– вопросом ответил дочери Бендейджид. – Однако ему придется смириться с моим решением. Отец Гауэна от его имени честно и благородно попросил твоей руки, и я столь же честно и прямодушно дал свой ответ. И кончено.
– Другой, менее благородный мужчина, мог бы так обойтись со мной, что ты был бы только рад избавиться от меня, – сдавленным голосом проговорила Эйлан.
Лицо Бендейджида потемнело от ярости, и впервые в жизни Эйлан испытала жуткий страх перед отцом. Он рывком притянул ее к себе и ударил по губам, хотя и не очень сильно.
– Хватит… – сказал он. – Замолчи! Если бы я чаще шлепал тебя в детстве, мне не пришлось бы сейчас бить тебя за такие бесстыжие слова.
Бендейджид разжал пальцы, и Эйлан безжизненно опустилась на скамью. Если бы отец заговорил с ней подобным тоном десять дней назад, она выплакала бы себе все глаза от горя. Теперь же у нее было такое чувство, что никакая боль на свете не выжмет из нее ни слезинки.
– Не быть тебе женой римлянина, пока я жив, – решительно заявил Бендейджид, – и надеюсь, этого не случится даже после моей смерти. А если ты скажешь мне, что ваши отношения зашли слишком далеко и у тебя нет другого выхода, как только выйти замуж за этого полуримлянина, в котором течет кровь предателей, или родишь незаконного ребенка, который станет называть меня дедушкой, я утоплю тебя собственными руками, и во всей Британии не найдется человека, который посмел бы упрекнуть меня. Что это ты покраснела, дочь моя? Минуту назад ты не думала о своей стыдливости!
Эйлан предпочла бы выслушать все эти обвинения стоя, но коленки у нее дрожали, и она не смогла подняться.
– Неужели ты и впрямь считаешь, что я такая бесстыжая?
– Ты сама заговорила об этом, – резко отозвался Бендейджид. Голос его смягчился. – Дитя мое, – ласково продолжал он, – во мне говорил гнев. Ты хорошая девушка, и я верю тебе. Не сердись. И забудем про этот разговор. Завтра ты отправишься к сестре. Скоро у Маири родится ребенок, и нужно, чтобы рядом с ней находился кто-то из родных, а у матери нет времени. Теперь уже ясно, что ее мужа Родри захватили в плен римляне, когда он последовал за нашими людьми, которых забрали на работы. Так что сама понимаешь, мне сейчас зять-римлянин совсем некстати.
Эйлан тупо кивнула. Бендейджид обнял ее и с нежностью в голосе произнес:
– Я старше и мудрее тебя, Эйлан. Молодые беспокоятся только о себе. Думаешь, я не замечал твоей тоски? Я решил, что ты скучаешь по Диде, и поэтому я, конечно же, разгневан на этого неполноценного римлянина, который заставляет тебя так страдать.
Напряженно замерев в объятиях отца, девушка снова кивнула, но мысли ее были далеко. Он сказал, что, если она выйдет замуж за Гая, вороны выклюют ее сердце, и поначалу она думала, что это всего лишь образное выражение. Но теперь она начала сознавать, что ее отец говорил чистую правду: сердце ныло острой болью, будто и в самом деле в него вонзился клюв ворона.
Чувствуя, что дочь продолжает упрямиться, Бендейджид раздраженно добавил:
– Твоя мать права: тебе пора замуж. Этой же зимой я найду тебе мужа, и он будет британцем.
Эйлан вырвалась из рук отца; глаза ее сверкали яростью.
– Я вынуждена подчиниться тебе, – зло заговорила она. – Но если уж мне не дозволено самой выбрать мужа по сердцу, я вообще не выйду замуж.
– Дело твое, – рассердился Бендейджид. – Я не собираюсь тебя принуждать. А Сенаре я подыщу жениха заранее, пока она еще ребенок. Я не желаю еще раз вступать в такой конфликт с собственной дочерью.
