Так даже лучше: быть может, этот разговор поможет Эбби прозреть – если только он уже хочет прозреть...
Но как больно вспоминать изможденное и озлобленное лицо Эбби и его гневные глаза! И понимать, что в их дружбе появилась маленькая, совсем незаметная, но все-таки трещина.
Он скользнул взглядом по первому объявлению, потом, заинтересовавшись, прочел его внимательнее. «Большая изолированная комната с правом пользования кухней. Ванна совместно с маленькой семьей. Шестьдесят долларов в месяц. Справки по телефону 783, Сирз».
Рафф прикончил сыр, съел почти весь виноград. Вернувшись в город, он из первой попавшейся табачной лавки позвонил по номеру, указанному в газете.
– Я звоню по поводу вашего объявления, – сказал он, когда тот снял трубку.
– Да, да, я вас слушаю. – Голос заметно повеселел.
– Комната еще не сдана? Я хотел бы сейчас приехать и посмотреть ее.
– Пожалуйста. Будьте любезны, назовите вашу фамилию.
– Мистер Блум. Я...
– Блум? – Продолжительная пауза. – Подождите минутку, пожалуйста. – На этот раз трубку взяла женщина. – Говорит миссис Сирз. Мой муж только что вернулся, поэтому он не знал, что комната уже сдана.
– Сдана?
Но женщина повесила трубку.
Рафф медленно открыл дверь кабины. Интересно, повторится ли такая же история и со следующей комнатой? Помнится, были какие-то разговоры о том, что тоунтонские джунгли кишат такими вот Сирзами.
Рафф весь кипел от гнева. У него вдруг лопнуло терпение. Дело не только в Сирзах, но и в нем самом, в этой бродячей жизни, которой не видно конца, в растущей тревоге, в жажде оседлости, гавани. То же самое было и до войны: кочевье, смена мест, смена замкнутых мирков. Конечно, премиальное путешествие было необычайно интересно, но ведь и это было бродяжничество. Ничто не изменилось ни в Нью-Йорке, ни здесь. Даже самая скромная цель – и та нисколько не приблизилась.
А то, о чем он наивно мечтал в юности, все удаляется. Или все-таки приближается?
Если не вдаваться в суть дела, то, конечно, приближается. Ему повезло: он стал компаньоном фирмы.
Присев на скамеечку в тесной кабине, Рафф опять развернул газету. Его ноги торчали наружу. Он еще раз прочел колонку объявлений.
Вот это тоже подходит, хотя и дороже. «Изолированная комната-студия. 336, Фримонт».
Женский голос, на этот раз благожелательный. Ему сообщили адрес. Он поехал и по дороге смотрел на чудесное цветение осенней земли, на сверкающие в сумеречном свете краски, на аметистовые и багряные верхушки деревьев. И надежда вернулась к нему и подняла его над всем, чем он жил сегодня.
20
В американских городках все собрания обычно происходят по понедельникам, в вечерние часы. Тоунтон не был исключением: в понедельник там заседали Ассоциация педагогов и родителей, Ассоциация тоунтонских предпринимателей, Клуб юных республиканцев и Тоунтонское общество городского благоустройства.
Эбби Остин, сам того не замечая, стал деятельнейшим членом последнего. Началось это, разумеется, с подписки на крупную сумму; потом он начал отдавать этому обществу все больше и больше времени и наконец был выбран председателем комитета, который изучал возможности перепланировки города и помогал советами в проектировании и строительстве новых зданий.
То, что Эбби взялся за это дело, было и естественно и неизбежно. Он понимал механику сбора денег (и сам щедро жертвовал), а кроме того, живо интересовался общественной жизнью Тоунтона. Как многие бостонцы, он всегда искренне и добросовестно стремился благоустроить город, в котором жил в данный момент, расширить его культурные возможности, добиться того, чтобы самые разнообразные виды искусства стали достоянием широкой публики и радовали как можно больше людей.
В этот понедельник Эбби должен был обратиться с речью к многочисленному собранию граждан и ознакомить их с планом сбора средств на постройку тоунтонского Дворца искусств и ремесел. Эбби предлагал для начала организовать в городском сквере летний фестиваль искусств и развесить на стендах картины художников – не только местных, но и со всего штата. Плата за вход – один доллар. Если к сумме, которую они, таким образом, соберут, прибавить частные пожертвования, у них образуется достаточный фонд.
Поэтому почти все утро Эбби занимался в конторе подготовкой к вечернему выступлению. Рафф в это время заканчивал предварительные чертежи бара Коркорана на Построуд. Лем Херши разрабатывал детали Тринити-банка; кроме того, на него было возложено наблюдение за ходом строительных работ. Отсутствовал только Винс Коул. Во время упаковки вещей и переезда в дом Верна его простуда превратилась в настоящий бронхит, и он совсем расхворался.
В половине шестого позвонила Трой.
– Эб, похоже на то, что Винсент плотно улегся в постельку. Потерял голос, и его до отказу накачали стрептомицином. Он говорит, придется тебе поехать вечером в Ньюхилл и выступить вместо него перед школьным советом.
