– Дело не только в новой церкви, – объяснил Стрингер. – Я с самого начала говорил вам: на попутный ветер не рассчитывайте. Я имею в виду вообще работу в Смитсбери.
– Нечего со мной деликатничать, Кен, – заметил Рафф. – Говорите прямо: я ведь не барышня.
Стрингер рассмеялся.
– Ну что ж, можно изложить это и по-другому. Я живу здесь несколько лет и, кажется, неплохо знаю город и окрестности. – Он взглянул на Молли. – Сделаем вот что: я. просто приведу вам все «за» и «против». Начнем с «за». Смитсбери растет. После войны население его почти удвоилось – этого, как ни грустно, нельзя сказать о числе моих прихожан. Развивается и промышленность. Видимо, это результат общей децентрализации. В окрестностях появились небольшие машиностроительные заводы, изготовляющие детали станков. Ну, и не надо забывать, что в радиусе пятидесяти миль находятся Винстед, Торрингтон, Хартфорд, Нью-Бритен и так далее. Среди населения стали преобладать люди относительно молодые. Как правило, это ветераны войны с женами и детьми. В основном – квалифицированные рабочие, служащие, инженеры, химики.
– И, насколько нам известно, ни одного архитектора, – вставила Молли. Она усмехнулась, и россыпь мелких веснушек у нее на скулах стала заметнее.
– Не считая мистера Хоули, разумеется, – поправил ее Кен. – Джорджа Синглтона Хоули. Но он уже старик. Джордж – джентльмен до мозга костей. Не пропускает ни одного собрания гарвардских выпускников.
Рафф кивнул.
– А в сущности, как вы и сами видите, Смитсбери просто провинциальный городишко. Но для вас, думается мне, важнее то, что происходит вокруг Смитсбери. А там настоящая строительная горячка.
Рафф, сидевший на кушетке, весь подался вперед. У него засосало под ложечкой от радостного волнения, от перспектив, которые сулил его весьма рискованный план. Ему даже показалось, что он без труда расстанется с Тоунтоном.
– Теперь перейдем к «против», – сказала Молли.
– Мы считаем Смитсбери чудесным городом, – грустной улыбкой сказал Кен. – Но будем смотреть правде в глаза, Рафф: его старая гвардия, его, так сказать, сердцевина именно такова, какой вы ее представляете. Тут столкнетесь и с традициями, и с предрассудками, и с непробиваемой ограниченностью. Но ведь с этим вы столкнетесь везде. Мне очень стыдно, Рафф, но я должен предупредить вас, что, будь ваша фамилия Рэндол, или Смит, или Хоули, или Брустер, у вас было бы больше шансов.
– Пусть вам не будет стыдно, – ответил Рафф. – Когда-нибудь я расскажу вам о моих встречах с весьма густопсовыми типами из этой породы, которые бегают у нас на свободе.
– В Смитсбери положение несколько другое, – заметил Стрингер. – Они здесь не бегают на свободе, а сидят в своих старинных укреплениях. Это опаснее.
– Пожалуй, – согласился Рафф.
– Ну а остальное вам известно. Что касается современной архитектуры, то сейчас положение лучше, чем было, но все же... – Он провел рукой по коротким светлым волосам. – Вы знаете, с чем я воюю в нашем строительном комитете. В каком-то смысле с тем же самым придется воевать в Смитсбери и вам. Но...
– Но вы все же не сбежали отсюда, – сказал Рафф. Для него это было очень важно. Кеннет Стрингер живет в Смитсбери, а уж он-то не из числа угодливых и мягкостелющих священников, он не станет играть роль этакого добродушного простачка, не станет подслащивать свои убеждения. Он дипломатичен, верно, но в его положении иначе и нельзя. И все-таки, при всей его молодости, он не боится говорить о религии в терминах, свойственных его времени и его поколению.
– Да, – сказал Стрингер, – я не сбежал. Остается обсудить последний вопрос: очень ли вы хотите перебраться сюда?
– Очень, – не колеблясь, ответил Рафф и тут же спросил: – Кен, когда состоится следующее заседание комитета? Вы мне писали, но я забыл.
– Через две недели с небольшим. В понедельник.
– Приеду во что бы то ни стало. И черт меня подери, если... – Он запнулся.
Стрингер усмехнулся.
– Я служил на флоте, – заметил он и жестом попросил Раффа продолжать.
– В общем, я хотел сказать, что на этот раз постараюсь быть во всеоружии. – Он вспомнил свой позорный провал в Ньюхилле.
– Отлично! – Стрингер снова взглянул на жену и потом сказал: – Послушайте, Рафф, а вы уверены, что это не будет опрометчиво? Насколько я могу судить, у вас там в Тоунтоне, вполне налаженное дело. И что скажут ваши компаньоны?
– Пока еще не знаю.
– Поймите, я просто не могу допустить, чтобы вы поступили неблагоразумно с точки зрения... – начал Стрингер.
