Отложил его. Выпил виски. Перечитал. День дурных вестей. Черный день и для него и Для Джулии.
Звонить туда в такой поздний час бессмысленно. Но завтра с утра он закажет разговор с главным врачом – с этим сладкоречивым мозгляком, заправляющим «Соснами».
Чем порадует третье письмо? Он вскрыл конверт (М.Э. Мак-Брайд, архитектор). «Приезжайте на коктейль, будут гости, простите за такое запоздалое приглашение, не могла найти ваш адрес».
Виски согрело его. Но еще больше согрел образ Мэрион.
Только в Гринвич он не поедет. Не такой уж он болван чтобы сносить высокомерные выходки и насмешливый ядовитый антисемитизм этой женщины, которую он заставил начать новую жизнь и открыть людям свою красоту и талант.
Рафф сунул письмо в задний карман, сел в «виллис» и поехал в Вестпорт, где в маленьком ресторанчике на побережье подавали отличных, варенных на пару ракушек
Он съел два десятка ракушек, половину кисло-сладкого итальянского хлебца и запил все двумя кружками пива
Куда все-таки девать этот пустой осенний вечер?
Поехать в Гринвич. Он нуждается в Мэрион, хочет ее. Несмотря ни на что.
Дорога в Гринвич разочаровала его. Похоже на окрестности Тоунтона. Кругом аккуратно распланированные поселки и не менее аккуратно распланированные поместья. Все изысканно, все прилизано, все выглядит подделкой под сельские красоты.
И все-таки это лучше, чем город. А жители этих мест, обыкновенные горожане, служащие крупных фирм, обладатели лимузинов, синих бумажных штанов, пестрых рубашек, нарядных тракторов и неописуемо разукрашенных коровников, – они, конечно, отличная мишень для насмешек, но, если подумать, эти люди внушают даже некоторое уважение: по крайней мере они стремятся к чему-то лучшему и даже возвышенному.
Когда Рафф приехал к Мэрион – она жила при конторе, – гости уже расходились. Мэрион разговаривала с какими-то людьми, окружавшими ее, но, завидев Раффа, немедленно пошла к нему навстречу. Ее походка была так изящна, а комната так элегантна, что Рафф сразу почувствовал себя оборванцем.
Ну и фасад у Мэрион (теперь ее уже никто не называет «Мак»)! Корона белокурых волос и матово-черное платье! Конечно, свела с ума весь город, а может быть, и весь Ферфилдский округ. Вот они, люди, которые толпятся у нее если не в сердце, то, во всяком случае, в конторе (или все-таки в сердце?) – тесный кружок «интеллектуалов», и «художников», и рекламистов, и жаждущих рекламы владельцев местных предприятий – лощеные, загорелые, глядящие в оба.
Когда за последним гостем закрылась дверь, Мэрион подошла к Раффу, который стоял у окна ее ослепительно белой конторы, и прижалась губами к его губам.
Верна себе: не теряет ни минуты.
Она сразу увела его в глубь дома, в спальню, где две стены были выкрашены в желтовато-зеленый цвет, а две – бутылочно-зеленый; напротив кровати висело большое прямоугольное зеркало, прикрепленное серебряными скобками.
– Как хорошо, что вы все-таки явились, приятель, – сказала она, внимательно оглядывая его. – Вид у вас такой же, как всегда: приятно-непочтенный. Я наняла двух новых чертежников. Оба тупицы. Прежние так смотрели на меня, что пришлось их уволить. Я слишком занята и слишком благопристойна. Иначе гринвичские матроны выжили бы меня из города. А сейчас они приглашают меня в гости. Но это все ерунда. Я строю три огромных дома, и один из них – для... – Она вдруг осеклась. Потом хвастливо продолжала: – Фотография первого дома будет опубликована в «Лайф» – отличный особняк в четыре тысячи пятьсот квадратных футов. Может быть, вы все же переедете сюда, Рафф?
