Когда вы к нам приедете?
– К вам?
– Простите. Я не собираюсь хватать вас за глотку, – просительно сказал Стрингер, – но вы так разохотили меня, что теперь я только и думаю, как бы затащить вас к себе.
– Куда это?
– В Смитсбери. Знаете что? Я позвоню вам. Где вы живете?
Рафф сказал.
– Устраивают вас воскресные дни?
– Вполне.
– Тогда приезжайте в любое воскресенье. – Потом он спохватился: – Конечно, после церковной службы.
– Отлично, – сказал Рафф.
– Да, забыл вам сказать. Существует еще одна сложность. У нас в конгрегации есть архитектор. Этакий старый холостяк. Любитель строить по старинке. Он сделал нам несколько эскизов. Допотопный хлам. Но просто так отмахнуться от него я не могу. – Секунду подумав, он объявил: – Так или иначе я покажу вам окрестности, и наш участок, и... Словом, я хотел бы, чтобы вы изобразили ваши идеи на бумаге.
– Я не стану подставлять ножку другому архитектору, – возразил Рафф.
– Ножку беру на себя, – шутливо отмахнулся священник. Потом уже серьезно: – Имейте в виду, денег у нас пока очень мало, так что все это весьма проблематично.
– Неважно, – сказал Рафф. – Будь у меня только возможность попробовать...
Они продолжали беседовать. Энтузиазм рос как на дрожжах. Они даже набросали проповедь о новой церковной архитектуре. Начиналась она рассказом о разрыве Кристофера Рена с традициями английской церковной архитектуры, о произведенных им радикальных изменениях, о переносе кафедры из середины в угол и объединении галерей. Они ни на минуту не умолкали, пока Стрингер вдруг не спросил:
– А куда вы едете?
– В Тоунтон.
– Тоунтон? Мы уже проехали две остановки после Тоунтона.
– Что? – Рафф вскочил.
Так быстро завязавшийся дружеский разговор тут же оборвался. Вскоре Рафф уже стоял в огромном буром, обветшалом здании бриджпортского вокзала. Он сразу побежал к телефонной будке, вспоминая слова Эбби: «Пожалуйста, не заблудись!» Позвонил в Тоунтон – телефон Остинов не отвечал. Наверно, бедняга Эбби стоит на вокзале, злится, из вежливости не уходит, а Нина устраивает ему сцену за испорченный воскресный день.
В Тоунтон Рафф поехал автобусом. На вокзале никого не было. Он взял такси до дома Эбби; это обошлось в доллар девяносто центов. Наплевать: он все еще был во власти счастливого волнения. Поездка казалась ему необычайно знаменательной. Да, видимо, архитектор иной раз может вполне обойтись и без конторы: ее заменяет поезд и случайное соседство юного стопроцентного американца в стандартном оформлении, то есть в костюме от «Брукса; американца, который оказывается его преподобием, но преподобием весьма прогрессивным.
Рафф направился к дому Эбби – симметричному стеклянному дому со строгими, почти классическими пропорциями. Легкие, вдохновленные Мисом очертания как-то не вязались с добротной, точно у Булфинча, кладкой цоколя и аметистовыми переливами оконных стекол, но вполне вязались с характером его владельца: та же уравновешенность, сдержанность, аккуратность.
Лимузин Эбби стоял на подъездной дорожке, входная дверь была приоткрыта. Рафф вошел. Ни души. Он сделал несколько шагов по гостиной, такой просторной, такой безупречно опрятной, что она выглядела нежилой, и хотел уже позвать, но откуда-то снаружи – должно быть, с террасы – до него донеслись голоса.
Так Рафф случайно узнал правду о браке Эбби.
Эбби говорил спокойно, но в голосе его звучали резкие нотки.
– Не в том дело, Нина. Но почему ты так настаиваешь на этом? Как тебе не стыдно? Даже слепой увидел бы, что ты флиртуешь с ним. И вообще с каждым, кто подвернется под руку...
