Проблемы каждого из компаньонов становятся проблемами для всех троих.
А когда фирма только начинает свою деятельность, проблемам нет конца.
Например.
Один из членов строительного комитета тоунтонского Дворца искусств и ремесел вступает в долгие пререкания, считая, что нужно пересмотреть проект отделки комнаты попечительского совета на втором этаже, придать ей солидный и старомодный вид, обшить ореховыми панелями и соорудить поддельный камин...
Поль Хьюниджер в сотый раз меняет свое решение и хочет теперь так переделать схему водопровода, чтобы можно было присоединить к нему стеклянный бак фантастической формы для каких-то водорослей и создать, так сказать, морской пейзаж.
Джозеф Келли, подрядчик, который строит дом Вертенсонов, сообщает буквально накануне начала работ, что его старший плотник Хенк Гриндлер попал в автомобильную катастрофу где-то возле Уайт-Плейнз и на несколько дней вышел из строя (хотя всем отлично известно, что Гриндлер просто запил...).
Сестры Татл, владелицы загородной дневной школы, обвиняют фирму в том, что счета подрядчиков все до единого превышают сметную стоимость! Что тут делать? От чего отказаться? От ярко раскрашенных часов на белом фасаде здания? Но сестры уже влюблены в эти часы: дети будут от них в восторге! В таком случае, сэкономим на бетонном навесе над входом? Ах, ах, что же делать в дурную погоду, не высаживать же детишек из автобусов под дождь! А нельзя ли сделать потолки пониже или изъять две уборные? Да, но ведь это нарушение строительного Законодательства, не так ли?..
В контору влетает Джозеф Келли. Ему удалось сэкономить на другом объекте три грузовика камня. Обойдется дешево. Не съездит ли кто-нибудь в Ньюхилл – посмотреть и принять камень? Рафф едет. И приходит в ярость. Все это пиленый камень, гладкий песчаник. Не годится, совершенно не годится. Было ясно сказано: нужен местный камень, грубой фактуры и неправильной формы, камень, которого сколько угодно здесь, на любом участке.
Бочком входит некий клерк из ближайшего городка, Комповилла, выдающий всякого рода лицензии и разрешения на строительство: он говорит, что бар Коркорана на Пост-роуд не может быть открыт для посетителей. Почему? Неправильно устроена спринклерная система пожаротушения. Это неправда. Но если вы хотите и дальше строить что-нибудь в этом районе, не возражайте. Вручите клерку пятьдесят долларов и успокойте его тревогу за общественное благополучие.
Проблемы внутренние, проблемы внешние и снова проблемы...
Фирма «Шерлок, Мегз и Браун» из Стэмфорда предложила Лему Херши двадцать процентов прибавки, если он перейдет к ним. «Остин, Коул и Блум» держат совет. Они сами дадут Лему прибавку. Он стоит того.
Миссис Эплтон, уборщица, в своем чрезмерном усердии выбросила в мусорный ящик упавший на пол лист с крупно вычерченными деталями отделки дома Вертенсонов. Рафф снова берется за эту кропотливую работу и чертит чуть ли не всю ночь напролет.
Ожесточенные дебаты по поводу самого незначительного из проектов, находящихся в работе: магазина Хьюнид-жера. Рафф не соглашается с решением Винса (фасад, претенциозно разделенный, словно шахматная доска: кирпичные прямоугольники перемежаются со стеклянными витринами для цветов). У Эбби другое предложение, У Раффа третье. Целый день они пререкаются. Наконец Удается договориться. Но тут является Хьюниджер, бракует их решение, и все начинается сначала.
Винсент Коул на свой страх и риск передает пачку эскизов школы сестер Татл одному их крупнейших архитектурных журналов в надежде, что там поместят эти эскизы. Эбби недоволен – и совершенно справедливо. Почему было не послать эскизы Дворца искусств и ремесел. Публикации в печати должны предварительно обсуждаться всеми. Рафф тоже обижен: Роджер Вертенсон просил его послать проект их нового дома именно в этот журнал.
И неслыханный взрыв ярости после того, как Рафф узнал, что Винс Коул на каком-то вечере спросил Роджера Вертенсона, считает ли подрядчик горизонтальные откидные створки, придуманные Раффом для ступенчатых окон в гостиной, действительно водонепроницаемыми? Роджеп после этого позвонил Раффу и попросил сделать модель такой створки и проверить, не потечет ли она.
Неприятности громоздились одна на другую. Их было втрое больше, чем обычно, так как источников в лучшем случае тоже было три. Для Раффа это было бесцельной тратой времени.
Потеря времени. А время вдруг приобрело громадное значение. Его попросту не хватало.
Но еще сильнее Раффа угнетало другое: боязнь через год-два утратить основу основ – свою индивидуальность. Она начнет стираться, тускнеть, и то особое, необычное, единственное, что составляло силу Рафферти Блума, станет простым, безликим символом фирмы «Остин, Коул и Блум».
