Секунда умерла в шестилетнем возрасте, и он не помнил, чтобы она когда-либо играла с обезьянкой. Однако если Юлии так хочется думать… Перехватив предостерегающий взгляд Лициния, который сидел по другую сторону стола, Гай вздохнул, но не стал развивать эту тему.
– Чем ты сегодня занимался? – спросила Юлия, через силу заставляя себя говорить весело и непринужденно. Слуги подали ужин: вареные яйца, блюдо с копчеными устрицами, соленую рыбу и салат из зелени, залитой оливковым маслом.
Гай, слишком поспешно проглотив колечко репчатого лука, закашлялся, раздумывая, как ему лучше ответить. Он потянулся через стол за свежей булочкой, от которой исходил соблазнительный аромат.
– Пытался выследить диких свиней и заехал аж за холмы, – начал он. – Там в лесу стоит хижина, и в ней появился новый обитатель, какой-то отшельник.
– Христианин? – подозрительно поинтересовался Лициний. О восточных культах, которые стали проникать в Римскую империю, он всегда отзывался крайне недоброжелательно.
– Похоже, что так, – бесстрастно отозвался Гай. Девушка-служанка забрала у него грязную тарелку. На стол подали блюдо с утятами под соусом, приготовленным из слив, вымоченных в сладком вине. Гай окунул пальцы в чашу с ароматизированной водой, затем вытер их. – Во всяком случае, он утверждает, что его бог воскрес из мертвых.
Лициний фыркнул, а в глазах Юлии заблестели слезы.
– Вот как? – Беспомощный взгляд жены одновременно раздражал Гая и вызывал жалость. «Ну хоть бы как-то утешить ее». Он положил на тарелку утиное крылышко и повернулся к ней лицом. – Как ты думаешь, можно мне пойти поговорить с ним? Ты позволишь? – с мольбой в голосе попросила она.
– Юлия, родная моя, делай все, что пожелаешь, лишь бы тебе это принесло облегчение. – Гай говорил от чистого сердца. – Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
– Ты так добр ко мне. – Ее глаза опять наполнились слезами. Она сконфуженно сглотнула их и выбежала из комнаты.
– Не понимаю ее, – признался Лициний. – Я воспитывал дочь в духе добродетели и уважения к предкам. И я любил девочку, но ведь все мы умрем рано или поздно… Я выбрал хорошего мужа для своей дочки, – добавил он. – Ты очень внимателен и добр к ней, хотя она и не родила тебе сына. Я бы так не смог.
Гай со вздохом потянулся к вину. Он ненавидел себя за то, что обманывает людей, которые так верят в него. Но он обязан заботиться о счастье этой женщины, и у него не было ни малейшего желания оскорблять ее чувства. Однако Гай не мог отделаться от мысли, что Эйлан никогда не польстилась бы на глупые проповеди какого-то христианского монаха.
Слуги унесли блюда с десертом, и Гай отправился в детскую, где Юлия наблюдала, как дочек укладывают спать. Обезьянки нигде не было видно. Гай обрадовался, хотя и чувствовал себя подлецом: он надеялся, что зверек сбежит и, если удача улыбается им, попадет в лапы какому-нибудь злобному псу.
Рабыня подрезала фитиль в светильнике. Гай и Юлия некоторое время стояли, глядя, как прыгают мягкие отблески на гладких щечках и темных ресничках. Юлия произнесла короткую молитву и поднесла к висевшему на стене светильнику амулет. В последнее время она стала очень суеверной. Конечно, пожар – ужасное бедствие, но ведь дом новый, и сквозняков в нем не бывает. В случае пожара боги и заклинания вряд ли помогут. Гай больше полагался на расторопность слуг-рабов.
Когда они вышли в коридор, Юлия сказала:
– Я, пожалуй, пойду спать.
Гай потрепал жену по плечу и поцеловал в подставленную щеку. Собственно, ничего другого он и не ожидал. Это означало, что, когда он тоже придет ложиться, Юлия уже заснет – или притворится, что крепко спит, – и он, естественно, не станет ее тревожить. С таким же успехом он мог бы жить и без жены. Интересно, каким образом Юлия надеется родить от него ребенка, если она не дает ему возможности исполнять свой супружеский долг?
Но укорять ее было бессмысленно. Он пожелал жене спокойной ночи и направился в свой кабинет, который располагался в другом крыле дома. Там у него лежал свиток – последняя часть труда Тацита «Жизнеописание Юлия Агриколы». Гай намеревался посвятить вечер чтению.
Оказалось, что обезьянка Юлии устроилась в его кабинете. Она уселась на столе среди документов, которые теперь были измазаны вонючими испражнениями. Увидев это, Гай пришел в бешенство. С яростным криком схватив зверька за шкирку, он изо всей силы зашвырнул его во двор. Послышался странный хрустящий звук, визг, затем наступила тишина.