– Я не флиртую! Что за дурацкое слово!
– А почему это Уолли Гришэму понадобилось, чтобы я строил ему дом? Гришэм терпеть не может современную архитектуру. Он сам сказал мне это на вечере. Должно быть, ты основательно обработала его тогда на террасе. И, пожалуйста, не отрицай, Нина! Перестань лгать!
– Я пытаюсь помочь тебе, и вот твоя благодарность! – капризный голос Нины.
– Мне не нужна твоя помощь. Во всяком случае, такая.
– Ах, да не будь ты таким занудой!
– Нина! Что это?.. Что с тобой делается?
Чувствуя страшную неловкость, Рафф попятился к выходу.
– Что все это значит, Нина? – Голос Эбби прерывался. – Я бы понял, если бы ты хоть была последовательна. Но и этого нет. Со мной ты вся сжимаешься и ведешь себя так, точно у нас не спальня, а какой-то застенок. И тут же, можно сказать, у меня на глазах, непристойно кокетничаешь и даешь мужчинам повод считать себя доступной. Уж Гришэм-то, во всяком случае, так считает. Достаточно было посмотреть, как он вел себя сегодня, когда мы осматривали его участок. Он так и липнет к тебе. Как ты думаешь, могу я...
– Если тебе не нравится его заказ, почему ты прямо не сказал ему? Просто ты сегодня с ума сходишь, потому что твой драгоценный Рафф оставил нас с носом!..
– Нина, прекрати!..
Рафф тихонько добрался до двери и вышел на крыльцо; он был подавлен – не удивлен, а подавлен и мрачен. Теперь он раскаивался, что в свое время в Нью-Хейвене малодушно смолчал, не воспользовался возможностью сказать Эбби о своих сомнениях насчет Нины и даже обрушился на Трой за то, что она без колебаний выложила все, что думала. Помнится, тогда, в вудмонтском коттедже, он даже заставил Трой извиниться.
И вот результат: Эбби, который так нуждается в поддержке, так тоскует по нежности, так заслуживает всего самого лучшего, связал себя с этой... словом, с Ниной.
Он немного подождал. Потом постучал в дверь, снова подождал на пороге, прислушался. Дом как будто вымер.
Тогда он вошел, громко шаркая ногами. Крикнул: «Эй, Эб! Есть тут кто-нибудь?» Как это глупо, как нелепо: входить в дом Эбби таким способом!
– Это ты, Рафф? – раздался голос Эбби из соседней комнаты. В ту же минуту появился и он сам, улыбающийся, подтянутый. Узкое лицо спокойно, всегдашний полосатый галстучек аккуратно завязан, белая рубашка так и сверкает, узкие брюки едва доходят до щиколоток. Он протянул Раффу изящную тонкую руку. Но глаза у него были тусклые.
– Пристрели меня поскорее. Я заслужил, – слишком весело загудел Рафф. И тут из смежной комнаты вышла Нина.
– Что с тобой стряслось? – спросил Эбби, когда они обменялись рукопожатиями.
– Я встретил в поезде юнца, который оказался священником. Когда-нибудь я буду строить для него церковь, – сказал Рафф. – Короче говоря, выскочил только в Бриджпорте.
– Не слишком правдоподобно, – заметил Эбби. – Впрочем, на тебя похоже.
Рафф пожал руку Нине и попросил у нее извинения. В общем, сейчас он относился к ней примерно так, как с самого начала относилась Трой, но, взглянув на нее – молодую, цветущую женщину в изысканном летнем туалете, подчеркивающем и оттеняющем ее ледяную красоту, – он вдруг понял, какую муку испытал Эбби, когда он открыл глубокую дисгармонию между этой прекрасной оболочкой и заключенной в ней сущностью.