К этому времени он уже был целиком во власти ее обаяния. Впрочем, так бывало всякий раз. Вместо того чтобы стукнуть ее или просто уйти, он безвольно стоял, глядя на Мэрион и желая ее всем своим существом. Комната тонула в зеленоватом сумраке.
На следующее утро Рафф приехал в контору раньше всех и заказал междугородный разговор с главным врачом «Сосен», доктором Шиндлером.
Ожидая вызова, он сел за стол Сью Коллинз в пустой приемной. Воспоминания ночи, проведенной с Мэрион, обступили его. Он, конечно, ни о чем не жалел: разве можно жалеть о такой ночи? Но все же он упрекал и пилил себя за то, что у него не хватило мужества уйти. Оправдать такое поведение нельзя, но оно блестяще иллюстрирует, на что может пойти мужчина, который так и не встретил настоящей любви.
Есть и другое утешение: в общем, эта история не так уж важна. Принципы нужно беречь, лелеять, но пускать их в ход только тогда, когда дело стоит того.
– Алло! – сказал он, услышав на другом конце провода голос. К телефону подошел Шиндлер. – Я вчера получил ваше письмо, доктор. Можно тут что-нибудь предпринять?
– Ваша мать – трудная пациентка, мистер Блум. – Гнусавый, елейный голос. – Мы понятия не имели, что У нее воспалительный процесс на ноге, пока...
– Но как это могло случиться? Гангрена... такая инфекция... Я полагал, что вы...
– Она не позволяла сестрам впрыскивать себе инсулин, – объяснил Шиндлер. – Вот в чем беда. Да еще в том, что она ухитрялась доставать виски. Она очень хитра – обычная история с такими больными, но...
Да. Все это Рафф знал не хуже, чем Шиндлер. Но почему в таком случае его заставляли оплачивать дополнительные счета?
– Вы посылали мне счета за инсулин, тогда как моя мать... – начал он.
– Ваша мать, – перебил Шиндлер, – обычно выхватывает у сестры шприц и бросает его на пол. Таким образом, инсулин расходуется зря. – Пауза. – Мистер Блум, если вы желаете поместить вашу мать в другую больницу...
Прикидывается, сукин сын! Отлично знает, что Джулия отказывается переезжать, что ее расстроенное воображение принимает «Сосны» за желтый кирпичный дом, что она все время ждет возвращения Морриса из очередной поездки.
– Нет, – нехотя сказал он. – Прошу прощения. Я не могу ее увезти. Она не позволит, сами знаете. Но неужели ничего нельзя предпринять? Что можно сделать с ее ногой? Меня это дьявольски тревожит.
– Мы тоже этим очень встревожены, уверяю вас.
И тут Раффа осенило.
– Доктор Шиндлер, не будете ли вы так любезны вызвать из Детройта доктора Майера, Рудольфа Майера. Я с ним лично знаком и очень хотел бы, чтобы он посмотрел ее. Расходы беру на себя.
К концу разговора лоб и шея Раффа покрылись липким потом.
Он открыл ящик, вынул бланк, написал письмо доктору Майеру и пометил на конверте «авиа». Выписал санаторию чек в погашение сентябрьских расходов.
Затем он побрел в чертежную и опустил жалюзи на окне, выходящем на восток. Проходя мимо доски Винса Коула, он выругал себя за то, что так напустился на него накануне. Конечно, Винс вышел из себя, когда узнал, что сорвался такой важный заказ. Можно ли его за это упрекать? Разумеется, нельзя. Даже его недоброжелательство, заметное, в общем, уже давно, нельзя считать достаточным основанием для безобразной сцены, разыгравшейся вчера в конторе.
И еще одно следует помнить: именно Винс, вопреки своим правилам, добывал летом работу для Раффа. Не будь этой работы, нечем было бы оплатить сейчас не только консультацию такого врача, как Рудольф Майер, но и непрерывно растущие расходы на содержание Джулии.