Замечательно. Если эта тварь убилась, он не станет скорбеть о ней. А завтра, ничуть не раскаиваясь, скажет жене, что ее любимицу, должно быть, загрызла собака. Христианский священник утешит Юлию, хотя, помнится, говорили, что монахи предпочитают не иметь дел с женщинами. Сам он сейчас тоже жалел, что связал с ними свою судьбу.
Глава 25
Гай проснулся рано. Сегодня он во что бы то ни стало должен придумать, как ему отыскать сына. Арданос наверняка поддерживает связь со своей внучкой. Гаю не очень-то хотелось обращаться за помощью к старику, который по-своему был таким же фанатиком, как и отец Петрос. Но другого пути он не знал. Правда, прежде следовало найти самого Арданоса, так как тот больше не жил в окрестностях Девы.
Пока лежал и размышлял, с улицы послышался настойчивый стук в ворота. Дворецкий, недовольно ворча, пошел встречать посетителя. Гай накинул халат и осторожно, чтобы не разбудить Юлию, выскользнул из постели. Во дворе стоял легионер, присланный Мацеллием. Отец просил его приехать. Гай недоуменно вскинул брови. Формально Мацеллий больше не состоял на государственной службе, но Гаю было известно, что он стал доверенным лицом и консультантом молодого командующего XX легионом.
Если его не будет дома, когда Юлия обнаружит, что ее питомица погибла, значит, он будет избавлен от слез жены. Гай сел на коня и поскакал через город в лагерь. У ворот стоял караульный, который хорошо знал его еще с тех времен, когда Гай был прокуратором. Они обменялись приветствиями.
– Отец твой говорил, что ты, скорей всего, прибудешь до обеда, – сказал солдат. – Он в претории, у легата.
Возле кабинета командующего на скамье сидела женщина. Вид у нее был измученный и усталый. Гай определил, что она британка: волосы темные, кожа бледная – так выглядят силуры. Ей, должно быть, лет тридцать-тридцать пять, предположил он. На женщине было расшитое золотом платье из желто-оранжевой шерстяной материи. Интересно, что она натворила, раздумывал Гай, и, когда дежурный легионер ввел его в кабинет командующего, где находился и Мацеллий, он сразу же спросил их об этом.
– Ее имя – Бригитта, – недовольно проворчал Мацеллий. – Она называет себя царицей деметов. Муж ее умер, а свое состояние в равных долях завещал ей и императору, и она, похоже, решила, что это дает ей право управлять его вотчиной. Знакомая история, не так ли?
Гай облизнул пересохшие губы. Многие богатые жители империи завещали часть своих земель семье, а часть – императору. Они надеялись, что в этом случае царствующий наследник позаботится о том, чтобы их родные тоже получили свою долю. Так поступил и Агрикола.
Легат переводит взгляд с отца на сына и обратно. Было видно, что он не понимает, о чем идет речь.
– Боудикка, – коротко бросил Гай. – Ее муж тоже оставил такое завещание, но ицены задолжали некоторым влиятельным сенаторами, и, когда он умер, они завладели его состоянием. А она попыталась оказать сопротивление. С Боудиккой и ее дочерьми… не очень хорошо обошлись, и она подняла свое племя на мятеж, и нас чуть не смели с этой земли! – Именно об этом и подумал Мацеллий, когда увидел несчастную женщину, сидевшую сейчас за дверью, тем более что деметы были из числа тех народов, у которых собственность и титул передавались наследникам по материнской линии.
– А, та самая Боудикка, – промолвил легат. Его звали Луций Домиций Брут. Гай считал, что он слишком молод для такого ответственного поста, но говорили, будто легат дружен с императором.
– Та самая Боудикка, – с отвращением повторил Мацеллий. – Теперь ты понимаешь, господин, почему трибун в Моридуне схватил ее сразу же, как только зачитали завещание, и почему мы просто не в состоянии выполнить условия данного документа, хотя, возможно, это было бы очень выгодно для императора.
– В то же время, – вновь заговорил Гай, – очевидно, что с этой женщиной следует обращаться очень осторожно, как со стеклянным бокалом. Уверяю тебя, сейчас каждый житель этой страны внимательно наблюдает за нашими действиями, ждет, что мы предпримем. – Внезапно ему пришла в голову мысль. – А детей у нее, наверное, нет?
– Да есть где-то две дочери, как я слышал, – устало отозвался Мацеллий, – но я не знаю, что с ними. К несчастью, им всего лишь года по три-четыре, а то я немедленно выдал бы их замуж за римлян. Мне противно вести войну против женщин и детей, но что делать, если женщины начинают лезть в политику? Ходят слухи, что она – или те, кому выгодно использовать ее, – ищут союза с народом Гибернии.
Гай нервно поежился, вспомнив налет разбойников на дом Эйлан.
– Увезите ее в Лондиний, – предложил он. – Если ее отправить в Рим, соплеменники этой женщины решат, что она – пленница; а вот если ее поселить в хорошем доме в Лондиний, люди будут думать, что она предала их. Скажите ей, что в случае отказа жить в Лондинии она не получит ни сестерция из наследства мужа.
