Друид и молодой Синрик смазали рану какой-то липкой и жгучей мазью и туго обмотали ногу льняными лоскутами. Потом они стали ощупывать раздувшуюся лодыжку. Гай наблюдал за их действиями без особого интереса.
– Здесь ничего страшного, даже перелома нет, – произнес кто-то рядом.
Из полудремотного забытья Гая вывел голос Синрика:
– Соберись-ка с духом, парень. Кол, о который ты поранился, мог вызвать заражение, но, думаю, если мы прижжем рану, нам удастся спасти руку.
– Эйлан, – коротко скомандовал старик, – выйди отсюда. Это зрелище не для юной девушки.
– Я подержу его, Эйлан, – сказал Синрик. – Ты иди.
– Я останусь здесь, отец. Может быть, вам понадобится моя помощь. – Она сжала руку Гая.
– Поступай, как знаешь, – проворчал пожилой друид. – Но смотри, не визжи и не падай в обморок.
В следующую минуту Гай почувствовал, как чьи-то сильные руки – наверное, Синрика – так пригвоздили его к лавке, что невозможно было даже пошевелиться. Эйлан по-прежнему не выпускала его руки, однако ее ладонь чуть задрожала. Гай отвернулся, закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, – это было бы стыдно. В нос ударил запах раскаленного железа, затем все тело пронзила нестерпимая, невыносимая боль, как будто что-то разорвалось у него внутри.
Губы исказились в мучительной судороге, готовые испустить вопль, но наружу вырвался только сдавленный стон. Потом клещи, сжимавшие его тело, разжались, и он ощущал только ласковое прикосновение девичьих рук. Через некоторое время Гай открыл глаза. На него смотрел старый друид, и в его седеющей бороде играла едва заметная улыбка Синрик все еще стоял, склонившись над ним, бледный как полотно. Такое выражение Гай видел на лицах служивших под его началом молодых воинов, впервые побывавших в сражении.
– Да, ты, парень, не из трусливого десятка, – сдавленным голосом выговорил Синрик.
– Благодарю, – произнес Гай первое, что пришло в голову. И потерял сознание.
Глава 2
Когда Гай очнулся, камышовые светильники едва мерцали. Ему казалось, что он очень долго был без сознания. Тлеющие в очаге угли излучали слабый свет, и он разглядел возле лавки, на которой лежал, очертания девушки. Это была Эйлан, и она сидя дремала. Римлянин чувствовал усталость во всем теле и пульсирующую боль в руке; нестерпимо хотелось пить. Где-то неподалеку разговаривали женщины. Его плечо было обмотано толстым слоем льняных бинтов, и у Гая было такое чувство, словно его запеленали, как грудного младенца. На рану наложили какую-то сальную мазь, и от повязки исходил запах жира и бальзама.
Девушка сидела прямо на маленькой треногой табуретке и казалась стройной, как молодая березка. Она молчала. Лицо бледное, слегка вьющиеся волосы зачесаны за уши, но они были слишком мягкими и поэтому не лежали ровными прядями. На шее – золотая цепочка с амулетом. Гай знал, что в Британии девушки довольно поздно достигают зрелости. Вполне вероятно, что Эйлан уже исполнилось пятнадцать. Она еще не женщина, но уже и не ребенок.
Раздался грохот, как будто кто-то уронил ведро, и чей-то молодой голос прокричал:
– В таком случае иди и сам их дои, если сообразишь, как это делается!
– И чем тогда будет заниматься коровница? – резким тоном отозвалась какая-то женщина.
– А она завывает и вопит во все горло, словно привидение-плакальщица, потому что римские палачи увели ее мужа на работы и она осталась одна с тремя малыми детьми, – ответил первый голос, – а Родри мой ушел за ними.
– Проклятие Танара на головы всех этих римлян… – вступил в разговор какой-то мужчина, и Гай узнал голос Синрика. Но женщина постарше перебила его:
– Тихо вы все. Маири, расставь-ка лучше тарелки на столе, вместо того чтобы кричать на ребят. Я пойду поговорю с этой бедной женщиной, скажу ей, чтобы привела своих малышей сюда, но коров доить сегодня все равно надо, даже если римляне заберут всех мужчин Британии.
– Правильно, кормилица, – согласился Синрик.
Голоса звучали теперь тише. Девушка взглянула на Гая, затем встала.
– Ой, да вы уже проснулись, – заговорила она. – Есть хотите?
– Я готов проглотить лошадь и колесницу и бежать полпути до Венты, чтобы полакомиться еще и возничим, – без тени улыбки на лице ответил Гай, и девушка какое-то мгновение недоуменно смотрела на него, потом широко раскрыла глаза и прыснула от смеха.
– Пойду посмотрю, есть ли на кухне лошадь с колесницей, – весело сказала она. Неожиданно за спиной у Эйлан образовался яркий просвет, и Гай увидел в дверном проеме женщину. Он был изумлен: в комнату лился солнечный свет.
