)
— (Что произойдет, если мы заблудимся?)
— (Просто будем сидеть здесь.) — Мертвый Глаз поморщился. — (Вероятно, будем сидеть, пока не умрем. Ты готов?..)
— (Да… Конечно.)
Он не спросил, не передумал ли я. Вероятно, это завлекательное занятие. Он пододвинул стул и сел рядом со мной.
— (Возьми меня за руку), — покосившись на меня, подумал он, имея в виду простой сеанс связи. — (Делай все, что делаю я. И не прерывай контакт, что бы ни случилось. Понял?)
Я кивнул, обрадовавшись, что мне нужно просто держать связь, а не соучаствовать. Его мозг не был таким уж привлекательным, чтобы мне захотелось проникнуть туда поглубже.
Мертвый Глаз приложил один провод к своему лбу, другой — к моему.
— (Зачем нам провода? Я думал, мы не собираемся использовать систему.)
— (Мы и не будем. Но они помогут тебе почуять то, что ты ищешь. Что-то вроде камертона или прибора слежения.)
Когда мое подсознание заполнилось жужжанием радиопомех открытой линии приема, я почувствовал, как Мертвый Глаз начал колдовать над своим мозгом. Я попробовал сделать то же самое, скопировать фигуры незнакомого мне танца, когда Мертвый Глаз охладил свои мысли, перейдя на новые частоты. Я спросил себя, как ему удалось открыть это… найти ответ, просто поделившись своим мозгом, почувствовать наслаждение, когда все ощущения тускнеют, расплываются и замирают, и мир, породивший сознание, начинает проваливаться куда-то. Он так хотел найти иной мир, отличный от того, в котором жил он и где его никто бы не беспокоил, что наконец добился своего: вывернул мозг наизнанку и спрятался в электронной скорлупе.
Я почувствовал: как только эфирные помехи затрещали громче, Мертвый Глаз начал ускользать от меня. Он слишком быстро нырнул в свой мир, я не поспевал за ним и каждую секунду был готов потеряться.
— (Расслабься!) — вернулась ко мне его мысль. — (Не гони волну, не нажимай так сильно! Это как нирвана: стараясь войти в нее, не войдешь. Сконцентрируйся на цели: ты хочешь достать свою вонючую информацию или нет?)
Я навел фокус на получение информации и почувствовал, как желание обладать ею захлестывает меня властной напряженной волной. Я отрешился от реальности: от себя, проводов и Мертвого Глаза — и просто поверил, что это происходит…
И оно случилось. Я никогда не встречался с призраками, но сейчас, как и сказал Мертвый Глаз, я стал призраком — плывущим по течению медленной спокойной электромагнитной реки или парящим вне времени и пространства или, может быть, в самой их сердцевине, внутри решетчатой электронной оболочки какого-то кристалла-хранилища. Я увидел Мертвого Глаза или нечто, на него похожее, — мой мозг облек его бытие в форму. Окутанная чем-то вроде голографического свечения, она пульсировала так, как билось бы сердце живого человека. Я оглядел себя и увидел свою собственную качающуюся в воздухе объемную тень, чья светящаяся рука погрузилась в тень Мертвого Глаза, соединяя нас в одну бесформенную форму, в единое целое, и не было меж нами никакой реальности, которая разделяет людей в оставленном нами мире.
— (Посмотри вокруг), — сказал Мертвый Глаз. Его слова затрещали внутри меня. — (Запоминай, что можешь. Когда мы пойдем назад, все следы уже изменятся; ты должен обрести ощущение их, почуять.)
Я последовал его приказу: смотрел вокруг и сквозь себя, не шевелясь; старался не поддаться панике, настраиваясь на ощущение, имени которого не знал. Поначалу меня окружал лишь ровный шум, многоголосое потрескивание и писк — словно пищали миллионы мышей… абсолютное отсутствие мозгов, на которое я наткнулся, пытаясь пробиться самостоятельно в прошлый раз. Правда, сейчас я оказался заключенным внутри шума. Я заставил себя глядеть на него сквозь призму мыслей Мертвого Глаза и искать те самые суперсхемы, о которых знал он. Открыв глаза, о существовании которых я никогда и не подозревал, я наблюдал, как Мертвый Глаз превращал невидимое в видимое, вводя меня в мир, не существующий для всех остальных.
Я наблюдал, как этот мир распускается, словно цветок, раскатывается, точно рулон ткани, исходит волнами и покрывается узором из вечно меняющихся плотности и форм — кристаллические пласты структуры вздымались, расползались, затягивали, наподобие небесного свода, пространство, по мере того как я осознавал их реальность, пока наконец не стали такими же бесконечными, как ледяные поля на Синдере.
— (Понимаешь, где мы? Теперь ты достиг…) — ответил Мертвый Глаз на свой вопрос. — (Пойдем.) — Он двинулся вперед. Если здесь вообще существовало направление, которое можно назвать «вперед» или «назад».