– Благоразумно или неблагоразумно, но я этого хочу, – сказал Рафф. Помолчав, он добавил: – Рано или поздно наступает момент, когда человек должен поставить точку на всем, что делал по обязанности, и взяться за то к чему у него лежит душа.
– Мало кому представляется такая возможность, – возразил Стрингер.
– Иной раз приходится самому ее создавать, – сказал Рафф с какой-то непонятной грустью.
Молли Стрингер встала.
– С чего это все вдруг повесили носы? – Она заглянула в кухню, потом вернулась. – Пообедайте с нами, Рафф, – попросила она и сразу же таинственно зашептала: – Когда дети улягутся спать, мы угостим вас сами знаете чем. Можно бы и сейчас, но ведь эти сорванцы все выбалтывают. Не успеешь оглянуться, как об этом будет знать каждая собака в Смитсбери.
– Да, –. подхватил шутку Стрингер, – а как только в Смитсбери начнут сплетничать о том, что Стрингеры угощают коктейлями, нас моментально вытурят отсюда и переведут в какой-нибудь большущий город с большущим приходом и солидным окладом.
– Значит, остаетесь? – настаивала Молли.
Рафф сказал, что с удовольствием останется, если это не нарушит ничьих планов.
– Сегодня в восемь заседание Клуба молодоженов, – бросил, как бы между прочим, Кен. – А что, если и вы поедете с нами? Вот было бы хорошо!
– Но я не молодожен, – запротестовал Рафф принужденно-беспечным тоном.
Молли засмеялась, но тут же согласилась с Кеном который заявил, что, пожалуй, это лучший способ познакомиться хотя бы частично с молодежью Смитсбери.
– Кстати, по поводу «за» и «против», – сказала вдруг Молли. – Смитсбери – невеселое место для холостяка. У нас кругом одни женатые пары. А как по-твоему, Кен?
«Что ж, – думал Рафф, – к этому не привыкать. Понемногу свыкаешься с тем, что приходится все время бывать среди женатых людей, входить в их жизнь и незаметно уходить из нее; свыкаешься с неустроенностью, с одинокой постелью». Он вспомнил вызывающе-покровительственный вопрос Мэрион Мак-Брайд: «У вас по-прежнему нет своего дома, своего угла?»
Кен Стрингер сел работать – ему нужно было закончить проповедь к завтрашнему дню, – а Рафф решил до обеда побродить по городу. Он еще раз осмотрел церковь конгрегационалистов, потом направился к участку за городским сквером, отведенному под новую церковь, и сделал кое-какие заметки. Возвращаясь, он зашел в какую-то лавчонку и купил сластей для стрингеровских ребятишек и для Деборы.
Члены Клуба молодоженов собирались раз в месяц в приходском доме, примыкающем к церкви. Рафф приготовился к худшему. Он представлял себе это собрание как нечто среднее между спевкой в ХАМЛ и заседанием Общества Восточной Звезды.
Но благодаря стараниям Молли и Кена Стрингера вечер прошел удивительно приятно и непринужденно. Людям искренне хотелось поближе познакомиться друг с другом, даже Рафф не чувствовал себя чужаком. Программа таких вечеров обычно состояла из выступлений членов клуба. На этот раз, например, молодой инженер показал снятый им во время отпуска цветной фильм о Гаити, сопровождая его веселыми комментариями, а молодой врач сделал сообщение о том, как некоторым муниципалитетам Удалось организовать в своих городах образцовые родильные дома.
После этого желающие приступили к закуске. Рафф – зритель и гость – налил себе сидра. Вдруг до него Донеслись слова Кена, обращенные к сидящим за карточным столом парам:
– Если нам удастся упросить Раффа выступить как-нибудь с рассказом о современной архитектуре, по-моему, Это будет очень здорово.
– Что? – воскликнул Рафф и стал лихорадочно придумывать, как бы отвертеться, но Кен ловким маневром втянул его в оживленную беседу, и отвертеться не удалое
И тут Рафф начал понимать, что этот белокурый священник с такой мальчишеской, заурядной, благодушной внешностью – человек несокрушимой энергии, который все время что-то придумывает, организует, устраивает и спокойно гнет свою линию, добиваясь того, что считает необходимым для своей церкви и своего города. Он собирал комитеты, устраивал вечера, составлял списки лиц, которые могли бы преподавать в воскресной школе, или распространять билеты, или помогать ему на воскресных вечерних собраниях Общества пилигримов, давал людям задания заставлял их говорить «да» вместо «нет», выуживал у Рафферти Блума согласие выступить с речью перед членами Клуба молодоженов...
Да, это было одно из тех собраний, от которых люди сперва открещиваются, а потом, вспоминая, радуются, что приняли в них участие.
Возвращаясь холодной коннектикутской ночью в Тоунтон, Рафф вдруг понял, что преподобный Кеннет Стрингер за один-единственный день изловчился незаметно вовлечь его в жизнь Смитсбери, познакомил по крайней мере с десятком супружеских пар, договорился о выступлении в конце мая, полностью инструктировал насчет того, как следует держаться перед церковным строительным комитетом, и начал подыскивать ему жилье.