– Звонила Трой, – сказала Нина, улыбаясь сердечнее, чем обычно, и показывая все свои ямочки; она словно благодарила Раффа за своевременный приход, который спас ее от упреков Эбби и прекратил семейную сцену. – Они едут сюда. Трой говорит, что они пытались дозвониться вам вчера поздно вечером и сегодня утром. Они хотели, чтобы вы поехали с ними.
– Вчера я тоже заблудился, – покаялся Рафф.
Эбби закурил и отвел взгляд от Нины.
– Как росток? – спросил Рафф, стараясь разрядить атмосферу.
– Пойдем, – живо откликнулся Эбби. – Покажу тебе, где я его высадил.
Он повел Раффа на терассу, вниз, где она спускалась к лугу. Маленькая секвойя уже так окрепла, что почти не гнулась на ветру.
Нина крикнула, что сейчас займется завтраком, и Эбби с Раффом уселись на каменный барьер, окаймлявший террасу. Чтобы отвлечь Эбби от семейных неприятностей, Рафф стал рассказывать ему об архитектурном конвейере «Пирса и Пендера», о Вейнтроубе и Мансоне Керке, об унизительных заданиях первой недели. Он умолчал только о Мэрион Мак-Брайд. Впрочем, ему не удалось заинтересовать Эбби, который все время поглядывал в сторону дома, думал о чем-то своем, слишком много курил, дышал тяжело и хрипло.
Если бы Эб мог хоть кому-нибудь выложить все, что у него на душе! Сам Рафф не смел начать этот разговор; инициатива должна исходить от Эба. Его нельзя торопить.
Тут из дому раздался голос Трой:
– Мистер и миссис Коул прибыли!
Во время завтрака (они перетащили еду на нижнюю лужайку, потому что Трой вздумала устроить пикник и начисто разгромила аккуратно накрытый Ниной стол) Рафф ломал себе голову над тем, должен ли он рассказать Трой о своих наблюдениях. Он решил повременить.
Пикник у подножия ветвистого клена выглядел со стороны очень идиллически, но Трой, которая понятия не имела о том, что стало известно Раффу, то и дело невольно растравляла своей болтовней рану Эбби. Она говорила, что теперь, когда она беременна, ей нужно жить за городом. А как шикарно, что у нее родится маленькая дочка! Только обязательно дочка, иначе она не согласна. Чем больше она распространялась на эту тему, тем угрюмее становился Эбби. Рафф попытался было перевести разговор на что-нибудь другое, но тут вмешался Винс.
– Работай побыстрее, Эб, не то отстанешь от своего шурина. – Сказано это было шутливо, но в тоне Винса явно сквозила гордость.
– Мы с Эбби считаем, что нам сейчас не стоит обзаводиться детьми, – возразила Нина.
Трой сидела, опершись спиной о ствол дерева и вытянув ноги. Туфли она сбросила, ступни погрузила в густую траву.
– Неужто вы собираетесь делать детей по плану? Как это, должно быть, трудно, Нина! Значит, отправляясь на травку, вы с Эбби всякий раз берете с собой календарь?
– Трой! – укоризненно проговорил Эбби.
Но Рафф был доволен ее выходкой. Правда, Трой сделала больно Эбби, зато она лишний раз подчеркнула то, что было так неприятно в Нине.
И вообще, должно быть, он во многом недооценил Трой. Нужно быть справедливым и признать, что она доказала это. Как точна была ее интуиция насчет Нины! Но кто бы поверил, что она действительно любит детей!
И все же она невыносимо действует на нервы. Ее манеры, ее страсть всех шокировать и обязательно быть в центре внимания, эти ее босые ноги и накрашенное лицо, длинные серьги и звякающие фамильные побрякушки, неистовое курение, бесцеремонность, чрезмерный, нарочитый либерализм и эмансипированность – все это может довести до белого каления.
И тем не менее Рафф был недоволен собой за слишком поспешное, резкое, необоснованное суждение о Трой.