Когда он потянул меня за собой, я попробовал посмотреть, что творится сзади. Оборачиваться не пришлось: моя голова стала как будто стеклянной. Я увидел волокна света — нашу собственную энергию, которая вихрилась за спинами и, изгибаясь огромной дымовой дугой, уходила далеко назад — то была нить жизни, связывающая нас с реальным миром. Мне стало интересно: неужели это ум мой вытягивается, как дым в дымоходе? И как же я проникну обратно?
Как привязанный, я шел за Мертвым Глазом, и, когда он, словно путник, выстукивающий посохом дорогу, чуть сдвинул прицел, чтобы не промахнуться и держаться необходимой ширины электромагнитной волны, я засомневался, иду ли самостоятельно или меня тащат, как на буксире. Раскаленная нить жизни, соединяющая нас с входом, вытянулась, истончилась и была проглочена колышущимся электронным чревом.
На дороге попадались и другие путники, но были они лишь безжизненными и безвольными снарядами, которые электронный ветер, насквозь продувающий паутину солнечной системы, подхватил, как пыль, и понес с собой, завывая в венах и артериях организма под названием Сеть. Фотонные курьеры высоко и пронзительно гудели, пронзая мою тень разноцветными лучами; случайные обрывки кодовых сигналов обжигали меня невыносимым холодом/жаром.
Я сконцентрировался на попытках разглядеть призрачные линии, которым мы четко следовали, чтобы потом по ним и вернуться обратно. Сведения, которые заставил меня проглотить Мертвый Глаз, помогли мне нарисовать очертания лишь наполовину осязаемых мной полей, мимо которых мы проходили, и оформить их в удобоваримые образы. Я словно изучал геологию, хотя мне требовалась только карта ближайшего квартала.
Мимо меня пролетали, светясь и шипя, бесчисленные ядра командирской информации, закованные в прозрачные непробиваемые панцири охраны. Но я проплывал сквозь их непроницаемые барьеры словно сквозь нарисованные на шелке галлюцинации, тогда как вокруг меня миллионы безжизненных рабов своих хозяев веером рассыпались в разные стороны или врезались в эти ядра, тут же вспыхивая как порох и превращаясь в хлопья пепла… Или иногда, пробив панцири, устремлялись внутрь, к кипящим энергией котлам сердец, которые я чувствовал в их глубине.
Мертвый Глаз оказался прав. Мы были не одни здесь. Пользуясь глазами его мозга, я мог ощущать их: существа, совершенно мне незнакомые, проплывали сквозь сознание, как музыка сквозь легкую дрему; это были флюиды чьей-то чувствительности — как у приборов; они обволакивали сгустки информации, просачивались внутрь, обнюхивали там все и, насосавшись данных, уходили гигантскими арками в бесконечность, ожидая, пока в какой-нибудь другой солнечной системе у их хозяев желудки отрыгнут что-либо, или пальцы ног пошевелятся, или преобразится часть мозга.
И они действительно могли осязать наше движение: один или два раза, когда я задевал зависшую в пространстве, как туча в небе, субсистему, я почувствовал на себе взгляд невидимых глаз; ощутил, как она пытается просканировать своим не совсем мозгом: нечто странное и не вполне ей понятное: меня. Иногда в молчаливом приветствии ко мне протягивались усики контакта, бережно дотрагиваясь до моего мозга. А один раз я почувствовал, что где-то неподалеку висит система, не похожая на все остальные. Она показалась мне странной, но все же более знакомой, чем все другие чужеродные бытия, сквозь которые мы проскакивали.
— (А что там, впереди?) — спросил я. Мертвый Глаз следил за моей мыслью.
— (Совет Безопасности ФТУ), — ответил он. Заинтересовавшись, я ткнулся было в ту сторону, но Мертвый Глаз рванул меня назад, точно эластичную куклу.
Оставь его. Он слишком много знает.) — Он не объяснил, но я понимал, что смысла спрашивать нет. Узоры иногда повторялись, словно мы ходили кругами, иногда застывали — Мертвый Глаз останавливал свой неугомонный щуп и ждал появления каких-то одному ему ведомых примет. Потом узоры снова начинали плыть в пространстве… такие же нескончаемые, как и молекулярные решетки, внутри которых они и были заперты, как в клетках; но все же они медленно перемещались, ползли, как ледники или блуждающие дюны: это изменялись параметры информации, или ее структура. И само Время теряло здесь смысл. Время, земные чувства и ощущения становились не реальнее моего призрачного тела. К этому моменту мы вполне могли продвинуться и на микрон, и на расстояние, равное половине пути до Луны. Но из самой глубины моего сознания вырастало нечто похожее на болезненную тоску… сомнение или одиночество, что-то очень простое — совсем как желание моего тела сходить в туалет там, в реальном мире… оно росло и росло по мере того, как эта потерянная земля проплывала мимо…
— (Мертвый Глаз!)
