Харон, наконец, выпустил мою руку. Я едва почувствовал, как он вырвал изумрудную серьгу из моего уха.
— Я передумал, — сказал Харон Брэди. — Я хочу, чтобы вы убили его.
Я поднял голову, чувствуя, как его кровавые слова заливают меня, и перестал дышать.
Брэди довольно долго не отвечал. Но, наконец, произнес:
— Нет, сэр. Вы не хотите, чтобы я это сделал.
Харон нахмурился; он оглядел присутствующих, меня.
— Я сказал: я хочу, чтобы выродок был убит. Позаботьтесь о нем сейчас же.
— Нет, сэр, — снова сказал Брэди. — Разрешите использовать его по моему усмотрению.
— Дьявол!!! — заорал Харон. — Вы исполняете мои приказы!
— Да, сэр… — Брэди медленно пересекал комнату, направляясь ко мне. — Но он прошел комплексную регистрацию как гражданин. Это значит, что я не могу гарантировать, что затруднительное положение вашей семьи не станет достоянием гласности.
Харон выпрямился, его клешни сжались, когда он и Брэди впились друг в друга взглядами. Но именно Харон не выдержал первым.
Брэди подтолкнул меня к дверям и приглушенно пробурчал:
— Не спорь. Пропадешь.
Я с облегчением повиновался.
— Ну, хорошо, — сказал Брэди, когда флайер, доставивший меня в поместье, унес нас из замка. — Теперь рассказывай.
Наблюдая, как долина Та Мингов заваливается куда-то вниз и вбок, я боролся с головокружением, стараясь отцентровать мозг настолько, чтобы быть в состоянии ответить. Я посмотрел прямо в тусклые мертвые глаза Брэди. Двое легионеров, конвоировавших меня в поместье, теперь сидели с безразличными лицами напротив нас. Брэди сделал движение, и мы оказались отгорожены от легионеров какой-то невидимой перегородкой; они не могли нас слышать.
— Почему вы не убили меня сразу? — спросил я.
Брэди уставился в ночь.
— Ты не передал мне свою информацию.
Брэди не шутил. Я в ужасе вытаращился на него. Мне стало плохо.
— Мне нечего сказать вам, — сказал я, прижал ладонь к животу и почувствовал, что моя кожа становится теплой и влажной — из раны сочилась свежая кровь. — Вам обоим.
Желание разгласить Дэрикову тайну умерло во мне, как только я понял, что произошло бы, если б я открыл Харону правду. Никто и ничто не помогло бы мне выбраться из комнаты живым. Может, мне даже нужно радоваться, что Харон раздавил мою ладонь.
— Тебе не терпелось поднять меня среди ночи, — пролаял Брэди, как будто между нами не произошло ничего такого, что заставило бы меня передумать. — По какому поводу?
— Выясняйте сами. Вы мне больше не хозяин.
— Ты чувствуешь себя оскорбленным? — спросил Брэди. Омерзение отливало его слова из свинца. — Полным идиотом? Да, тебе следует так думать.
Перед моими глазами возник образ Ласуль.
— Ее правда нет? — у меня болезненно сжалось горло.
Брэди кивнул.
— А Джиро почему здесь?
— Джентльмен Харон сказал, что он хочет держать мальчика под своим наблюдением, раз он наследует кресло в правлении.
— Но Джиро не его сын.
— Неважно.
— Мальчик ненавидит его. Харон делает это, чтобы наказать Ласуль…
— Это меня не касается.
— Вас касается все, не так ли? Вас когда-нибудь интересовал смысл всего этого?
— Если бы ты занимался тем, для чего тебя наняли, а не наставлял рога своему нанимателю, мы бы не вели эту беседу.
— Что вы хотите от меня услышать? — недовольно спросил я. Лицо мое горело.
Брэди ткнул пальцем в сторону моей раны.
— Ты заслужил это. Ты заслужил и худшее.
