– Раз уж ты согласилась на встречу с ним, отказываться поздно. Придется тебе явиться к назначенному месту, – сказала та. – Но я буду присутствовать при вашем разговоре, и, если меня спросят, я смогу поклясться, что вы не произнесли ни одного слова, которое постыдились бы повторить в присутствии твоих или его родителей. Согласна?
Эйлан склонила голову и повернулась, собираясь уходить. Вообще-то так будет даже спокойнее. В присутствии жрицы Гай не решится настаивать на чем-нибудь… предосудительном.
– Подожди, – остановила девушку Кейлин. – Почему ты пришла за советом ко мне? Ты же наверняка знала, что я не одобрю твоего решения!
– Я не совершаю ничего такого, что противоречило бы данным мною клятвам. – Эйлан прямо смотрела в глаза жрицы. – Но я знаю, что праздные языки способны наплести любые небылицы. А ты, я была уверена, дашь мне верный совет, независимо от того, как сама относишься к этому! – Эйлан повернулась, чтобы уйти, но успела заметить, как вспыхнули щеки Кейлин. Потом она с удовольствием вспоминала об этом.
И вот теперь она стоит и ждет, когда появится Гай. Рядом со своей неумолимой надзирательницей ей нечего бояться. Если бы прежде у Эйлан спросили, пугает ли ее встреча с Гаем, она, не колеблясь, ответила бы: «Нет». Но солнце поднималось все выше, тени становились короче, приближался час свидания, и в душу к Эйлан стал закрадываться страх; вот она уже вся трепещет от ужаса.
– О, Кейлин, – Эйлан повернулась к жрице, которая вышивала, устроившись на камне на краю поляны. – Что мне сказать ему?
– Почему ты вдруг спрашиваешь меня? Что я могу посоветовать девушке о том, как устроить сердечные дела с мужчиной? – язвительно усмехнулась Кейлин.
Эйлан вздохнула. Время шло, а Гай все не появлялся. Девушка понимала, что от Девы до Лесной обители путь не близкий. Ожидание затягивалось, и Эйлан, чтобы успокоить нервы, украдкой просунула руку в ладонь Кейлин.
Может быть, она все-таки вмешивается не в свое дело? Нет, решительно ответила себе девушка. Она обязана разузнать, остались ли у девочки другие родные, кроме отца. Эта мысль придала ей уверенности, и ее страхи улеглись. Но когда она наконец-то заметила на тропинке тень Гая, сердце ее заколотилось с новой силой.
Впервые Эйлан видела его в форме римского легионера – она была ему очень к лицу. Голову юноши покрывал шлем с малиновым гребнем, и поэтому он казался выше. Малиновый цвет выгодно оттенял его темные глаза. Гай вышел на поляну и остановился как вкопанный. В глазах его на мгновение вспыхнул и тут же погас яркий огонек – только этим он и выразил свое удивление, увидев двух женщин, а не одну, как он ожидал. Римлянин отсалютовал жрицам и, сняв с головы шлем, сунул его под мышку.
Эйлан глядела на него, не отрываясь. Она только мельком видела римского офицера в полной военной форме и сейчас мгновенно ощутила разницу в их положении. «И все же, – говорила она себе, – согласно законам империи все мы – римляне». Для нее это было откровением.
Гай взглянул на девушку и улыбнулся, и Эйлан неожиданно позабыла все, о чем намеревалась говорить с ним.
Римлянин перевел взгляд на Кейлин, пытаясь придумать, как начать разговор. Ему и в голову не приходило, что во время встречи с Эйлан рядом будет находиться кто-то еще. Под бдительным оком этого дракона он вряд ли совершит что-нибудь такое, что вызовет гнев его отца или негодование Бендейджида. Они с Эйлан могут обменяться лишь несколькими осторожными фразами.
Но, встретив насмешливый взгляд Кейлин, Гай перестал сердиться. Ведь Эйлан теперь весталка (или почти то же самое, что весталка), только обитающая на Британских островах. Разве смеет он винить ее за то, что она пожелала вести с ним разговор при свидетельнице, которая потом сможет подтвердить, что она не нарушила данный обет. Гай раздумывал, как бы дать понять Эйлан, что для него она столь же священна и неприкосновенна, как и девственницы храма богини Весты. Он вспомнил праздничную ночь, когда они вдвоем сидели у пылающих костров. Эйлан тогда покорила его своей доверчивостью и невинностью.
Кейлин, конечно, женщина совсем иного склада. Гай сразу понял, что она не доверяет ему – или, вернее, им обоим – и не позволит им и секунду побыть наедине. Он был возмущен тем, что она ставит под сомнение непорочность помыслов Эйлан. Видимо, старшая жрица была воспитана на рассказах о всевозможных бесчинствах, творимых римлянами. Эйлан встречалась с мужчиной, тем более с римлянином, – одного этого было достаточно, чтобы возбудить подозрение у женщин Лесной обители.
