А если вызовут, то что он станет говорить. В тревоге Стрейкер воображал себе советников в темных костюмах — с серьезными лицами, напыщенных, осуждающих Хавкена за пиратство, невозмутимых внешне, а внутренне раздраженных тем, что экспедиция не принесла обещанной прибыли. Этого Хавкен боялся больше всего. Он знал, что прежнего доверия окажется недостаточно. В таких случаях бывшие политические союзники целуют в щеку, а потом поворачиваются спиной и зовут солдат.
В коридоре появился взвод морских пехотинцев, одетых в бело-голубую форму. Каждый охранник был вооружен складным карабином. Они вытянулись по стойке «смирно» в десяти ярдах от Эллиса, застыли, словно оловянные солдатики, и уставились перед собой в одну точку. Появление морских пехотинцев расстроило Эллиса, который не понимал причины их прибытия. Он еще больше разволновался, когда к нему подошел какой-то мужчина, похожий на юриста, одетый в желто-коричневый плащ, и с черной бархатной шапочкой на голове. Его лицо свидетельствовало об интеллекте; у него был звучный голос и влажные карие глаза.
— Капитан Стрейкер?
Эллис выдержал взгляд.
— Да.
— Не будете ли вы так любезны последовать за мной?
Мужчина повернулся и сделал несколько шагов, но Эллис не двинулся с места.
— Я жду командора Хавкена. Он в кабинете…
— Да, я знаю. Пожалуйста, следуйте за мной.
Эллис по-прежнему не двигался.
— Ну что же вы? — настойчиво спросил незнакомец.
— Я не знаю, кто вы и откуда вам обо мне известно, — осторожно произнес Эллис. — Но, кажется, я арестован.
Мужчина мельком взглянул на морских пехотинцев и отрицательно покачал головой.
— Эти парни не имеют к вам никаких претензий, капитан. Меня зовут Фарис Кассабиан.
Он протянул руку, но Эллис не заметил ее.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он Кассабиана.
Тот недовольно посмотрел на него, сверкнув глазами.
— Вы стали очень популярны за последнее время. Я хочу поговорить с вами, вот и все.
Эллис почувствовал отвращение к настойчивости этого человека, к его самонадеянным манерам. Но что-то в лице Кассабиана удержало Стрейкера, и, когда его попросили в третий раз, он последовал за советником.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Февральским холодным вечером, около восьми часов, когда уже прозвонили колокола на соседней башне, посол Сацума-но Окубо в одиночестве сидел в своей комнате, скрестив ноги на татами из рисовой соломы. Он сильно вспотел, составляя дипломатическое послание, работу над которым откладывал в течение нескольких дней. «Священное Императорское Величество! — написал он, покорно следуя формуле. — Мой долг — служить Вашему Императорскому Величеству. Беззаветная верность и любовь к Вашему Императорскому Величеству побуждают меня с глубочайшим смирением высказать свои предположения…»
Окубо был неуклюжим коренастым человеком лет пятидесяти. На нем было кимоно военного покроя, такое же черное, как и его глаза. Он задумчиво почесывал затылок, старательно подбирая слова, но никак не мог сосредоточиться. Его брови недовольно поднялись, когда он услышал звук подъехавшей внизу машины. Возможно, это был тот торговый капитан, которому Окубо недавно сделал осторожное предложение.
Второе письмо лежало рядом на татами за подставкой для чернильницы. С беспокойством посол снова обратился к первому, гораздо более важному письму. «Звезда Ямато взошла, — размышлял он. — Мы должны воспользоваться моментом, другого такого не будет. Промедление губительно. Никогда еще нам не предоставлялось такой удачной возможности уничтожить Американо».
Окубо не питал иллюзий насчет своего положения. Он сменил своего предшественника в тот момент, когда император изгнал американского посла доктора Али Акбара Смита. Окубо вспоминал Смита с негодованием. Его саркастический нрав и отвратительные манеры оскорбляли всю столицу — Киото. А американский посол громко чавкал, ковырял в зубах вилкой и регулярно напивался, как свинья. Однажды в присутствии гостей императорской фамилии он отозвался о Муцухито как о «маленьком лжеце». В конце концов двор подал жалобу императору, который в это время находился на озере Бива в медитации дзэн.
Смит отказался принести извинения Муцухито, и тогда он был изгнан. Конечно, назначение Смита могло быть преднамеренным оскорблением, нанесенным Алисой Кэн. Барон Харуми, очень опытный в американском вопросе, доложил об этом императору. Сам тот факт, что Алиса Кэн командировала человека низкого происхождения, невоспитанного и грубого, способного только на самые пошлые выходки, мог свидетельствовать об умышленном пренебрежении, особенно если учесть, что императорский посол был столь утонченным и изысканным.