На какое-то мгновение человечья часть его мозга забыла про свои выгоды. Брэди заботился о тех людях. Ему не нравилось видеть, как они страдают. Особенно по вине того, кто был им, Брэди, рекомендован как заслуживающий доверия.
Я сглотнул подкативший к горлу комок.
— Сейчас я хочу того же, чего хочет и Харон, — исчезнуть из его жизни. Больше ничего. Исчезнуть с этой вонючей планеты еще до наступления рассвета.
Помолчав, Брэди сказал:
— Что насчет леди Элнер? Ты скажешь мне, что ты там узнал? Или собираешься дать этим наемникам убить ее?
Я медленно поднял голову, сам того не желая. Я понял, что мне придется — ради Элнер, ради правды — рассказать ему.
— Мишень — не Элнер. — Я скорее почувствовал, чем увидел, что Брэди окаменел. Его недоверие и замешательство водоворотом закружились в моем мозгу. — Кто-то воспользовался покушениями на нее, чтобы выбить в аут Дэрика. Они не знали, что покушения — всего лишь ваша инсценировка.
— Дэрик? — повторил Брэди. — Ты уверен?
— А вы что думали? — Я заерзал в кресле. — Вы, ослиная задница. Леди Элнер — в большей безопасности, чем контроль за рождаемостью. Просто держите Дэрика подальше от Элнер — и никаких забот, — сказал я, думая, что эта новость принесет Элнер облегчение, какого она не испытывала уже шестнадцать лет. Я надеялся на это. Желал этого.
Брэди погрузился в глубокое молчание, пытаясь сдержать ярость и заново расставить приоритеты.
— Почему? — спросил он наконец. Может быть, мне просто показалось, что я услышал в его голосе жалобную просьбу. Я очень хотел услышать, как он скулит.
— Он не понравился кому-то с Черного рынка. Наркотики, возможно. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
Я почувствовал, что он хмурится про себя, хочет спросить, откуда я узнал, из каких источников, каки ми способами?.. Но гордость не позволяла ему… гордость и осознание того, что даже если бы он и узнал, это, вероятно, не сулило бы ему ничего хорошего. Потому что я был псионом, а он — нет. А еще потому, что Черный рынок, скорее всего, существует не в его измерении. Они замешаны в темных делишках: бизнес есть бизнес — черный или белый, но настоящие преступники никогда не жили в его вотчине. Все враги Брэди были скроены на его лад. Я поймал на себе взгляд Брэди: Тоже из другой оперы.
— Ты остаешься, — сказал он.
Я пнул стоящую в ногах сумку, в которой лежали все мои пожитки.
— Хотите сказать, что у меня есть выбор? — кисло спросил я.
— Нет. Нет у тебя выбора. Ты остаешься наемником Центавра. И я хочу, чтобы ты выяснил, почему Дэрик Та Минг попал в беду, которую я не могу предотвратить.
И даже больше — сказать ему, как ее предотвратить. Дэрик был членом правления и членом Конгресса… и Та Мингом. Да, киллерам нужен был Дэрик, а не Элнер, но эта новость не сделала собственную жизнь Брэди легче, а его положение — безопаснее.
— А Харон? — спросил я.
— У него тоже нет выбора.
— Навряд ли ему понравится, если вы не вышлете меня сегодня ночью. Вам грозит потеря работы.
Брэди мотнул головой. Если Дэрик Та Минг или леди Элнер умрут, тогда он может потерять работу. Брэди хлопнул по эмблеме на рукаве и повел плечом.
— Если его сын в опасности, то, я думаю, мне удастся заставить его снова вернуться к моей точке зрения. Если нет… Харон Та Минг может возглавлять правление Центавра, но он — еще не весь Транспорт Центавра. Нравится ему это или нет.
— Хорошо…
Я согнул пальцы — просто чтобы вспомнить, как сильно болит рука, и почувствовал, что в мой мозг, извиваясь змеей, заползало что-то мерзкое и чужеродное, когда я представил, как Харон будет выслушивать эту новость и как он будет корчиться и извиваться сам, узнав правду.