— (Заткнись.) — Чистота его горячего живого контакта была приятна мне, хотя он и ткнул меня своим раздражением за то, что я нарушил молчание. Эта земля ужасала его… и все же только здесь, теряя себя в этой потерянной стране, Мертвый Глаз обретал покой, — другого покоя в своей жизни он не знал. Попасть сюда было для него такой же радостью, как для меня — не остаться тут одному, но он не любил, когда ему напоминали об этом факте.
— (Мертвый Глаз!) — я снова перебил его, потому что вовсе не покой разъедал сейчас мои внутренности. — (Где конец этому?)
— (Заткнись!) — подумал он. — (Просто продолжай идти. И не долби мою концентрацию.)
Я продолжал идти, стараясь тоже сконцентрироваться и нарисовать в уме свою карту дорог страны Ничто — на всякий случай, если Мертвый Глаз решит в этот раз, что ему неохота возвращаться обратно. Я не знал, где мы находились, но плотность среды уже уменьшилась: исчезло множество покрытых коркой охраны приемников данных, стало меньше энергетических нитей, по которым можно было отследить путь… исчезло все. Я не мог сказать, что это значило, не был уверен, что Мертвый Глаз не потерялся или не сошел с ума, не был уверен ни в чем, кроме одного: если в скором времени это все не кончится, я закричу.
— (Здесь), — сказал Мертвый Глаз. И вовремя: еще одна миллисекунда — и я сломался бы. — (Вот где доктор схоронил свои тайны.)
От облегчения у меня закружилась голова, и сквозь туман я чувствовал, как Мертвый Глаз разворачивает меня лицом к чьей-то цитадели данных — сгустку информации, ни на йоту не отличающегося от миллионов уже виденных мной. Обычный кристалл, обычный сигнал — ничего впечатляющего: точно такие же опухоли вспучивали землю позади нас. Но все-таки было в нем нечто такое… Сгусток был слишком плотным, почти как клубы сигаретного дыма. И даже с моими глазами призрака трудно было разглядеть его нутро.
— (Выглядит забавно. Откуда ты знаешь, что это он?)
— (Верь мне на слово), — подумал Мертвый Глаз.
— (А все-таки?)
Его раздражение снова кольнуло меня.
— (Мы прошли, отслеживая его сторожа-охранника, от адреса лаборатории Смерта, через дюжину ложных остановок — к этой. Она — конец линии. Это настоящее), — удовлетворенно, самодовольно и чуть ли не облизываясь, как наевшийся сметаны кот, сказал Мертвый Глаз.
— (Где мы?)
Что-то забулькало у меня в мозгу, всплывая на его поверхность, как пузыри: смех.
— (Хочешь спросить — в какой части мира? На орбитальной станций между Землей и Луной. Не смотри вниз.)
Я скорчил презрительную гримасу — попытался во всяком случае.
— (А почему она так выглядит? Как облако…)
— (Частное владение. Настоящее частное владение. Большинство командирских информационных ядер прозрачны, поскольку почти все операции корпораций — открыты. Прятать их нет необходимости. Верь мне, самое ценное лежит под толстым слоем льда, в глубине их холодных, холодных сердец.)
— (Но для нас это ничего изменить не должно? Верно?) — Что-то в его плавающей интонации смущало меня.
— (Не должно, да может… Тот факт, что тебе не удается заглянуть внутрь, означает, что щит безопасности у Смерта толще остальных, он покрывает большую часть электромагнитного спектра. Мы — часть этого спектра, малыш, и не забывай про это. Эта система чересчур специфична, чтобы быть по-настоящему чувствующей. Ты и сам ощущаешь это: она не любопытна. Но в своем деле она — дока. Однако для тебе подобных проблем возникнуть не должно. Ты привык быть вором. А это то же самое. Давай, действуй как профессионал, помни все свои уловки — но не теряй головы. Не вздумай даже чихнуть — ты заденешь систему, и, если она станет оглядываться, то может тебя обнаружить… Давай, дуй сквозь файлы, пока не увидишь то, что тебе нужно. А потом выскакивай обратно.)
— (Эй, что значит «ты»? Ведь ты же сам — взломщик!)
— (А ты — карманник-интеллектуал. Ты знаешь, что ищешь. А я могу пропустить что-нибудь важное. Чего скулишь-то?)
— (Я плачу тебе за то, чтобы ты сделал самую трудную часть…)
— (Ты платишь за шанс получить новое занятие. Самое трудное — найти место. Мы это сделали. Продолжай. Только держи связь, не исчезай. Эти информационные воронки как мертвые звезды: их плотность так велика, что, однажды попав внутрь, трудно найти выход. Ты можешь выйти не в том месте, спровоцировать спазм и никогда не найти дверь, в которую вошел.)
— (Великолепно.)
Я почувствовал, как он мысленно подтолкнул меня, и я медленно стал прицеливаться, а мое спектральное тело — так же медленно, подобно протоплазме или струе воздуха, потекло к месту, где Смерт захоронил свои трупы. Я постарался сосредоточиться на том, зачем я пустился в это безумное путешествие и как мне вернуться, и опять почувствовал, что желание заполучить эту проклятую информацию зарядило меня, как аккумулятор, энергией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68