Отступив назад и пропуская меня в клуб, она оглядела мою окровавленную одежду. Уголки ее рта поползли вниз.
— Мать моя Земля!.. Думаю, ты получил, что искал, тоже.
Я замотал головой — не отрицая ее слов, — просто, чтобы стряхнуть с себя ощущение, что я стал каждым, кто находится в пределах сотни метров от меня. Я сфокусировался на облегчении Аргентайн, которое превращалось в раздражение, облегчение, тревогу, раздражение… и стал заглушать его, сжимая щупальца до тех пор, пока опять не превратился в самого себя.
— Да, — ответил я, входя за Аргентайн в клуб, где уже околачивались, разбившись на стайки, с десяток завсегдатаев, хотя я вернулся, когда вечер только-только начинался. Я сомневался, выдержу ли я то, что испытывал сейчас.
— И это все, что ты можешь сказать? — едко спросила Аргентайн.
— Прости, — пробормотал я. — Мне надо привыкнуть. Ядерное средство. — Я дотронулся до головы. — Переоденусь и пойду.
— Твоя одежда наверху. Я наложу тебе пластырь. Рука-то фигово выглядит.
— Спасибо.
Теперь, вновь вернувшись в свое тело, я начинал осознавать, что ладонь жутко болит, да еще в двух местах. Я поднялся по лестнице в длинную широкую, комнату — личные апартаменты Аргентайн. Они были достаточно велики, чтобы вместить — наваленным в шкафы и ящики — почти все, что Аргентайн хотела иметь у себя под рукой. Остальное было свалено в огромные бесформенные кучи. Мебель выглядела так, будто ее подобрали на помойке. Одежда и украшения свисали со всего, с чего только можно свисать; множество комнатных растений, натыканных в горшки, стелились по полу между окнами. Когда мы вошли, какое-то животное с рыжеватым мехом, поспешно удрав с кровати, юркнуло в туалет.
— Не обращай внимания на бардак, — сказала Apгентайн, потому что я, вероятно, вытаращил глаза. — Просто рука не поднимается что-либо выкинуть. Думаю, потому, что долгое время у меня вообще ничего не было.
Я понимающе кивнул, роясь в карманах в поисках леденцов, которые я раздал попрошайкам.
— Тяжело ломать старые привычки, — сказал я.
— Сядь. — Аргентайн наконец улыбнулась, вынимая из платяного шкафа пачку камфарных леденцов и засовывая один в рот. Она протянула пачку мне. Давно у меня их не водилось — с тех пор, как умер Дир Кортелью. Они всегда напоминали мне о Дире. Но сегодня вечером мои воспоминания, похоже, были где-то далеко.
— Спасибо, — обрадованно сказал я, и Аргентайн бросила мне леденец. Сегодня Аргентайн была одета в серые свободные брюки, завязанные на лодыжках, голубую блузу и поверх нее — серый свитер с широкими рукавами, которые Аргентайн пришлось закатать. В ушах блестели огромные, размером с яйцо, серебряные кольца.
Я сунул леденец в рот и прикусил кончик; язык онемел от холода и острого привкуса специй. Я стал сосать конфету — приятный холодок успокаивал нервы. Вздохнув, я сел на краешек кровати — единственное место во всей комнате, где можно было сесть. Я бы так сидя и заснул, если б моему телу не было так хреново. Резкая пульсирующая боль жгла ладонь. И бок — тоже. Стащив кожаную куртку, я задрал забрызганную кровью рубашку — на обеих зияли свежие, с обожженными краями, дыры. На боку темнел ожог — еще чуть-чуть — и сноп огня прошил бы меня насквозь, как вертел — барана.
— Вот сука… — сказал я непонятно почему: то ли из-за случившегося, то ли из-за того, что могло бы случиться.
— Бог мой! — выдохнула Аргентайн. — Что ты натворил, чтобы заполучить свое средство, — совершил вооруженный грабеж? — Вытащив аптечку, она села рядом со мной.
Я рассмеялся.