Рафф снял пиджак и повесил его в большом чулане, где складывали образчики строительных материалов. Закатав рукава рубашки, он подошел к своей доске в углу комнаты, все еще размышляя о вчерашней ссоре, о провале переговоров в Ньюхилле и о том, как возместить утрату, за которую в ответе он один.
Вдруг, под влиянием какого-то импульса, он снял телефонную трубку и попросил соединить его с домом преподобного Кеннета Стрингера в Смитсбери. Он совсем позабыл о Стрингерах, забыл и о проекте церкви, не вспоминал об этом с того самого августовского уик-энда, когда впервые побывал в Смитсбери.
– Алло! Можно попросить к телефону мистера... преподобного Стрингера?
– Его нет дома. Говорит миссис Стрингер. А кто...
– Молли? Это Рафф Блум. Не узнал вашего голоса, Молли.
– Я так орала на своих драгоценных отпрысков, что совсем охрипла. Откуда вы, Рафф?
В голосе Молли Стрингер было столько приветливой теплоты, что Рафф немного успокоился.
– Из Тоунтона. У меня сегодня свободный вечер, – он сказал это так, словно остальные вечера были заняты, – вот я и подумал, что если вы с Кеном дома, я бы заехал к вам.
– Кен с утра уехал в Стонингтон. Решил на зиму пересыпать яхту нафталином. Но он вернется после ленча. Приезжайте, Рафф! Мы уже отчаялись увидеть вас... Минуточку... Джоан, тише!.. Мама разговаривает по телефону. Простите, Рафф. Папочкина любимица сведет меня сегодня с ума. О чем это мы говорили? Ах да, итак, мы ждем вас к концу дня. У Кена какое-то собрание, очередные бойскауты, но к вашему приезду мы уже расправимся с ними.
– Отлично, Молли! – воскликнул Рафф.
Как только Винс и Эбби пришли в контору, Рафф рассказал им о своем плане поехать в Смитсбери и повидать Стрингера. После этого у него даже исправилось настроение. Временно, во всяком случае. Так или иначе, все-таки ему удалось кое-как заделать вчерашнюю очень неприятную трещину в отношениях. Эбби всячески подбадривал его, и даже Винс благосклонно поделился с ним сведениями о проблемах церковного строительства, о попечительских советах, о строительных комитетах и прочее. И откуда Винс все это знает!
Прежде чем взяться за работу, Рафф спросил:
– Как твоя вчерашняя поездка? Как Нина?
– Спасибо. Хуже быть не может. Врачи говорят потребуется немало времени, чтобы поставить диагноз. Видимо, ей придется пробыть там месяца два-три.
– Эб, мы собираемся завтра напоить тебя до потери сознания. – Винс принялся точить карандаши.
– Это будет нетрудно. – Эбби наколол на доску лист кальки.
Жужжание точилки прекратилось. Винс повернулся к Эбби:
– Вчера я кончил подготовку материалов для Милвина. Завтра возьмусь за него всерьез. Хорошо бы договориться. Правда, у него есть еще два компаньона – с ними будет труднее. – Винс задумался. – Такой поселок обойдется тысяч в шестьсот. Если не дороже. Эскизы у меня в кабинете. После завтрака, когда мы закроем контору, давайте посмотрим их.
Эбби сказал, что это недурная идея, а Рафф заметил с юмором висельника:
– Может, поручишь мне обработать Милвина? Сам знаешь, для клиентов Блум неотразим.
– Да, – бесстрастно ответил Винс.
В половине десятого в чертежной стало тихо: все снова взялись за проект коркорановского бара.
Около двенадцати в чертежную вошла Сью Коллинз. Она прикрыла за собою дверь.
– Мистер Блум, вас там спрашивают. Я сказала, что не знаю...
– Кто? – Рафф повернулся на стуле.
– Миссис Вертенсон. Она пришла со своей родственницей.
– Вертенсон? А, Лойс Вертенсон! – Он отложил угольник. – Сейчас выйду к ней. – Он зашагал к двери, на ходу объясняя Винсу и Эбби: – Я говорил вам о ней – она из ньюхиллского комитета.