– Сегодня вечером? – Эбби нахмурился. – Трой, сегодня я никак не...
– Но Винсент говорит, что это необходимо.
– И надо же, чтобы это случилось именно сегодня! Я сегодня делаю доклад...
– Ох, боже мой, я совсем забыла! Я ведь тоже собиралась пойти, но теперь, конечно, не смогу оставить Винсента. А как Рафф? Тоже занят?
– Придется ехать Раффу, – сказал Эбби. – Мы не можем упустить такой шанс.
– Винсент говорит, что все данные у него на столе и что этот Хант...
– Знаю, – перебил ее Эбби. – Вот уж не повезло!
– Ничего не поделаешь, дорогой.
– Передай Винсу, пусть не беспокоится, – сказал Эбби.
– Нина тоже идет на собрание?
– М-м-м... Думаю, что да.
– Чудесно. – Трой замолчала, потом снова заговорила: – Винсент спрашивает, договорился ли ты уже с Джеком Данбаром насчет дома?
– Нет... Пока еще нет.
– Нет? Зачем же было Нине играть с ним в гольф вчера, да еще в такую жарищу?
– В гольф? Ах да, вчера!.. – Щеки Эбби вспыхнули: Нина ни словом не обмолвилась ему о том, что видела вчера Данбара. – Ну, знаешь, – уклонился он, – такие вещи сразу не делаются.
– И то правда.
Короткое молчание. Потом Эбби спросил:
– А маленькая мама здорова? Ты не слишком суетись там вокруг Винса.
– Я в порядке. Мой благословенный Пьетро согласился помогать мне, пока Винсент болен. – Она рассмеялась. – Винсент не переваривает его.
После разговора с Трой Эбби увел Раффа из чертежной в кабинет Винса и коротко сообщил ему все данные для выступления в Ньюхилле.
– Ох, Эбби, было бы куда спокойнее, если бы поехал ты, – сказал Рафф, укладывая заметки в портфель Винса.
– Ты отлично знаешь, что я не могу сегодня.
Рафф кивнул.
– На эту работу для Корки придется поднажать. Если делать, так делать быстро, пока не похолодало. – Рафф остановился на пороге. – Боюсь я сегодняшнего школьного совета. Ведь это специальность Винса, а я могу все испортить.
– Не испортишь. И вообще пора тебе привыкать к публичным выступлениям, – сказал Эбби. – Об одном прошу тебя: не останавливайся у Корки по дороге в Ньюхилл. – Он улыбнулся. – Я вдруг вспомнил о твоей блистательной речи на нашем балу. Нет, Рафф, серьезно. Будь самим собой. Вот увидишь, школьный совет влюбится в тебя. Сейчас наши акции там очень высоки, а если мы получим этот заказ...
Рафф снова кивнул, но Эбби видел, что он боится.
Эбби объяснил ему, как добраться до места.
– Собрание назначено на восемь. Постарайся не заблудиться. Ровно в восемь.
– Слушаю, папочка. – Рафф сунул за ухо карандаш. – Найдется у тебя свободная минутка, Эбби? Я хочу, чтобы ты посмотрел, как у меня получается этот бар. – Он открыл дверь.
– К сожалению, у меня слишком много свободных минут, – заметил Эбби. – Пока что я единственный в этой фирме не нуждаюсь в чертежной доске.
Сказано это было шутливо, но Рафф мгновенно вскинул на него глаза.
– Ты будешь занят по горло, как только начнешь пристраивать крыло к дому Нининой матери.
– А я не уверен, что начну, – неожиданно для самого себя сказал Эбби. – Возможно, я и отложу.
– Я думал, чертежи уже у подрядчика.
– Да. Но боюсь, что это окажется слишком дорого. Тогда я отложу. – Эбби говорил так непринужденно, словно решил это не только что, а давным-давно.
– Нина, кажется, спит и видит эту пристройку?
– Да. Но только сейчас очень неподходящее время. Как я могу потратить такую уйму денег, когда мы только-только организовали фирму? Будь у меня хотя бы заказы...
– Ты из-за этого так изводишься, Эбби? Но ведь пока что никто из нас не получил заказа, о котором стоило бы...
– Все-таки я предпочел бы, чтобы моим первым клиентом был кто-нибудь другой, а не я сам, – сказал Эбби; он ухватился за возможность дать Раффу понять, что его не очень-то привлекает заказ, сделанный самому себе.
– По-моему, этот, как его... Данбар, да, Джек Данбар. хотел заказать тебе...
– Да. Нина проявила чудеса ловкости и уговорила его. («Такие же чудеса, как тогда с Уоллесом Гришэмом».) Он как будто хочет построить дом вроде моего.
– Так в чем же дело?
– Я не так уж уверен, что мой дом стоит копировать, – сказал Эбби, хотя дело было явно не в этом.
Рафф прислонился к дверному косяку.
– Ты просто сегодня не в духе, Эбби. До сих пор ты считал этот дом лучшей своей работой.
– А теперь я сомневаюсь в этом.
– А как считает Данбар?
– Не знаю. То есть я не убежден, что ему действительно нравятся современные дома. Он-то говорит, что нравятся... А Нина просто ручается за это.