— Дэриков продавец попытался меня убить. Думаю, что на мою долю досталось кое-что посильнее ружья. Ты чего-то не сказала мне?
Аргентайн недовольно тряхнула челкой.
— Нет. Но с Дэриком никогда не знаешь всего. — Аргентайн вдруг устало сгорбилась. — Прости. Сними рубашку. Я заклею и ожог тоже. — Она щелкнула крышкой ящичка.
— Да там нет грязи. Заживет само.
— Не валяй дурака. — Аргентайн помогла мне снять куртку.
— Прошу прощения, что испортил одежду. Я заплачу.
— Не валяй дурака, — повторила она, задирая мне рубашку. Вдруг ее рука застыла в воздухе: Аргентайн увидела шрамы. Рубашка упала, вновь прикрыв белые полосы на спине. Аргентайн посмотрела на меня:
— Тебе нравится боль?
От неожиданности я скорчил гримасу.
— Я из кожи вон лезу, стараясь держаться от нее подальше. Но иногда просто невозможно…
Аргентайн опустила глаза, как будто ее смутили мои слова. Достав из ящичка баллончик с антисептиком, она опрыскала ожог. Затем, яростно посасывая свой леденец, чтобы успокоить нервную дрожь, стала разматывать окровавленный платок. Когда она осмотрела рану, щека ее задергалась, и Аргентайн отвела глаза. Рука все еще кровоточила. Мне тоже стало не по себе.
— Я не справлюсь, — сказала Аргентайн. — С твоего разрешения я позову Аспена — он сделает лучше. Когда-то он учился на медика, пока не понял, что больные люди ему не нравятся. — Она встала.
— Я могу пойти в госпиталь.
— И что же ты собираешься отвечать, когда они спросят, где тебя так угораздило?
Я слабо улыбнулся.
— Могу сказать им тоже самое, что я сказал Брэди, когда он спросил про прокушенную ладонь.
Аргентайн выругалась и вышла из комнаты. Я пошарил вокруг, нашел куртку и хотел достать пластину с наркотиками. Она выскользнула из кармана на пол. Я встал на четвереньки, чтобы поднять ее, и случайно заглянул под кровать.
Иногда слишком острое зрение вовсе не радует своего обладателя. Вероятно, кто-нибудь другой никогда бы и не заметил того, что лежало там в темноте. Но я заметил и узнал это. Затем я увидел еще предмет и еще… Вещи, единственное предназначение которых — причинять боль.
Я вскочил на ноги, накидывая на плечи куртку, и бросился к дверям, словно меня черти гнали. Но на пороге уже стояла Аргентайн и за ней — один из музыкантов, у которого на месте грудной клетки была вживлена блестящая клавиатура.
Аргентайн, сочтя мой взгляд странным, тоже как-то странно на меня посмотрела. Я сел, вытянул руку. Аспен взял ее, повернул и очень бережно согнул мне пальцы.
— Можешь согнуть пальцы?
— Ну не прямо сейчас, — раздраженно сказал я, считая подобный вопрос излишним.
— Хм… — Аспен нахмурился, внезапно превращаясь в профессионального дока, что не так-то просто сделать, если ты выглядишь как включенный торшер. — Я принесу свой собственный набор. Нужно наложить шов. — Аспен выплыл из комнаты, что-то тихо жужжа и аккомпанируя себе на своей груди-синтезаторе. Одна половина его мозга прокручивала медицинскую процедуру, а другая в это же время сочиняла музыку.
— Почему ты так смотришь на меня? — спросила Аргентайн, когда Аспен уже не мог нас услышать.
— Я видел, что лежит под кроватью, — сказал я после продолжительной паузы.
Под серебряной краской было незаметно, чтобы Аргентайн покраснела, но я почувствовал, как от внезапного прилива жара вспыхнуло ее лицо.
— Дэрик. Дэрик?.. — сказал я, не вполне понимая, какая эмоция сжала мой желудок, — так, сведенные судорогой, сжимаются в кулак пальцы. — Ты разрешаешь этому ублюдку проделывать подобные штучки с тобой?