Завтрак, к счастью, закончился быстро, потому что Вернон Остин по телефону вызвал Эба в контору. Рафф и Винс отправились с ним в его «виллисе», а Трой поехала с матерью Нины осматривать сдающиеся внаем участки.
По дороге Винс спросил:
– Что это у тебя за новый заказ, Эб? Ты ни словом не обмолвился о нем. Кто такой Уоллес Гришэм?
– Он... в общем, денежный мешок. Нина любит выкапывать таких.
– Ну, поздравляю! – сказал Винс.
– Не уверен, что из этого что-нибудь выйдет. – Эбби говорил так холодно, словно хотел прекратить дальнейшие расспросы.
– А в чем загвоздка? – не унимался Винс. Эбби ответил не сразу. Машина рванулась, набрала скорость и помчалась по шоссе. Наконец Эбби сказал:
– Никакой особенной загвоздки нет. Просто он меня раздражает. Говорит, что хочет дом вроде моего, а когда доходит до дела, оказывается, что ему нужно обычное старье. В общем, ничтожество.
– Но богатое ничтожество, – уточнил Винс.
– Да.
– Твой дядя всегда работает по воскресеньям? – поспешно спросил Рафф, чтобы прервать напряженную паузу.
– Старик творит настоящие чудеса, – ответил вместо Эбби Винс; он в любую минуту готов был дать информацию о любом из своих новоявленных родственников. – Работает день и ночь, правда, Эб?
– Да. – Теперь, когда речь шла не о Гришэме, голос Эбби звучал более миролюбиво. – С тех пор как мы проектируем этот банк, он почти не вылезает из конторы.
– Ну и молодчина! Какая работоспособность! – сказал Рафф.
– Когда я смотрю на него, мне всегда бывает стыдно за себя. – Эбби подвел машину к тротуару пустынной в эти часы Мэйн-стрит. Контора помещалась на втором этаже делового здания. Поднимаясь по лестнице, Эбби говорил: – Впрочем, мы все сейчас не считаемся со временем. У нас двое отличных помощников. А спешка такая потому, что в сентябре банк празднует свое столетие. И они уже объявили закладку нового здания – это входит в программу торжества. Словом, порем горячку.
Рафф видел Вернона Остина один только раз – на раздаче дипломов в Нью-Хейвене. И вот Вернон Остин снова перед ним – тощий, горбоносый и седовласый вариант Эбби; склонившись над чертежами в пустой, залитой солнцем комнате, он сосредоточенно работал, этот долговязый изысканный джентльмен-архитектор, который так страстно жаждал загладить, искупить новым зданием банка все изысканные архитектурные грехи своей ушедшей молодости.
Рафф и Винс ждали у дверей чертежной, пока Эбби совещался с дядей, а потом Эбби жестом пригласил их войти и посмотреть чертежи.
Засунув карандаш в кармашек белой рубашки, Верн Остин сел на стул.
– Комментарии не нужны, молодые люди. А если у вас есть какие-нибудь идеи, – беритесь за рейсшины и приступайте к делу. – Его речь сразу выдавала, откуда он родом – мягкая, безупречно гладкая речь шестидесятилетнего бостонца.
– Ну нет, не станете же вы эксплуатировать меня только на том основании, что я член семьи! – С этими словами Винс обнял старика за плечи.
– А я уже эксплуатировал, – добродушно сказал Вернон Остин, освобождаясь от неожиданного объятия. Он подвел Раффа и Винса к столу Эбби, потом к доскам двух отсутствующих чертежников и показал им различные варианты проекта. – Вот эта штука – расположение банковских кладовых прямо у всех на виду, – Верн кивнул на чертеж, – окончательно сломила сопротивление заказчика. – Отступив на шаг, он сморщил тонкий нос. – Винсент, теперь я убедился, что Трой действительно проявила здравый смысл, когда вышла за вас замуж.
– Трой – женщина проницательная, – сказал Винс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73