмут власть в свои руки и Рим опять станет республикой?
Эйлан смерила девушку внимательным взглядом. Почему вдруг эта девочка так обеспокоена событиями в Риме? Конечно, Сенара наполовину римлянка, как и Гай, но ведь прежде она не проявляла особого интереса к жизни народа, к которому принадлежала ее мать.
– Меня гораздо больше волнует то, что ожидает Британию, – мрачно отозвалась Эйлан. – Не только Синрик считал, что такая ситуация даст прекраснейшую возможность поднять на борьбу племена. И тогда у нас в стране тоже вспыхнет гражданская война!
«Мой отец, например, стремится к этому», – внутренне содрогаясь, подумала Эйлан. Великая Богиня, как ей поступить, если он обрушится на нее всей властью архидруида и отцовским авторитетом? И опять Эйлан с отчаянием вспомнила Кейлин. Жрица помогла бы ей найти выход.
Сенара испуганно вытаращила глаза.
– И что же нам делать?
– Для тебя уже есть поручение, – задумчиво промолвила Эйлан. – Возьми отрезы нового полотна и отнеси их к друидам. Ты еще не дала обет, и твой приход им не покажется странным. Спроси с невинным видом, слышали ли они эту новость, а потом расскажешь мне, как отреагировали жрецы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76