С другой стороны, Гай понимал, что, если бы Эйлан пришла к нему на свидание одна, он бы наверняка не сдержался и поцеловал ее. В своем простеньком светлом льняном платье, которое лишь подчеркивало красоту ее золотистых волос, девушка была просто очаровательна. Наверное, это форменный наряд жриц Лесной обители, думал Гай, разглядывая Эйлан. Платье Кейлин ничем не отличалось по фасону и по качеству материи от одеяния Эйлан. Только у Кейлин платье было темно-синего цвета и совсем не шло ей. У каждой из женщин на поясе висел маленький кривой кинжал.
Эйлан начала рассказывать ему о девочке, которая жила со жрицами. Она говорила сбивчиво, но Гай сразу догадался, что, должно быть, это и есть дочка сестры Валерии.
– Просто невероятно, – воскликнул он. – Наверное, это как раз та самая девочка, о которой я хотел разузнать. Она – племянница секретаря моего отца. Сколько ей лет?
– Должно быть, Великая Богиня и впрямь благоволит к нам, – сказала Эйлан. – По-моему, девочке еще нет десяти.
– Так, значит, ее еще рано выдавать замуж, – заметил Гай. Согласно римским законам, девочке дозволялось выйти замуж по достижении двенадцати лет. – Это хорошо, – беззаботно добавил он. – Иначе Валерий чувствовал бы себя обязанным как-то устроить ее судьбу. А так ему просто нужно найти себе жену, чтобы у девочки был дом.
– В этом нет необходимости, – заверила Гая Эйлан. – Девочке у нас хорошо, она всем довольна, так и передайте ему.
Гай нахмурился. Валерий происходил из старинного добропорядочного рода, и он вряд ли согласится, чтобы его племянница воспитывалась без опеки и покровительства его семьи. Но ведь Валерий и сам пока не знал, кому из родственников можно отдать девочку, чтобы она воспитывалась в семье. Возможно, он благосклонно отнесется к настойчивым заверениям Эйлан, что она лично будет присматривать за его племянницей, заботиться о ее здоровье и благополучии.
Ведь у римлян считалось за самую высокую честь, если маленькую девочку принимали в храм богини Весты. Пока она исполняла обязанности жрицы, ее почитали, как царицу или императрицу. Он попытается убедить Валерия, что его племяннице лучше остаться в Лесной обители.
Неожиданно Гай перехватил сердитый взгляд Кейлин и осознал, что с губ его по-прежнему слетают какие-то пустые фразы о девочке, которую он даже ни разу не видел. Они с Эйлан уже обговорили все, что касалось дела, и стали повторяться. Пришло время прощаться.
Гай умолк, с тоской глядя на девушку. Вряд ли ему представится возможность еще раз поговорить с ней, даже в присутствии постороннего человека, как сейчас. Гай очень хотел обнять Эйлан на прощание, но под надзором Кейлин он, конечно, не мог себе этого позволить. Да и не следовало подвергать себя подобным искушениям. Но Эйлан продолжала смотреть на него; в глазах ее читался немой вопрос.
– Эйлан… – произнес Гай и запнулся. Кейлин пристально наблюдала за ними. – Ты знаешь, что мне хотелось бы сказать тебе… – Он протянул руку, не смея коснуться девушки. Кейлин кашлянула, и Гай, убрав руку, сухо отдал честь на прощание. По улыбке Эйлан он догадался, что девушка поняла его.
Римлянин ушел, и Эйлан подбежала к Кейлин.
– Значит, это и есть тот самый римлянин, о котором ты грезишь целыми днями, так что даже и матрас толком набить не можешь. Не понимаю. По-моему, ничего особенного в нем нет.
– Ну, я и не надеялась, что он тебе очень уж понравится, – сказала Эйлан, – но ведь ты не станешь отрицать, что он хорош собой?
– Он ничем не лучше любого другого римлянина, – заметила Кейлин. – Да и вообще все мужчины одинаковы. На мой взгляд, твой молочный брат Синрик гораздо симпатичнее. У него не такие резкие черты лица, и он не воображает себя центром Вселенной.
У каждого свой вкус, подумала Эйлан. Она, например, не видит в Синрике ничего привлекательного, а Дида, наоборот, с ума по нему сходит. А вот Гай, он особенный. И он совсем не казался ей типичным римлянином. Да и сам Гай, похоже, не очень-то кичится своим римским происхождением. «Конечно же, нет, – убеждала себя девушка, – ведь одно время он даже готов был отречься от своего народа ради меня».
Сама Эйлан даже не думала о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого, словно Гай – единственный мужчина на всем белом свете. Она едва ли сознавала, что постоянные мысли о Гае мешали ей отрешиться от прежней жизни и полностью посвятить себя обязанностям жрицы, хотя она уже привыкла к Лесной обители.
– Эйлан, ты опять грезишь наяву. – Суровый тон Кейлин отвлек ее от мечтаний. – Найди Сенару и расскажи ей то, что ты узнала, а потом иди заниматься к Латис. Если сумеешь заставить себя прилежно учиться, когда-нибудь и ты будешь разбираться в травах не хуже Миллин.