— Нет! — выкрикнула она. — Нет. — Аргентайн вдруг опустила глаза. — Я делаю это с ним.
— Но почему?!. — Звуки еще не успели вылететь у меня изо рта, а я уже знал ответ. — Потому что ты его любишь, — прошептал я, почти не в силах выговорить эти слова. — Аргентайн вскинула голову. — Так ты сказала Джиро вчера вечером, разве нет? «Лучше получать его из рук того, кому ты не безразличен…»
Если бы я постарался как следует, я бы почти смог заставить себя поверить в это.
Аргентайн повернулась к шкафу, достала из коробки еще один леденец. Подняв голову, она посмотрела на мое отражение в зеркале, — ей не пришлось поворачиваться ко мне лицом.
— Да, — тихо сказала она. — То есть я хочу сказать… он так сильно себя ненавидит, и я не знаю, почему. Иногда он пугает меня. Если я не сделаю, то один Бог знает, куда он пойдет, чтобы получить это и что с ним случится потом… — Аргентайн больно стукнула кулаками по туалетному столику, подносы с гримом для тела и косметикой подпрыгнули.
— Все в порядке? — спросил Аспен, переступая порог и помахивая портативным медицинским набором.
— У тебя идеальное чувство времени, — поворачиваясь к нам, утомленно сказала Аргентайн.
— Ну спасибочко. — Аспен сел на кровать, щелкнул замками кейса. — Я и вправду работаю над этим. — Он пробежался пальцами по переливающейся груди. Ноты взлетели к потолку, как пузыри.
Аргентайн подбирала с пола рассыпавшуюся косметику, а может, притворялась, что подбирала, пока Аспен, опять вдруг ставший серьезным и сосредоточенным, колдовал над моей рукой. Он приклеил мне на запястье полоску анестетика. Дергающая боль постепенно — клеточка за клеточкой — покидала нервную систему, переставая отдаваться в мозгу. Я облегченно вздохнул. Аспен вооружился какими-то странными линзами и уставился на рану, исследуя ее, ища повреждения тканей.
— Хм, — снова хмыкнул он и сдвинул линзы на лоб. — Ты — счастливчик. Ничего жизненно важного не задето. Я ее заклею.
Аспен вынул из кейса какую-то штуковину — мягкую и влажную, немного напоминающую большого слизняка. Потом обернул ею мою ладонь, прикрывая порезы.
С рукой что-то происходило — я чувствовал это даже сквозь анестетик, — как будто кто-то яростно, с причмокиванием, сосал ее.
— Потерпи, — сказал Аспен, крепко держа меня за руку. — Хорошо… — удовлетворенно кивнул он, когда слизняк неожиданно поменял цвет. Аспен отлепил его и бросил обратно в свой кейс. Я посмотрел на безобразную красную рану, напоминающую открытый рот. Она затянулась.
— Это все, что Я могу сделать. — Аспен залил рану жидким пластырем. — У меня нет приборов. Если хочешь, чтобы зажило быстро, тебе придется пройти восстановительное лечение где-нибудь еще.
— Спасибо, — поблагодарил я, пробуя пошевелить пальцами. Хотя я и не мог чувствовать их, но, по крайней мере, все они работали.
— Без проблем. — Аспен встал и вышел, уже на пороге кивнув нам через плечо.
— Спасибо, — сказал я Аргентайн.
Она неопределенно махнула рукой.
— Твои вещи в туалетной комнате. А мне еще нужно приготовиться к вечеру. — Избегая моего взгляда, она пошла к дверям.
Я чуть было не позвал ее, но сдержался. Поспешно переодевшись, я спустился вниз, радуясь, что никого по пути не встретил.
— Аргентайн! Аргентайн! — Голос, который, наверное, отдавался эхом даже за границей солнечной системы, проревел ее имя. Я остановился, глядя в дальний конец коридора в направлении шума. Изгиб стены загораживал панораму, но я мог чувствовать с полдюжины мозгов, тесной группой скучившихся за углом.