Брэди взглянул на меня и помрачнел.
— Скажи, ты действительно спал с его дочерью?
— Нет!
Брэди замолчал.
— Куда мы летим? — спросил я, увидев в иллюминатор, что мы спускаемся в залитые огнями ночные горы Н'уика.
— Я высажу тебя в городе. Вход во владения Та Мингов теперь тебе заказан. Но, думаю, ты найдешь здесь все, что нужно. Похоже, ты мастер на такие штуки. Я буду ждать вестей.
Флайер приземлился в общественном гараже. Я вылез, обернулся к Брэди и сказал:
— Радуйтесь, что я уверен в том, что вы не рассказали Харону обо мне и Ласуль.
— Звучит как угроза, — Брэди вызывающе поднял голову. — Ты все еще пытаешься играть в эту игру… одной левой? — Он указал на мою больную руку, и его слова превратились в какую-то бессмысленную шутку.
Я вытянул руку и прижал окровавленную ладонь к иллюминатору флайера прямо напротив лица шефа, оставляя на стекле кровавые отпечатки пальцев, чтобы Брэди мог любоваться ими на обратном пути. Он скривил рожу, и дверь флайера с шипением закрылась, отрезая меня от его мира.
Я наблюдал за флайером, пока он не скрылся из виду. Я даже не понимал, зачем я это делаю. Возможно, из-за того, что меня вдруг оставили все силы, я не мог заставить себя пошевелиться. Но мне пришлось шевелиться, и наконец я ушел с площадки, отыскал телефон с охранным экраном. Я попробовал позвонить Элнер, но не мог дозвониться. Я подумал, не аннулировал ли Харон мой личный код связи. Затем попробовал позвонить Мике, но тоже не получил ответа. Тогда я отправился гулять. Я сел в транзит, потом пересел в еще один, и еще… Кружил по бесчисленным, расцвеченным радужными голограммами уровням города, эхом повторяющим друг друга. Время от времени меня останавливал очередной экран-надзиратель и спрашивал про кровь. Я обычно отвечал, что как раз иду в клинику, и он отпускал меня. Я не нашел никакой клиники, поскольку не очень-то хотел найти.
Знакомых я не встретил, никто меня не узнавал, хотя вокруг всегда были люди. Ночная жизнь города, даже такого, как этот, в предрассветный час замирала, но все же по улицам слонялось несколько человек, плавающих в своих черно-белых фантазиях. Они смотрели на меня и сквозь меня, и ни один из взглядов не показался мне дружественным. Когда они проходили мимо, я мысленно следовал за ними, выуживая из голов образы тех мест, куда они направлялись, где уже были… Мне становилось не по себе от этих случайных прохожих, потому что они наблюдали за мной и, может быть, шли за мной. Я уверял сам себя, что мне безразлично, пусть идут… но, когда они уходили-таки своей дорогой, легче не становилось. В этих улицах я был единственным человеком, у которого в голове не было никакой цели и ни одного ответа.
И может быть поэтому я очутился, сам не помню как, на ступенях Пургатория, когда занимавшийся день прочертил видимую границу между морем и небом.
Аргентайн открыла дверь, пристально вглядываясь в меня, недовольно щурясь. Глаза ее туманились сном.
— Иди домой, — посоветовала она и стала закрывать дверь.
— У меня нет дома, — сказал я.
Дверь замерла, оставив щелку — достаточно широкую, чтобы дать просочиться ее любопытству.
— Дэрик?
— Харон.
— Почему? — неохотно спросила Аргентайн.
Я попытался ответить:
— Мне нужно… поговорить, — только и смог я сказать.
— У тебя железные нервы, — сказала она, но дверь открылась чуть шире. Теперь Аргентайн смотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Это кровь? Чья? — Она на мгновение вообразила, что это кровь Дэрика.