Для него это отнюдь не было вопросом тщеславия или даже самолюбия. Речь шла о чем-то самом главном: одно дело – чувствовать, что твоя работа органически связана с твоей личностью, и совсем другое – добросовестно корпеть над чертежами, отсчитывать часы и понимать, что даже успех не принесет того, о чем ты мечтал, к чему стремился.
И все-таки при том положении, в котором находилась фирма, Рафф не мог заставить себя начать разговор с Эбби, не мог собственными руками разрушить все, что было создано с таким трудом.
В это сырое и ветреное мартовское утро, направляясь в Ньюхилл, чтобы вместе с Вертенсонами взволнованно смотреть, как начнут рыть котлован для фундамента, Рафф, раздираемый все новыми противоречиями и сомнениями, не переставал тревожиться: а вдруг что-нибудь помешает ему полностью насладиться этим долгожданным событием.
Такой знаменательный день для него. Да и для любого архитектора! Его первый дом...
Когда он въехал на гребень холма и увидел широкий полукруг Лонг-Айлендского пролива, все его дурные предчувствия как рукой сняло.
По крайней мере сейчас, в начале дня, еще не зная, что его ждёт, он ощутил полностью и до самого конца эту радость, этот тихий восторг.
Он вышел из машины и зашагал, щурясь, потому что ветер дул в лицо. Навстречу ему шли Лойс и Роджер Вертенсоны; лица их светились ожиданием, руки были потянуты к нему. А вот и Джозеф Келли, подрядчик, быкоподобная туша с румяным, как яблоко, лицом; он тоит в открытых дверях наскоро сколоченной будки разговаривает по временно установленному телефону. В землю на равных расстояниях вбиты колья, между ними аккуратно и туго натянут белый шнур, отмечающий контуры будущего котлована; потом Рафф увидел плотников в белых кепи с большими козырьками и в грязных фартуках, из-под которых выглядывали рваные свитеры; увидел каменщика с двумя помощниками, и огненно-красный бульдозер, и механика, который, сидя в стальном седле, прогревал двигатель; увидел двух землекопов, сидящих рядом прямо на земле, положив возле себя лопаты, и свежие, бледно-желтые бревна, и огромную бетономешалку, и шланг, соединявший ее с новым артезианским колодцем.
Он услышал чудесную громкую музыку молотков: то плотники сколачивали опалубку для бетонных плит будущего фундамента, и эти звуки напомнили ему далекий весенний день, когда он был мальчишкой. И еще он услышал ритмичное жужжание пил, распиливающих доски для опалубки.
А там, вдалеке, ветер гнал волны и вплетал в эту строительную музыку свою вагнеровскую мелодию.
Джозеф Келли, тяжело, по-медвежьи шагая, направился к Раффу. Он был без пальто, пиджак полосатого коричневого костюма расстегнут, карманы жилета раздулись от разноцветных карандашей, авторучек, бумажек, счетов, сигар.
– Не ругайтесь, что не начали вовремя! – добродушно заревел он, уже заранее обороняясь от упреков в бесчисленных неполадках, за которые всегда и везде ругают подрядчиков. – Мы готовы. – Он подтолкнул Раффа жирным локтем. – А если подзадержались, так это потому, что ждали их сиятельства архитехтура. – Он нарочно переврал это слово, зная по долгому опыту, как морщатся и кривятся архитекторы, когда искажают название их профессии.
– Я готов, Джозеф. Начинайте.
– И поскорей! – добавил Роджер Вертенсон.,.
– Я хотела принести шампанское и спрыснуть этот Ульдозер, или как там он называется, – сказала Лойс, и голос ее немного дрожал. – Но Роджи сказал, что рабочим это не очень-то понравится.
– Давай, Стив! – крикнул Келли механику.
Рафф, Роджер и Лойс увидели и услышали, как механическое чудовище зарычало, загрохотало, вздрогнуло зашевелилось и двинулось вперед, неумолимо вспарывая землю огромным ножом, выворачивая и отбрасывая вбок пласты срезанного грунта...
И Рафф успокоился. Все в порядке. Его дом, его первенец, рождался на свет.
Эта радость все нарастала и усиливалась, как нарастал и усиливался колючий ветер пасмурного мартовского дня. Часы шли, но Рафф и Вертенсоны никак не могли заставить себя уйти, хотя понимали, что их присутствие стесняет рабочих.
А к середине дня вдруг появилась Трой. И восторг, владевший Раффом, сразу улетучился.
Она приехала на машине; сзади сидел Пьетро с малышкой на руках. Эба и Винса, которые заглянули на участок в полдень, уже не было. Поставив машину, Трой быстро и легко пошла по изрытому полю. На ней было короткое, простеганное снаружи, ярко-красное спортивное пальто и серые кожаные перчатки. И серебряные серьги. Рабочие смотрели ей вслед.