– Не может быть. Сейчас что, уже другой день? – не задумываясь выпалил римлянин. Женщина рассмеялась, повернувшись боком, откинула полог из лошадиной шнуры и зацепила его за крюк, одновременно потушив оплывший фитиль светильника.
– Эйлан не позволила тревожить тебя, даже накормить не разрешила, – сказала она. – Она считает, что сон для тебя полезнее, чем пища. Пожалуй, она права. Но сейчас ты, должно быть, очень хочешь есть. Сожалею, что не могла лично оказать тебе радушную встречу в своем доме. Я навещала одну больную женщину в нашем селении. Надеюсь, Эйлан хорошо ухаживает за тобой.
– О да, превосходно, – ответил Гай и на мгновение зажмурился. Эта женщина чем-то до боли напоминала ему мать.
Женщина смотрела на Гая. Она была очень красива и так похожа на Эйлан, что было ясно: это мать девушки.
– Матушка… – произнесла Эйлан и, оробев, замолчала. У женщины, как и у дочери, были светлые волосы и темно-серые глаза с ореховым оттенком. Нарядная шерстяная кофта была испачкана в муке, – очевидно, она работала вместе со своими служанками. Из-под кофты виднелась вышитая белая сорочка из тонкого льняного полотна, и Гай признался себе, что более искусной работы ему еще не приходилось видеть в Британии. Верхние концы накидки были скреплены витой золотой застежкой тонной работы, на ногах – добротные башмаки из крашеной ножи.
– Надеюсь, тебе уже лучше? – любезно осведомилась она.
Гай приподнялся, опираясь на здоровую руку.
– Гораздо лучше, госпожа, – ответил он. – Всю жизнь буду благодарен тебе и твоей семье.
– Ты живешь в Деве?
– Я гостил неподалеку от Девы, – сказал Гай. Зная, что он приехал из римского города, она поймет, почему в его речи слышен латинский акцент.
– Раз уж ты проснулся, я скажу Синрику, чтобы он помог тебе помыться и одеться.
– Помыться было бы неплохо, – согласился Гай, повыше натягивая на себя одеяло: он только теперь заметил, что лежит совсем голый, если не считать повязок на ранах.
Женщина проследила за его взглядом и сказала:
– Он даст тебе что надеть. Возможно, одежда будет велика, но первое время придется походить так. Если хочешь, лежи здесь и отдыхай. А если чувствуешь, что можешь присоединиться к нам, мы будем очень рады.
Гай задумался. Каждый мускул в его теле отдавался ноющей болью, словно его колотили дубинками. С другой стороны, ему интересно было поближе познакомиться с обитателями дома, посмотреть, как они ведут хозяйство. И потом, они не должны думать, будто он пренебрегает их обществом. Прежде он полагал, что британцы, не желающие вступать в союз с Римом, – это в основном дикари. Но дом, где он сейчас находился, совсем не походил на жилище первобытных варваров.
– Я с удовольствием присоединюсь к вам, – сказал Гай и смущенно потер щетинистую щеку. – Только я хотел бы сначала умыться и, пожалуй, побриться.
– Бриться совсем необязательно. Во всяком случае, не затрудняй себя ради нас, – возразила женщина. – А помыться тебе поможет Синрик. Эйлан, найди брата, скажи, что нужна его помощь.
Девушка выскользнула из дома. Женщина тоже повернулась, чтобы уйти, но потом вдруг остановилась и еще раз посмотрела на Гая. Дневной свет, струившийся в комнату через квадратный проем, позволил ей лучше разглядеть юношу. Она улыбнулась, но теперь уже не той вежливой улыбкой, которой привечают гостей. Взгляд смягчился. Так когда-то смотрела на Гая мать – давно это было.
– Боже мой, – произнесла она, – да ты же еще совсем мальчик.
Гай даже обиделся – уже три года он выполняет работу, которая под силу только взрослым мужчинам. Он раздумывал, как учтивее и достойнее выпутаться из глупого положения, но тут раздался молодой насмешливый голос:
– Ну-ну, если уж он мальчик, кормилица, то я, в таном случае, несмышленый малыш в отцовском наряде. Ну что, непутевый, пойдем поищем еще какую-нибудь медвежью яму?
В дом вошел Синрик. Гай в очередной раз с удивлением отметил, какой он большой. Однако в остальном Синрик был совсем еще юноша, хотя из него можно было бы скроить двух таких, как Гай. Синрик расхохотался.
– Пожалуй, – продолжал он, – теперь ты меньше похож на горемыку, которого лучше отправить на тот свет, как поступают с идиотами и пропойцами. Дай-ка я осмотрю твою ногу, а там решим, можно ли тебе ходить. – У Синрика при его огромных габаритах были очень мягкие ладони. Он осторожно обследовал раненую ногу Гая и опять засмеялся. – Вот бы всем нам такие ноги! У тебя тут просто большая шишка. Что случилось, стукнулся о кол? Наверное, так. Другой, менее везучий, от такого удара получил бы перелом в трех местах и всю жизнь хромал бы, но тебе, думаю, это не грозит. Вот плечо – другое дело. В дорогу ты сможешь отправиться дней через семь, не раньше.