– Тогда в чем же...
– Один из его родственников – нью-йоркский архитектор. С чего бы это Данбару обращаться к нам? – спросил Эбби. Было очевидно, что этот вопрос он задает не в первый раз.
– Может, его родственник – плохой архитектор, – возразил Рафф.
– Конечно, это вполне возможно, – с готовностью согласился Эбби.
Вслед за Раффом он направился в чертежную, к доске, стоявшей в углу у окна, но мысли его были заняты все тем же: поисками правильного решения.
Чем упорнее он думал, тем яснее ему становилось, что с пристройкой следует повременить. Это будет неприятно. Один бог знает, как неприятно. Но ведь это едва ли не единственный способ воздействовать на Нину.
Вечером, вернувшись домой и увидев ее на террасе, он снова заколебался. Она стояла, держа в руках охапку осенних листьев, и заходящее солнце озаряло ее русые волосы, нежный овал лица с глубокими ямочками на щеках, голубую юбку, мягко облегавшую стройные бедра. Как хороша! Она нравилась ему не только эстетически, но и волновала его. Он желал ее.
Эбби только и смог, что подойти к ней, обнять и поцеловать ее, молча последовать за ней в гостиную и, стоя у кофейного столика, смотреть, как она сосредоточенно ставит в йенсеновскую вазу красные и желтые листья.
– Ау-у! – Из кухни, отделенной от гостиной только сервантом с напитками, донесся хриплый, девически-кокетливый оклик Нининой матери. – Эбби, дорогой, выдержите вы еще раз общество вашей ужасной тещи?
Стоило ему увидеть Элен Уистер, ее крепкую фигуру в плотном шерстяном костюме, ее туфли на низких каблуках, нарумяненные увядшие щеки и сощуренные в улыбке серые глаза, как вся его добрая воля мгновенно исчезла, а сам он сжался и ощетинился.
– Здравствуйте, Элен, – сказал он, когда миссис Уистер подошла к нему.
Они уселись за стол, и он стал мрачно подсчитывать, сколько раз в этом месяце Элен обедала с ними. Она почти все время торчит у них. Прежде он восхищался Нининой привязанностью к матери, а теперь считал, что эта привязанность подчиняет ее дурному влиянию Элен. Не говоря уже о том, как больно ему было сознавать, что Нина способна так сильно любить кого-то другого.
Нина подала ломтики замороженной дыни, а потом подошла к светлому полированному комоду и достала из ящика несколько лоскутков ткани.
– Знаешь, маме хочется ковер во всю комнату, – сказала она.
– Ты уж лучше не трогай Эбби, детка, – сказала миссис Уистер. – Пусть он сам решает, как лучше.
Нина протянула лоскутки серой, темно-коричневой и синей ковровой ткани. Эбби подержал их, потом положил на стол, глядя на них невидящими глазами.
Нет, решение правильное. Он вспомнил слова Раффа, сказанные на улице в тот вечер, когда они чуть не поссорились: «Будь у вас все в порядке, тебе было бы плевать на остальных!» Разве Рафф сказал бы это, если бы у него не было веских оснований? А Трой? Разве стала бы она просто так, без серьезных причин, делать осторожные намеки? Да и сам он разве утратил бы спокойствие и равновесие, если бы Нина не давала ему все больше поводов для подозрений?..
– Я тут раздумывал... – с трудом заговорил он наконец. – Боюсь, что придется повременить с этой пристройкой.
Он увидел, как сморщились сухие красновато-оранжевые губы Элен, как застыла над дыней ее рука, сжимавшая ложечку.
Потом он услышал голос Нины:
– Повременить? Ты что, совсем спятил, Остин? – Она смотрела на него и даже улыбалась, настолько невероятными показались ей слова Эба.
Другого выхода нет. – Он не отрывал взгляда от глаза ее прищурились, потом широко открылись.
– Нет, ты, наверно, шутишь. Ведь мама все свои планы построила в расчете на это.
– Это неважно, – медленно проговорила Элен Уистер. – В конце концов Эбби виднее, чем нам с тобой.
– Эб Остин, ты не сделаешь такой гадости! Не сделаешь, слышишь? – Нина резко отодвинула дыню и схватила сигарету из серебряной коробочки.
– Время очень неподходящее, Нина, – сказал Эбби. – фирма еще не стала на ноги, и мы все...
– Господи боже мой, да какое отношение это имеет к нам? Ты не сделаешь этого! Ведь у тебя все чертежи уже готовы... Эб Остин, если ты и впрямь так поступишь, я больше никогда не стану разговаривать с тобой!
Он был готов к сцене. Но не к тому, что прочел в ее глазах.
И он отлично понимал смысл ее слов. К несчастью, было совсем не трудно догадаться, что именно стоит за ее угрозой никогда больше не разговаривать с ним.
У Эбби пересохло в горле и сжалось сердце, когда он увидел, как исказилось от злобы и гнева ее неотразимо прелестное лицо.
Он потянулся за сигаретой.
Нина старалась овладеть собой. Она туже стянула ленту на затылке, и в ее голосе снова послышались недоверчивые нотки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73