«Я тоже так думал четыре месяца назад. Но сейчас я вижу, что утонченность совершенно чужда американцам, — с сожалением размышлял Окубо. — Они считают себя цивилизованными людьми, но на самом деле они такие же варвары, как и китайцы. Однако незнание не оправдывает нарушения законов дипломатии. Пришло время показать Алисе Кэн, что она не может больше безнаказанно оскорблять императора Ямато. Пришло время напомнить всему Освоенному Космосу о нашей силе, которая в любой момент может сделать с Американо то, что уже сделала с Кореей и в настоящий момент делает с Китаем».
«Дружественные отношения между Американо и Ямато должны сохраниться, — напутствовали его советники перед тем, как он забрался в скоростной межпланетный корабль. — Но только при условии, что они будут основаны на почтении американцев к нам. В противном случае посольство должно быть враждебным». Стыд все еще жег Окубо — он был глубоко оскорблен, когда на борту межпланетного корабля, направлявшегося на Либерти, ему рассказали, как сводный брат императора, принц Сэкигахава, предлагал послать в Белый дом свинью, одетую в американский костюм. Император отверг эту идею и послал Окубо Сигэнори учить американцев хорошим манерам.
Он провел уже четыре месяца на этой ужасной планете, где солнце встает в девять утра, а заходит в три часа дня. Окубо был убежден, что попал сюда в самое трудное для дипломата время.
«Да, — говорил он себе в горестных раздумьях, — позор моего назначения будет изжит очень нескоро. Для меня это обуза, но в то же время я с честью должен служить императору. Честолюбивый дипломат только закалится в очаге конфликта и сделает успешную карьеру. Я куплю победу императору, даже если придется наделать долгов. Но при этом я куплю победу и самому себе, потому что мечтаю увидеть, как экспансионистов Алисы Кэн сожгут на погребальных кострах. Костры разведут на улицах Линкольна, и станет светло, как днем. Осуществить эти мечты мне поможет торговый капитал».
Окубо знал сокровенное желание своего императора. С тех пор, как умер принц Кано, Муцухито становился все более замкнутым и все чаще подумывал о том, чтобы обратить весь Освоенный Космос в конфуцианскую веру. Он был уверен, что эту миссию возложили на него боги. Выполнение ее могло искупить духовные грехи принца Кано и его собственное участие в убийстве сына. Если бы только Окубо удалось связать эти надежды со своей дипломатической службой, репутация его была бы восстановлена. Он написал барону воинственное послание, рассказав о возможностях данной ситуации. Дерзкое нападение на Американо выглядело заманчиво, и у Харуми пробудился интерес. Теперь нужно было убедить Киото.
Письмо, которое Окубо адресовал императору, содержало просьбу увеличить расходы на содержание посольства. Новые затраты диктовались необходимостью расширения сети шпионов и осведомителей. Содержание письма искусно маскировалось за древними цветистыми выражениями Киото. Его могли расшифровать только частные секретари принца Сэкигахавы с помощью кода каньи.
Суть проблемы заключалась в том, что Окубо не мог позволить себе чрезвычайные траты, в которые его ввергали планы вторжения. Муцухито необходимо было убедить в том, что японское посольство в Линкольне нуждается в средствах. Сейчас. Немедленно! Если император не выполнит эту просьбу, все усилия Окубо окажутся бесплодными.
«Все что угодно, но только не это», — подумал он, благоговейно глядя на древний меч катана, принадлежавший еще его предкам. Изогнутые деревянные ножны покрывал черный лак; на серебряной рукояти было двенадцать лепестков, напоминающих секторы Освоенного Космоса. Окубо взял в руки катана, поднял и со свистом рассек воздух. «Если бы американский сектор не имел такого удобного расположения, — подумал он, — войска барона Харуми уже несколько месяцев назад уничтожили бы эту грязную дыру и перерезали горло ее последнему упрямому жителю. Но уже скоро американцы узнают, что даже островное положение не защитит их от мощи Ямато.
Белый дом — это высохшее дерево. Искра! Одна лишь искра от удара мечом воспламенит Американо. Война охватит весь сектор. Это будет не просто война, а Эра разрушения: мы истребим навсегда отвратительных варваров. Одним ударом можно устранить все проблемы! И я, Сацума-но Окубо Сигэнори, рыцарь бусидо, член Совета его императорского величества, лично дам сигнал к их уничтожению!» Он закрыл глаза и прогнал образы, вызванные его мечтами. «Для фантазий мало времени, — сказал он себе, — нужно еще кое-что сделать. Капитан купца многое обещает. Но разве не все американцы развязные хвастуны? Следует побыстрей дописать послание императору».
Окубо погрузил кисточку в чернила и стал писать дальше, используя цветистые раболепные выражения, но стараясь при этом точно передать смысл. В конце традиционно следовало «самое важное»:
«Пусть боги хранят много лет священную персону Вашего Императорского Величества.