– Я не выдержала! – воскликнула она, подходя к будке, где стояли Вертенсоны и Рафф. – Мне так хотелось приехать утром – это было, наверно, ужасно увлекательно, да? Но Пьетро должен был отнести больного кролика к ветеринару. Ох, Рафф! – Большие серые глаза скользили по участку. – Я так горда за вас. – Потом к Лойс Вертен-сон: – Было очень интересно, Лойс?
– Почти как родить ребенка, – серьезно ответила та.
– Можно мне осмотреть все? – спросила Трой у Раф-фа. Он не ответил, но она тут же взяла его под руку и повела туда, где шли работы. Ее голова касалась его плеча, короткие темные волосы растрепались на ветру; она говорила негромко, но так спокойно, уверенно и отчетливо, что ни рев бульдозера, ни стук молотков, ни вой ветра не заглушали ее слов. – Надеюсь, вы понимаете, что без меня ничего этого не было бы. Я всему причина – косвенная, конечно. Ведь это я свела всех со всеми. Не поселись вы в Тоунтоне, не встретили бы Вертенсонов. – Помолчав, она продолжала: – Связь довольно отдаленная, я понимаю. Но мне так приятно думать, что и я имею к этому какое-то отношение.
– Да, – сказал Рафф.
– Награда паразита, – заметила Трой.
Он освободил руку. Вертенсоны явно наблюдают за ними. Что ж, нужно играть свою роль. Он повернул Трой лицом к котловану.
– Вот эта каменная гряда ведет прямо к дому, – заговорил он уже серьезно. – Я старался использовать особенности участка так, чтобы природа слилась с домом. – Он указал на серо-зеленый скалистый гребень, который, мягко изгибаясь, доходил до самого котлована и продолжался за ним. – И не просто слилась, а как бы толкала вас войти в него. Крыльцо – оно будет вон там, – должно стать естественным продолжением гребня.
Она кивнула, глядя на скалистую гряду, которая описывала в этом месте плавную кривую. А Рафф в это время рассказывал, что котлован роют глубже линии промерзания и весь дом будет покоиться на бетонном массиве, в котором оставлено лишь одно углубление для отопительного котла. Потом он описал ей будущую гостиную – огромную пятистенную комнату с гигантским камином, сложенным из местного камня. Она будет выходить окнами на террасу, напоминающую нос каменного корабля, плывущего к морю...
– Насколько это интереснее, чем рассматривать макет! – сказала Трой и взглянула на море. – Какой удивительный вид отсюда! – Она снова взяла Раффа под руку. – Ей-богу, после этого просто не хочется возвращаться домой. – Она задумалась. – Знаете, утром я как-то даже боялась ехать сюда и смотреть на рытье котлована и прочее. Мне все вспоминался тот день, когда Верн...
– Да, – сказал Рафф.
Они обошли весь участок и вернулись к машине. Там стояли Роджер и Лойс: они заглядывали внутрь, на заднее сиденье, где в белой корзине лежала укутанная в одеяло Дебора. Возле корзины сидел Пьетро, тощий и веселый, и играл с девочкой, помахивая перед ней высушенной сероватой змеиной кожей. Дебора таращила на нее глаза, гукая и размахивая кулачками перед своим розовым личиком.
Рафф, не задумываясь, открыл дверцу, всунул голову и начал перебирать прелестные крошечные пальчики, греть и, болтать всякий вздор; но, погрузившись в эту игру и стараясь изо всех сил не думать о Трой, он не мог не слышать, как она говорила Лойс:
– Вы не находите, что она слишком самоуверенная для девчонки, которая еще не научилась проситься? – Потом: – Пьетро, пожалуйста, зажгите спиртовку.
Тут Рафф заметил на полу машины большую кастрюлю и спиртовку, и корзину для провизии, и еще корзинку поменьше с белыми китайскими чашками.
– Я же понимала, что вы продрогли здесь до мозга костей, – объяснила Трой. – И потом, нужно ведь было отметить сегодняшний день. Вот я и решила намешать всякой дряни и сварить горячий ром; во всяком случае, я надеюсь, что через минуту он будет горячим.
«Дрянь» оказалась смесью из дымящегося черного рома, масла, лимона, корицы и ванили.
Роджер Вертенсон взял чашку и облизнулся.
– Трой, я готов расцеловать вас.
– Идея блестящая, что и говорить, – подтвердила Лойс. – К сожалению, мы успеем выпить только по одной: к четырем нужно заехать за детьми.
Роджер покосился на нее.
– Да, ты права. – Когда Трой разлила ром по чашкам, он сказал: – Что ж, нам остается только провозгласить тост за «их сиятельство архитехтура».
Усмехнувшись, Рафф наклонил чашку в знак благодарности и медленно выпил, смакуя нежный, пряный, вкусный, с удивительным искусством приготовленный напиток; только Трой с ее необыкновенным, прирожденным умением украсить любое событие могла приготовить этот ром, привезти его, согреть, подать. Ему хотелось сказать ей об этом. Но он не мог.
– За всех! – крикнул Пьетро из машины, покачива чашкой перед Деборой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73