– Неплохая идея, – поразмыслив, согласился Мацеллий. Он повернулся к легату. – Мне нравится предложение сына. Ты ведь собираешься направить подкрепление в Моридун. Отряд уже готов к выступлению. Вот пусть они и передадут это сообщение.
– В таком случае она становится нашей заложницей, – заметил Домиций Брут. Это ему было понятно.
Выйдя из кабинета легата, Гай вдруг подумал, что дочери царицы деметов, хотя еще и совсем маленькие, могут причинить немало бед. Сидевшая перед ним женщина вызывала жалость; она казалась несчастной и одинокой.
– Где твои малышки? – обратился он к ней по-британски.
– Там, где ты, римлянин, никогда их не найдешь, и я благодарю за это богов, – ответила она. – Думаешь, я не знаю, как вы, легионеры, обращаетесь с девушками?
– Детей мы не трогаем! – воскликнул Гай. – Не надо сердиться; у меня самого три маленькие дочки, примерно такого же возраста, что и твои. Мы, по крайней мере, можем подыскать для них подходящих опекунов.
– Не утруждайте себя, – зло отозвалась женщина. – Они в хороших руках!
Подошел легионер и тронул Бригитту за плечо Она резким движением уклонилась в сторону.
– Веди себя спокойно. Пойдем. Мы не хотим применять силу.
Женщина стала дико озираться, потом ее взгляд остановился на Гае.
– Куда меня уводят?
– Всего лишь в Лондиний, – мягко проговорил Гай. Огонь в ее глазах потух. Гай не мог определить, принесло ей это известие облегчение или разочарование. Бригитта встала и покорно последовала за легионером.
Караульный, глядя ей вслед, сказал Гаю:
– Никогда и не подумаешь, что эта женщина общается с бунтовщиками. По виду ни за что не скажешь. А когда ее брали, выяснилось, что она водила компанию с одним злостным мятежником – Конмором, Синриком, или что-то в этом роде. Говорят, он все еще где-то здесь.
– Я знаю его, – отозвался Гай.
– Ты? – вытаращил глаза легионер.
Гай кивнул. В памяти всплыло лицо благородного юноши, который вытащил его из кабаньей ямы. Интересно, поддерживает ли Синрик связь с Эйлан? Если его поймают он сможет узнать у Синрика, как ему встретиться с Эйлан наедине.
– Боги всемогущие, – произнес Мацеллий, выходя из кабинета легата. Он закрыл за собой дверь и направился за сыном по коридору. – Я слишком стар для таких дел!
– Не говори глупостей, – ответил Гай.
– Легат хочет, чтобы я каким-то образом успокоил местных жителей. Просит, чтобы я воспользовался своими старыми связями.
Может, Брут вовсе не так уж и глуп, каким он кажется на первый взгляд, подумал Гай. В свое время об умении Мацеллия ладить с британскими народами ходили легенды.
– Но я уже устал таскать за других каштаны из огня. Пожалуй, мне все же следует перебраться в Рим. Я уж лет сто не бывал в столице. Или в Египет поехать; хоть погреться там раз в жизни.
– Дурацкая затея, – проворчал Гай. – А как мои девочки будут жить без деда?
– Да ладно тебе. Они, можно сказать, и не подозревают о моем существовании, – возразил Мацеллий. Но Гай видел, что отец доволен. – Конечно, если бы у тебя был сын, все складывалось бы иначе.
– Я… ну, может, у меня скоро и появится сын, – обливаясь потом, выдавил из себя Гай. Мацеллий сам сообщил ему о беременности Эйлан. Но когда Гай встретился с ней в лесной хижине и увидел сына, он понял, что рождение мальчика скрывали. Если Мацеллию не известно, что у него есть ребенок от Эйлан, то лучше пока не говорить ему об этом, решил Гай.
Эйлан снилось, что она в полумраке бредет по берегу озера. Были то сумерки или рассвет, она не знала. Над водной гладью висел легкий туман, и противоположного берега она не видела. Воздушная пелена серебрилась, поверхность озера тоже отливала серебром. На берег с тихим плеском накатывали небольшие волны. Ей показалось, что откуда-то с середины озера до нее доносится пение. Из тумана выплыли девять белых лебедей, изящные, как девушки Лесной обители, приветствующие рождение луны.
Эйлан никогда не слышала более прекрасного пения. Она приблизилась к воде, вытянула вперед руки. Лебеди медленно закружились на глади озера.
– Возьмите меня с собой, я хочу плавать вместе с вами! – закричала она, но лебеди ей ответили:
– Ты не можешь плавать с нами; твои одеяния и украшения потянут тебя на дно… – Они стали медленно удаляться. Боль утраты разрывала сердце Эйлан.
Она сняла с себя тяжелые одежды, покрывала и накидку, отбросила в сторону золотое крученое ожерелье и браслеты – украшения Верховной Жрицы. На поверхности воды замерцала ее тень, но то были очертания лебедя. Эйлан стремительно бросилась в озеро…
Серебряные воды сомкнулись у нее над головой, и она пробудилась в знакомом деревянном домике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76