Дождь лил не переставая вот уже много дней. Реки и озера вышли из берегов, затопив поля, размыв все дороги и тропинки. Маири вот-вот должна была родить, а о судьбе ее мужа по-прежнему не было никаких известий. Она понимала, что рожать ей лучше под кровом отчего дома, но в ее положении было опасно куда-либо ехать. Поэтому Эйлан в сопровождении двух слуг отправили на хутор к сестре.
Девушка была рада пожить у Маири, хотя сама по ночам часто плакала, думая о Гае. Здесь в ней нуждались. Она помогала сестре коротать одиночество, возилась с маленьким племянником. Мальчик постоянно капризничал, вид у него был потерянный и несчастный, потому что мать перестала кормить его грудью, а отец куда-то исчез. В последние дни беременности Маири было тяжело заниматься с малышом, а у Эйлан хватало терпения часами кормить племянника из ложки, вырезанной из рога, развлекать его, и мальчик постепенно позабыл свои горести; в доме снова слышался его звенящий смех.
Дождь по-прежнему не прекращался, и Эйлан иногда со страхом думала, что, возможно, ей самой придется принимать у сестры роды. Однако Маири договорилась, чтобы к ним на это время приехала одна из жриц.
– Все женщины Лесной обители обучены таким вещам, сестра, – объяснила она Эйлан, потирая поясницу, в которой последние дни не утихала ноющая боль. – Так что не переживай.
Эйлан жила у Маири уже четвертый день и за это время постепенно освоилась в доме сестры.
– Как было бы замечательно, если бы прислали Диду, правда?
– Она совсем недавно живет в Лесной обители, и ей нельзя отлучаться оттуда в течение первого года. Мне пообещали прислать одну из помощниц Лианнон. Ее зовут Кейлин, она родом из Гибернии. – Маири проговорила это как-то сухо и неприязненно, и Эйлан подумала, что, наверное, ей не нравится эта жрица, но спрашивать ни о чем не стала.
Кейлин приехала через три дня. Это была высокая женщина, плотно укутанная в шали и платки, из-под которых проглядывали только глаза и густые темные волосы. На фоне почти черных волос и бровей ее кожа неестественно отсвечивала молочной белизной, но глаза у жрицы были голубые. Она стала снимать о себе верхние одежды, и от ее резких движений по комнате словно пронесся порыв ветра. Из очага вырвались клубы дыма, и жрица закашлялась. Эйлан торопливо налила в кружку пива и молча протянула ее женщине.
– Спасибо, дитя мое, – низким голосом поблагодарила девушку жрица, – но мне это не дозволено. Дай мне лучше воды…
– Да-да, конечно, – смутившись, пробормотала Эйлан и с чашкой в руке поспешно бросилась к двери, где стояла бочка с водой. – Хочешь, я принесу чистой воды из колодца…
– Не надо, меня вполне устроит вода из бочки, – сказала жрица и, взяв из рук Эйлан чашку, мгновенно осушила ее. – Благодарю тебя. Однако кто здесь собирается рожать? Ты сама еще совсем дитя.
– Это у Маири должен родиться ребенок, – тихо ответила Эйлан. – А меня зовут Эйлан, я – средняя дочь Бендейджида. У меня есть еще младшая сестренка, Сенара. Ей всего девять лет.
– А я Кейлин.
– Я видела тебя на празднике костров, но я тогда не знала твоего имени. Я думала, что помощница Лианнон должна быть… – Девушка смущенно замолчала.
– Старше? Более степенной? – докончила за Эйлан жрица. – Я давно живу с Лианнон, с тех самых пор, как она привезла меня с западного побережья Эриу. Когда мы приехали в Лесную обитель, мне было лет четырнадцать, а я живу там вот уже шестнадцать лет.
– Ты знаешь Диду? Она моя родственница.