Я поднял руку.
— Боже! — пробормотала она и махнула мне, приглашая войти.
Полусонный Аспен наложил на рану шов.
— Говорил я тебе подлечиться, — пробурчал он. Стайка нот так и выпорхнула из него, когда он, вставая, задел захламленный стол, стоявший посередине пустой сцены.
— И говорю сейчас… Говорил тогда… и говорю сейчас. — Слова начали складываться в ритм, перестраивая сами себя, обращаясь в музыку, когда песня в его голове начала обретать форму. Аспен потащился обратно в постель, а я слушал его мозг, следуя за актом творения на некотором расстоянии.
— Эй, — Аргентайн помахала рукой перед моим носом. — Где ты?
— Ммм… слушаю, — заплетающимся языком выговорил я, но не сказал, что именно слушаю. Я расфокусировался, чувствуя себя так, словно меня поймали у замочной скважины.
— Что заставило тебя прийти сюда? — спросила она, и в ее словах не было ярости. — В твоем распоряжении целый город. И деньги есть…
Я сидел и таращился на плевательницу, полную жеваных жвачек, как будто именно она хранила тайну универсума. Мое тело гудело, жужжало, как полудохлое насекомое, отчаянно пытающееся перевернуться со спины на брюшко.
— Я не… Ошибочка вышла, — пробормотал я, вставая.
Аргентайн внезапно передумала. Схватив за рукав свитера, она усадила меня обратно в подушки.
— Пришел — так рассказывай, ты, сдернутый. — Она отлепила от стола одну полоску уже кем-то употребленного стимулятора и приклеила ее себе на лоб — средство проснуться и очухаться.
— Приятнее ничего не слышал за весь день. Прямо заслушаться можно, — слабо улыбнулся я, удивленный и обрадованный ее согласием, поскольку знал: будь она в нормальном состоянии, она бы и пальцем не дотронулась до этой полоски.
Аргентайн вытянула шею и тряхнула головой — стимулятор начал действовать.
— Что заставило Харона сотворить с тобой такое? Ты рассказал ему о Дэрике? — В ее голосе опять послышались жесткие ноты.
— Я спал с его женой.
— О Боже! — Она хлопнула себя по лбу. — Ты, должно быть, по-настоящему ненавидишь Та Мингов. — Нет. Это было не так, — мрачнея, сказал я. Аргентайн долго изучала меня, потом пожала плечами.
— И ты не рассказал ему о Дэрике?
— Нет.
— Собираешься?
Я не ответил, потому что не знал, что же я вообще собираюсь делать. Мой мозг был забит напряженным эфиром, и я даже не представлял, откуда он просачивается. Я не мог собраться настолько, чтобы беспокоиться о чем-либо.
— Почему нет? — спросила Аргентайн, словно я ей что-нибудь ответил.
— Думаю, он меня убьет.
Аргентайн коротко рассмеялась.
— Который из двух?
— Оба. — У меня дернулись губы.
Она взяла со стола деревянное блюдо, полное крошек, и вытряхнула их на пол. Робот, клубком свернувшийся у ее ног, всосал крошки в себя.
— Я подумала, что ты, может, пожалел его.
— Которого из двух?
— Обоих, — поколебавшись, ответила она.
Я дотронулся до головы.
— Почему?
Жук внутри меня все еще гудел, старясь перевернуться, хотя тело мое было настолько тяжелым от изнеможения, что даже мысль о том, что надо пошевелиться, парализовывала меня.
— Потому что Харон уже потерял одного из своих детей. — Аргентайн тряхнула головой, отбрасывая челку со лба. — Потому что Дэрик уже достаточно настрадался.
— Потому что они выродки — он и Джули? — сжав в кулак раненую руку, я скривился от боли и покачал головой. — Харон отослал Ласуль и Талиту. А Джиро оставил. Лишь для того, чтобы ударить побольнее Ласуль.
— О! — выдохнула Аргентайн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68