– Рафф, – остановил его Эбби, – ты без пиджака.
Рафф бросился в чулан и надел пиджак. В приемной он увидел двух женщин, которые рассматривали чертежи Тринити-банка и фотографии дома Эбби.
Заметив Раффа, Лойс Вертенсон сняла очки и протянула ему руку.
– Я пришла узнать, не нужен ли вам новый клиент. Это я. – Лойс Вертенсон улыбнулась своей сдержанной улыбкой. Повернувшись к девушке, стоявшей рядом, она воскликнула: – Ох, простите! Это моя кузина – мисс Данн. Мистер Блум.
Феби Данн вежливо поздоровалась с Раффом. Он пристально посмотрел на нее.
– Вы, наверно, уже получили письмо от Джоша Ханта? – спросила Лойс Вертенсон.
– Да, – живо откликнулся Рафф. – Да. Вчера.
Миссис Вертенсон покачала головой.
– Не думайте, что я не старалась их уговорить.
– Вы были изумительны, – с жаром сказал Рафф.
– А сейчас я хотела бы поговорить с вами о доме. Мы – мой муж и я – с июля только и делаем, что пытаемся раздобыть архитектора, и нам это до смерти надоело, и у меня чувство, что вы – тот самый человек, которого мы ищем. Я и решила заехать к вам в контору: если вы свободны сегодня, я показала бы вам участок. Нужно будет решить кучу вопросов...
У Раффа даже сердце сжалось от волнения. Дом.
И тут он вспомнил, что Молли и Кеннет Стрингеры из-за его звонка перестроили все свои планы.
– Сегодня не могу, но завтра... – огорченно сказал он.
– Завтра ничего не выйдет. Мой муж улетает в Дирборн, и я должна отвезти его в нью-йоркский аэропорт. Значит, я была права, Феби, когда говорила тебе, что вряд ли нам удастся заполучить его в последнюю минуту, – обратилась она к спутнице.
Феби Данн кивнула и улыбнулась. Рафф снова задержался на ней взглядом: бледное лицо, прямые черные волосы, челка, гладкое черное платье с белыми пуговицами. О таких девушках говорят, что они «интересные»: что-то в ней есть артистичное. Девушки с такой внешностью обычно встречаются в районе Одиннадцатой улицы в Нью-Йорке. Притом в ней чувствуется настоящая сердечность. Проницательный взгляд, волевой подбородок, крупный рот и стройные ноги. Как ни странно, чем-то напоминает Трой. Нельзя сказать, чтобы красивая, но сердечная и стоящая, а не великолепное чудовище вроде Мэрион Мак-Брайд.
А ведь он может позвонить Стрингерам и отложить поездку. Может.
Вот он, его шанс. Дом. Шанс построить дом.
Ничего не решив и опасаясь, что они распрощаются и уйдут, Рафф сказал:
– Раз уж вы здесь, не хотите ли посмотреть нашу чертежную?..
– Ты не возражаешь, Феби? – спросила миссис Вертенсон.
Рафф улыбнулся девушке, изо всех сил стараясь сделать эту улыбку неотразимой. Она ответила ему прямым взглядом. Не таким, на который он надеялся сейчас, о котором мечтал всю жизнь, но все же она сказала, что с удовольствием посмотрит чертежную и он видел, что ей это действительно интересно.
– А это – мои компаньоны, – сказал Рафф, открывая дверь в чертежную. Он представил дамам Винса и Эба и ему было очень приятно, что Лойс Вертенсон немедленно рассказала, в каком она была восторге от его выступления перед ньюхиллским комитетом.
Феби Данн распечатала пачку сигарет, и Винс подскочив к ней, щелкнул серебряной зажигалкой. Увидев, с каким жадным любопытством она оглядывает длинную комнату, он начал водить ее от доски к доске, показывая рабочие чертежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73