– Конечно, но она живет вместе с послушницами. Нас ведь много в Лесной обители, однако мы не все занимаем равное положение. Теперь, увидев тебя, я понимаю… Но об этом после. Сейчас я хочу поговорить с твоей сестрой.
У Маири был уже такой большой живот, что она едва могла ходить. Эйлан подвела жрицу к сестре, а сама, чтобы не мешать их разговору, отошла в сторону, так что почти и не слышала, о чем вполголоса спрашивала Кейлин беременную женщину. Спокойный, размеренный говор жрицы действовал успокаивающе.
Эйлан заметила, что Маири расслабилась, лицо ее просветлело. И тут девушка впервые осознала, что последние дни ее сестра жила в страхе. Кейлин ощупывала длинными пальцами живот Маири, и та лежала спокойно, совсем не морщась от боли. Жрица закончила осмотр, и Маири облегченно вздохнула.
– Думаю, сегодня ты не родишь, а может, даже и завтра. Ты пока отдыхай, девушка. Скоро тебе понадобится ох как много сил, – ласково проговорила Кейлин.
Позаботившись о Маири, жрица вернулась к Эйлан, которая сидела у огня.
– Это правда, что ее муж куда-то исчез? – тихо поинтересовалась она.
– Мы опасаемся, что его захватили римляне, – ответила Эйлан. – Отец предупредил, чтобы я случайно не обмолвилась об этом Маири.
На какое-то мгновение взгляд Кейлин затуманился, словно она смотрела куда-то в глубь своей души.
– И не говори ей ничего. Боюсь, она больше не увидит его.
Эйлан с ужасом смотрела на жрицу.
– Тебе что-то известно?
– Я видела знамения, и они не предвещают ничего хорошего.
– Бедная Маири, бедная моя сестра. Как же ей сказать об этом?
– Сейчас молчи, – посоветовала Кейлин. – Я сама ей скажу, когда она родит. Тогда ей будет легче пережить свое горе.
Эйлан поежилась. Она очень любила Маири, а жрица рассуждала о смерти столь же естественно и деловито, как и о жизни. В ее голосе не слышалось ни участия, ни сожаления. Наверное, жрицы воспринимали жизнь и смерть совсем не так, как она, Эйлан.
– Надеюсь, у нее есть родственники-мужчины, которые смогут позаботиться о ее детях, – продолжала Кейлин.
– У моего отца нет сыновей, – сказала Эйлан. – Однако если Маири понадобится помощь, Синрик будет заботиться о ней, как брат родной.
– Разве он не сын Бендейджида?
– Приемный сын. Мы росли вместе, и он очень привязан к Маири. Сейчас он уехал на север страны.
– Я слышала кое-что о вашем Синрике, – сказала Кейлин, и Эйлан с любопытством подумала, что именно известно жрице. – А твоей сестре и в самом деле понадобится помощь родных.
Эйлан проснулась среди ночи от неистового завывания и грохота, сотрясавшего весь дом. С запада налетел ураганный ветер, который не стих и к утру, и деревья раскачивались и гнулись под его бешеными порывами. В некоторых местах ветер сорвал с крыши несколько охапок соломы, но сам дом лишь постанывал и сотрясался при каждом новом шквале, от которого могла бы развалиться и более крепкая постройка. Дождь по-прежнему лил не переставая, но Кейлин не хмурилась, глядя на ливень.
– Говорят, с побережья в глубь страны движутся какие-то разбойники, – объяснила жрица, когда Эйлан поинтересовалась, чему она радуется. – Если все дороги размыло, они сюда не доберутся.