— Эй, Касп…
— Пойдем…
— Аргентайн!
Пройдя несколько шагов, я выглянул из-за угла. Один из клубных вышибал колотил своими огромными клешнями в примерочную Аргентайн, выкрикивая ее имя снова и снова, а музыканты симба, пытаясь остановить громилу, роились вокруг него, как мухи, — и примерно с таким же эффектом.
— Аргентайн!..
Кто-то схватил его за руку, совершив тем самым ошибку: вышибала повел плечом, и три тела отлетели, кувыркаясь, метров на десять.
Неожиданно дверь открылась. Вышибала отступил немного назад, когда Аргентайн, завернутая в махровый халат, шагнула из комнаты в коридор.
— Касп! — властно сказала она, скрывая — и чертовски здорово, — какой маленькой и испуганной она вдруг почувствовала себя в этот миг. — Что за куча дерьма? — Аргентайн указала на медленно распутывающийся клубок тел на полу.
Он пробулькал что-то невнятное. Ее самый большой фанат. В буквальном смысле.
— Спасибо, да не за что… Иди, — сказала она, почти мягко, — стань на место и делай свою работу. Мне нужно подготовиться, ты знаешь? — Аргентайн принужденно улыбнулась, пытаясь развернуть его и выдворить с порога.
Но железная клешня сомкнулась на ее запястье, дернув Аргентайн назад. Громила потащил свою добычу по коридору.
— Эй! — пронзительно закричала Аргентайн. Ее боль и удивление, и оцепенение, и страх беспомощных музыкантов заполнили меня. Я застыл, лихорадочно соображая, что же делать.
Вдруг на пороге примерочной возник какой-то человек. Дэрик.
— Аргентайн?.. — неуверенно позвал он, вглядываясь в происходящее.
Она молча, охваченная паникой, обернулась к нему и тут же споткнулась, когда Касп снова толкнул ее вперед.
— Отпусти ее, — спокойно сказал Дэрик, шагнув к ним. Если Касп и слышал Дэрика, то пропустил его слова мимо ушей.
Дэрик рысью догнал их. Я наблюдал эту сцену словно во сне. Дэрик схватил Аргентайн за руку, и клешня тут же разжалась, как будто принадлежала она не толстому громиле, а хилому ребенку. Касп остановился, медленно поворачиваясь, — так, наверное, поворачивалась бы гора, медленно подняв свою железную лапу…
И потом, приподнявшись в воздухе, вдруг обрушился на пол. Удар был настолько сильным, что я до боли стиснул зубы.
Музыканты пооткрывали рты от изумления. Аргентайн, повернувшись в объятиях Дэрика к нему лицом, смотрела на своего спасителя стеклянным взглядом широко открытых глаз.
— В порядке? — гладя Аргентайн по голове, тихо спросил Дэрик и вдруг порывисто прижал ее к себе, как бы защищая. Касп визгливо, причитающе-жалобно выл, лежа на полу, как отравленный таракан. Посмотрев на него, Аргентайн покачала головой, губы ее нервно задергались, точно она вот-вот разразится слезами или истерическим хохотом.
— Эй, Дэрик, — сказал Аспен, — как ты это сделал, мистер?
Дэрик кинул на него быстрый взгляд; глаз его дергался.
— Я ничего не делал, — отрывисто сказал Дэрик. — Он просто пьян. — Дэрик врал. — Уберите его к чертям собачьим. Вызовите охрану.
Я прислонился к стенке, уставясь в пространство и вопрошая себя, как я мог быть так слеп. Поскольку сейчас это было яснее ясного… Дэрик. Тот самый тик — телекинетик, присутствие которого я так ясно ощущал за обедом. Псион. Такой же, как и его сестра.
Я не помню, как вышел из клуба. И даже не помню, как попал в здание Конгресса, к Элнер, которая, устав и почти потеряв терпение, ждала моего возвращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68