Из посольства Ямато в Американо. 2-го дня, 2-го месяца, в 21-й год Канэй. Вашего Императорского Величества посол и преданный слуга».
Часы пробили три раза, и Окубо услышал стук в дверь. Он поспешно отложил бумаги, убрал на место меч и распорядился, чтобы слуга впустил посетителя. Сойи скользнули в сторону, и перед послом предстал высокий блондин. Приталенный зеленоватый пиджак и модные брюки подчеркивали достоинства его стройной фигуры; от мужчины пахло дорогим одеколоном. В ухе болталась золотая серьга с изображением орла. Но самой изысканной и вызывающей деталью туалета была массивная платиновая цепочка, три раза обернутая вокруг шеи и уходившая под пиджак. Она была явно японского происхождения и казалась слишком дорогой, чтобы ее добыли честным путем. Окубо на мгновение потерял дар речи.
— Коннити ва, ваше превосходительство! — приветствовал его вошедший.
— Вы… Вы капитан Стрейкер?
— Он самый.
Широкая улыбка и открытый взгляд вошедшего поразили Окубо, но он быстро овладел собой. Этот стройный, худощавый человек с жесткими, аккуратно подстриженными волосами и бронзовой кожей обладал самоуверенными манерами пси-таланта. Его украшение, несомненно, свидетельствовало об удачной сделке, заключенной в Нейтральной Зоне. Капитан шагнул вперед и сжал ладонь Окубо в крепком рукопожатии.
— Вы, конечно, выпьете чаю?
— Да. Благодарю вас.
Окубо ожидал совсем другого: одного из бесхитростных мерзавцев, болтающихся вокруг местного орбитального порта на Норфолке, или трусливого вора из какого-нибудь захолустья. Но этот человек не был ни тем, ни другим. Судя по его выговору, он был жителем Либерти. Взгляд казался жестким, но не злым.
«Возможно, мне удастся укротить этого льва, — подумал Окубо, беря в руки фарфоровый чайник. — В своем письме он упоминал о значительной выгоде, которую я смогу извлечь из этого дела. По крайней мере, этот человек достоин чашки зеленого чая».
— Какой чай вы предпочитаете, капитан? Я вам предлагаю тот, что выращен в Киото, в моем поместье.
— Мне по вкусу чай из Фуцзяни, если он у вас есть.
— А, черный чай из Китая, — улыбнулся Окубо. — К сожалению, у меня его нет. А вы бывали в Китае?
— Да, конечно. Если хотите, я могу прислать вам несколько упаковок по сходной цене.
— О, благодарю вас, — отмахнулся Окубо. — Мое положение, капитан, требует, чтобы я, как никто другой, сохранял верность японской продукции. Верность превыше всего, не правда ли?
— Верность? — Стрейкер презрительно усмехнулся. — Если вы и дальше собираетесь хранить эту «верность», за чай вам придется сильно переплачивать.
Окубо поставил чайник на место и опять улыбнулся.
— Я хорошо знаю цену услугам. Известно ли вам, что посол сам должен оплачивать свои расходы?
— В самом деле? Но мне кажется, что император поддержит его, если в этом возникнет необходимость.
Окубо ничего не ответил. Требовались большое искусство и выдержка, чтобы иметь дело с варварами, которые с неприличной торопливостью переходят к делу.
— Итак, — бодро проговорил посол, — вы получили аудиенцию. Что это за крупная выгода, о которой вы упоминали в письме?
Стрейкер наклонился вперед.
— Я имел в виду, что это выгодно для вас и в то же время позволит мне заработать некоторую сумму. Если вы потрудитесь выслушать меня, вам станет ясно.
Стрейкер начал излагать суть дела. Окубо ужаснулся, узнав, что перед ним человек, вернувшийся с Садо вместе с Хавкеном. Посол вспомнил о том, что за дверью стоит стража, а в углу лежит кривой меч катана, но ни то ни другое, к сожалению, сейчас не понадобится.
— Сто человек остались на Тиноцуки, ваше превосходительство. Среди них — мой брат. Я хочу вернуть их всех обратно. Мое предложение следующее: в обмен на гарантию их освобождения и возвращения сюда я предлагаю вам значительную сумму золотом и определенные обязательства. Я дам вам ключ к Американо.
Окубо пристально посмотрел на Стрейкера, размышляя, выгнать его прямо сейчас или немного позже. Но серьезность тона капитана удержала посла.
— Продолжайте.
— В Нейтральной Зоне уже собрана армия, готовая в любой момент вторгнуться на территорию Американо. Но у вас на пути стоит Корея. Их пиратские корабли, повинующиеся тайному приказу Президента, могут блокировать ваше продвижение, и вы будете бессильны помешать им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51