Получив выговор, Эйлан отправилась выполнять свои обязанности, однако невольно она снова и снова возвращалась мыслями к встрече с Гаем, повторяла про себя каждое произнесенное и услышанное слово. Ей не верилось, что она никогда больше не увидит его, не поговорит с ним. Они простились сухо и официально, но Гай уже стал частью ее жизни и забыть его было выше ее сил.
Вечером Эйлан дежурила у Лианнон. Старая женщина встретила ее встревоженным взглядом.
– Неужели то, что мне передали, правда? Ты уходила из святилища на свидание с мужчиной? Жрицы Лесной обители не должны позволять себе подобного. Ты меня огорчаешь, – укоризненно проворчала она.
У Эйлан от гнева на щеках выступили красные пятна. Но ведь она специально попросила Кейлин сопровождать ее.
– Я не сказала ни единого слова, которое постыдилась бы произнести в присутствии всех жриц.
Лианнон вздохнула:
– Я не обвиняю тебя в этом, но ведь ты общалась с ним не в присутствии всех; теперь пойдут разговоры. Благодарение Великой Богине, что рядом была Кейлин. Но ей-то уж известно, что мы не должны подвергать себя ни малейшему подозрению, и поэтому наказание понесет она, а не ты. И я настоятельно прошу тебя: если тебе еще раз захочется совершить нечто подобное, помни, что из-за твоего безрассудства могут пострадать другие. Ты еще молода, Эйлан, а молодость беспечна.
– Ты накажешь Кейлин? Но это несправедливо! Что ты с ней сделаешь? – испуганно спросила Эйлан.
– Бить я ее не стану, если ты этого опасаешься, – с улыбкой проговорила Лианнон. – Я ни разу не ударила ее, даже когда она была ребенком, а, наверное, следовало бы. Она сама выберет наказание, если пожелает.
– Но, матушка, – возразила Эйлан, – ты ведь сама поручила мне разузнать о родственниках девочки.
– Я не просила, чтобы ты расспрашивала римлян, – раздраженно ответила Лианнон. Эйлан была удивлена. Интересно, каким же образом в таком случае она могла отыскать родственников девочки, мать которой была римлянкой?
Позже, когда она сидела в кругу жриц, Эйлан нашла возможность поговорить с Кейлин.
– Лианнон сказала, что накажет тебя. Прости меня, пожалуйста. Тебя ожидает суровое наказание? Она пообещала не бить тебя.
– Бить она не станет, – ответила Кейлин. – Скорей всего, она ушлет меня в лесной домик, чтобы я в уединении поразмыслила над своими грехами, а заодно навела порядок в хижине, выполола вокруг сорняки и убрала хворост. Это не такое уж страшное наказание. Лианнон, наверное, и не догадывается, что я рада возможности пожить в уединении, где мне никто не будет докучать и я смогу посвятить все свободное время музыке, погрузиться в свои мысли. Не тревожься, меня никто не тиранит.
– Ты будешь жить в лесу совсем одна? Разве тебе не страшно?
– А чего мне бояться? Медведей? Волков? Бродяг? Последнего из медведей, которые водились в этих местах, выловили лет тридцать назад. И разве тебе приходилось видеть, чтобы на базаре продавали волчью шкуру? Что касается людей, ты и сама имела возможность убедиться, что я способна прогнать любого, кто сунется ко мне. Нет, я не боюсь жить одна в лесу.
– А я бы с ума сошла от ужаса, – уныло созналась Эйлан.
– Охотно верю, но я не страшусь одиночества. Я буду предоставлена сама себе – никаких занятий, никаких обязанностей. Я смогу вдоволь наслаждаться музыкой. Так что мне будет очень даже хорошо, – заверила девушку Кейлин. – Такое наказание – хоть она и считает это наказанием – мне совсем не в тягость.
Эйлан больше ничего не сказала наставнице. И конечно, они с Дидой не станут возражать, что в отсутствие Кейлин им придется чаще дежурить в покоях Лианнон. Дополнительная работа не пугала Эйлан: она любила Лианнон и поэтому мирилась со всеми ее недостатками. Она была уверена, что Дида тоже любит старую женщину. Но все же ей будет недоставать Кейлин.
Поразмыслив немного, Эйлан поняла, что, если бы Лианнон была по характеру более властной и жесткой женщиной, ее, наверное, сурово наказали бы и даже высекли. Хоть Кейлин и говорит, что решение Верховной Жрицы ее ничуть не расстроило, ей придется расплачиваться за проступок Эйлан. Девушка чувствовала себя виноватой перед жрицей, но отнюдь не раскаивалась в том, что согласилась встретиться с Гаем. Жаль только, что беседа длилась так недолго. Ей нужно было многое сказать ему, хотя она точно и не знала, что именно.
Кейлин оставила на время Лесную обитель. Эйлан заметила, что мало кто из женщин опечален отсутствием жрицы. По-видимому, она не пользовалась большой любовью у обитательниц святилища. Похоже, только Миллин и Эйлид искренне любили Кейлин, ну и, конечно, Лианнон.
Лето шло на убыль, погода менялась. С началом осени зарядили дожди. Однажды, сидя вечером возле очага в кругу других послушниц, Эйлан неожиданно для себя задумалась о Кейлин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76