Раффа даже в дрожь бросило: ведь пока еще он не только не порвал со своей тоунтонской жизнью, но даже не заикнулся ни о чем своим компаньонам.
В воскресенье утром он проснулся на рассвете, разбуженный нечистой совестью и страхом перед наступающим днем. Он вышел в кухню, потом пил кофе у серванта, стоявшего в дальнем углу огромной стеклянной гостиной. Ожидая, пока появится Эбби, выкурил полпачки сигарет.
Когда Эбби, торопливо глотая апельсиновый сок, сказал, что очень спешит к Вертенсонам – у него там назначено свидание с Феби, – Рафф облегченно вздохнул. Эб и Феби завтракали сегодня у Трой.
– Если у тебя найдется свободная минута, Рафф, – говорил Эб, ополаскивая свой стакан, тщательно вытирая его и ставя на место в шкаф, – загляни, пожалуйста, к Хьюниджеру. Там будет Винс. Они уже начали ломать магазин и...
– Хорошо, – сказал Рафф, радуясь, что объяснение откладывается.
Он поехал не к Хьюниджеру. Он поехал к Трой. Винса не будет дома, и это, может быть, последний шанс увидеть Трой наедине. Рафф захватил с собой подарок для Деборы – разноцветного картонного паяца, которого можно будет укрепить на спинке кровати.
День выдался теплый и пасмурный, на земле и прошлогодней траве в полях еще лежал снег. Деревья стояли голые, но Рафф заметил, что они окутаны прозрачной зеленоватой дымкой: так бывает всегда перед тем, как распустятся почки. Время цветения было не за горами.
Подъехав к «старой перечнице», Рафф обогнул дом, подошел к черному ходу и постучал в толстую дощатую дверь. Ответа не было. Он открыл дверь и заглянул в маленькую гостиную. Пусто. Он переступил порог, и тут из кухни появилась Трой с ребенком на руках.
Он неловко протянул ей пакет.
Трой молча показала на бутылочку, которую держала в руке, вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице в детскую.
Он ждал, тихонько прохаживаясь взад и вперед. В столовой на овальном столе времен королевы Анны стояло четыре прибора: серебро и китайский фарфор, вынутые для праздничного завтрака. Из кухни доносился запах жареной ветчины. На серванте поблескивали четыре бокала для мартини (для двух супружеских пар).
Трой вернулась через пятнадцать минут. Она была уже не в синих брюках и теннисных туфлях, а в серой шерстяной юбке, бледно-желтом свитере и желтых мальчиковых туфлях. На шее – тонкая нить жемчуга, в ушах – крошечные жемчужные сережки.
Глядя на нее, чувствуя горячую волну в груди, он думал: «Я еще могу остаться, могу не выходить из фирмы, не делать этого шага...»
– А это что, Рафф? – Ее голос и глаза были серьезны. Она подошла к кофейному столику, открыла серебряную коробку, вынула сигарету, закурила от настольной серебряной зажигалки.
Рафф неуклюже подошел к кушетке, отдал Трой пакет и буркнул:
– Предложение мира.
Потом он ждал, стараясь не показать, как отчаянно нужно ему, чтобы она улыбнулась или чтобы ее суровые глаза хотя бы потеплели.
– Это для Деборы, – добавил он, не дождавшись ни того, ни другого.
– Благодарю вас, – ответила она, не открывая пакета откладывая его на кофейный столик. – Зачем вы притащили это, Рафф? Вы и так совсем задарили Она села на обитую выцветшим ситцем тахту. – А с чего это вдруг вам понадобилось идти ко мне с повинной?
Единственный возможный ответ был под запретом.
Все, что угодно, только бы обелить себя, только бы все осталось по-старому!
– А я не собираюсь ни в чем виниться. Ничего и не было бы, если б вы не прижали ее к стенке. Ведь это вы полезли в бутылку!
– Ну и черт с ней! – вспылила Трой. – Это дело прошлое. Но я очень рада, что полезла. Я не могла иначе. И мне наплевать, что она положила меня на обе лопатки а я отпустила ее, не дав сдачи!
– Она...
Трой посмотрела на него.
– Не в ней дело. Дело в том, что я не могу уважать человека, который знает, что она такое, и все-таки появляется с ней на людях. Не говоря уже о том, что лезет к ней в постель, а вы, судя по всему, так и закончили этот вечер.
– Нет, я... – Он был в бешенстве от того, что позволил ей напасть и теперь вынужден защищаться.
– Бросьте, Рафф, не стоит копаться в этом.
Теперь она, конечно, подумает, что он оправдывается. Вне себя от злости, он разразился:
– Какое это имеет значение? Я не спал с ней, а сдуру выскочил из ее машины и чуть не сломал себе шею. Но даже если бы я поехал к ней, это не ваше дело. Я говорил вам, что она чудовище, и, если я хочу спать с чудовищем, это касается только меня. И совсем не значит, что я соглашаюсь с ней или одобряю ее.
– По-моему, значит! – спокойно, не повышая голоса, сказала Трой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73