– Разбойники? – испуганно переспросила Маири. Однако Кейлин больше не стала ничего объяснять, сказав только, что разговорами о зле можно накликать беду. К вечеру ветер немного поутих, и теперь только лил проливной дождь. Казалось, в мире больше не существует никаких звуков, кроме размеренного стука падающих с неба струй. Речушки и искусственные водоемы вышли из берегов. К счастью, под навесом возле дома оставалось еще много дров. Очаг в комнате весело пылал. Кейлин развернула небольшой музыкальный инструмент и, держа его в руках, как ребенка, села у огня. Эйлан никогда еще не видела, чтобы женщина играла на арфе; в детстве ее не раз наказывали за то, что она трогала арфу Арданоса, своего дедушки.
– Да, среди нас есть и женщины-сказительницы, – объяснила Кейлин, – но я играю только для себя. Думаю, Дида тоже станет сказительницей.
– Ничего удивительного, – с тоской проговорила Эйлан. – Она поет замечательно.
– Ты завидуешь, дитя мое? Но музыкальные способности – это не самое главное. – Жрица нахмурилась, задумчиво глядя на Эйлан, потом все же решилась и спросила: – Тебе известно, что ее по ошибке избрали вместо тебя?
Эйлан смотрела перед собой, вспоминая, как в детстве она часто играла в жрицу. Ей припомнилось и видение, которое предстало ее взору, когда мантия Лианнон окутала плечи Диды.
– Тебе разве не приходила в голову такая мысль, малышка?
Эйлан молчала. Да, она с детства мечтала жить в Лесной обители, но это было до того, как она встретила Гая. Разве может она быть достойной жрицей, если способна так сильно любить мужчину?
– Ну, тебе незачем принимать решение прямо сейчас, – улыбнулась Кейлин. – Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
Эйлан перевела взгляд на жрицу, и вдруг ее глазам предстало другое видение, четкое и ясное: она и Кейлин вместе, воздев руки к небу, приветствуют луну. Она безошибочно узнала в этих двух женщинах себя и жрицу и только с удивлением отметила, что у Кейлин волосы не темные, а красные, и похожи они друг на друга, словно сестры, а ее собственное лицо стало точно таким, каким она его однажды увидела в лесном озере. «Сестры… и даже больше, чем сестры. Женщины, но не просто обычные женщины…» Эти слова донеслись до нее откуда-то из подсознания.
Вдруг Эйлан с изумлением подумала, что до вчерашнего дня ни разу в жизни не разговаривала с Кейлин. И как когда-то с Гаем, у нее опять возникло ощущение, что она знает эту жрицу от сотворения мира.
Женщины долго сидели у очага. Кейлин играла на арфе. Неожиданно Маири поднялась на ноги и закричала, испуганными глазами глядя на расплывающееся у нее на платье темное пятно. Эйлан и жрица с удивлением посмотрели на нее.
– У тебя уже начинают отходить воды? – спросила Кейлин. – Что ж, милая, дети появляются тогда, когда считают нужным, а не когда удобно нам. Тебе нужно лечь в постель. Эйлан, найди пастуха и скажи ему, чтобы принес еще дров. Затем разожги и вскипяти воду в котле. Маири нужно будет поить горячим настоем, пока все это не кончится, да и нам не помешает подкрепиться.
Давая Эйлан эти поручения, жрица хотела, чтобы девушка успокоилась. Так и получилось.
– Тебе уже лучше? – спросила Кейлин, когда Эйлан вернулась в дом. – Я уже не раз убеждалась, что женщинам, которые сами не рожали, не следует присутствовать при родах. Это только пугает. Однако если ты собираешься жить с нами в Лесной обители, рано или поздно тебе придется учиться принимать роды.
Эйлан сглотнула слюну и кивнула, с твердым намерением оправдать доверие своей наставницы. В течение первых двух часов Маири дремала в забытьи и лишь несколько раз во время схваток вскрикнула от боли, поднимаясь на кровати, словно ей снился кошмарный сон. Эйлан дремала на лавке у очага. Стояла глубокая ночь; струи дождя отбивали монотонную дробь. Кейлин склонилась над девушкой.
– Просыпайся, мне понадобится твоя помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76