Гай с трудом сел на лавке.
– Мне надо ехать, – сказал он. – Через четыре дня я должен быть в Деве. – Через четыре дня истекал срок его отпуска по ранению…
– А я говорю, что, если ты сейчас отправишься в Деву, через четыре дня твои друзья похоронят тебя, – возразил Синрик. – Даже мне это ясно. Между прочим… – он торжественно приосанился и, словно наизусть отвечая урок, проговорил: – Бендейджид шлет сердечный поклон гостю, почтившему своим присутствием его дом, и желает ему скорейшего выздоровления. Он сожалеет, что неотложные дела не позволили ему быть дома сегодня, но будет очень рад встретиться с тобой по возвращении. – Синрик перевел дыхание и добавил: – У меня лично не хватит духу сообщить ему, что ты отказался от его гостеприимства.
– Твой отец – великодушный человек, – сказал Гай. Значит, ему придется остаться. Другого выхода нет. Имя Клотина лучше не упоминать. Как дальше будут развиваться события – это зависит от идиота-возничего. Если он вернулся и, как верный раб, доложил, что сын префекта выпал из колесницы и, возможно, погиб при падении, его тело, скорей всего, уже ищут в лесу. С другой стороны, если этот полоумный солгал или сбежал в какую-нибудь деревню, неподвластную римлянам, – а таких деревень здесь немало, хотя до Девы рукой подать, – тогда остается только гадать. Возможно, о нем и не вспомнят до тех пор, пока Мацеллий Север не начнет сам искать сына.
Синрик согнулся над сундуком, который стоял на полу возле кровати. Вытащив из него рубашку, он стал разглядывать ее. На лице его отразилось замешательство, глаза заискрились смехом.
– Тряпье, что было на тебе, сгодится разве только ворон пугать, – заговорил он. – Девочки постирают его и попробуют залатать, если получится. Им все равно нечего делать в такую погоду. В этой длинной рубашке ты будешь похож на девушку. – Он бросил рубашку назад в сундук. – Пойду попрошу что-нибудь меньшего размера.
Синрик вышел, а Гай стал рыться в своей одежде, – вернее, в том, что осталось от нее, – которую сложили возле кровати. Он искал свой кошелек; его срезали вместе с кожаным поясом. Кажется, все вещи на месте. Несколько квадратных кусочков олова, которые все еще имели хождение в качестве денег за пределами римских городов, пряжка, складной нож, одно-два маленьких колечка, еще кое-какие безделушки, которые он снял, когда ходил на охоту… Ага, вот и кошелек. Нельзя сказать, что он ему пригодился! Его взгляд на мгновение застыл на кусочке пергамента с печатью префекта. Эта охранная грамота здесь ему не поможет – скорее уж навредит. А вот когда он снова тронется в путь, она ему пригодится.
Быстрым движением Гай запихнул пергамент в кошелек. Интересно, заметили ли его спасители кольцо с печаткой? Он стянул с пальца кольцо и собрался было сунуть его в кошелек. Но в это время вернулся Синрик с одеждой; она висела у него на руке. Гай испытал неловкость: со стороны могло показаться, будто он проверяет, не украли ли у него что-нибудь.
– Мне кажется, при падении я немного повредил кольцо, – стал оправдываться Гай и провел пальцем по зеленому камню, как бы в доказательство того, что оно шатается. – Боюсь, камень выпадет, если я оставлю кольцо на руке.
– Римская работа, – заметил Синрик, взглянув на кольцо. – Что там написано?
На печатке были выгравированы только инициалы Гая и герб легиона, в котором он служил, но молодой римлянин очень дорожил этим кольцом: Мацеллий заказал печатку в Лондинии и вручил кольцо сыну, когда тот начал свою службу в легионе. Но Гай ответил:
– Не знаю, это подарок.
– Рисунок в римском стиле, – сердито щурясь, произнес Синрик. – Римляне заполонили своей дрянью почти всю Британию, до самой Каледонии. – Потом презрительно добавил: – Поди теперь разбери, где его делали.
По поведению Синрика Гай определил, что он сейчас находится в гораздо более опасном положении, чем когда беспомощно умирал в яме. Сам друид Бендейджид никогда не нарушит законов гостеприимства – Гай знал об этом по рассказам матери и няни. Но вот молодой британец по горячности своей может натворить все, что угодно.
Не задумываясь, Гай вытащил из кошелька одно из колец поменьше.
– Я обязан жизнью тебе и твоему отцу, – сказал он. – Окажи мне честь, прими это в дар от меня. Это кольцо стоит не дорого, но, возможно, оно будет напоминать тебе о твоем добром поступке.
Синрик взял кольцо; оно могло налезть ему только на мизинец.
– Синрик, сын друида Бендейджида, благодарит тебя, чужеземец, – произнес он. – Не знаю только имени того, кому я должен выразить мою благодарность…
Синрик недвусмысленно, хотя и соблюдая при этом правила хорошего тона, давал понять Гаю, чтобы тот назвал себя. Со стороны римлянина было бы невежливо проигнорировать этот намек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76