Во время учений всегда знаешь — что-то обязательно произойдёт.Армия редко тратила время понапрасну на манёвры, при которых воинские части не вступают в соприкосновение друг с другом, потому что это обходится слишком дорого. И вот теперь он столкнулся с неприятным и раздражающим его обстоятельством, заключающимся в том, что действительные боевые операции менее интересны, чем учения, но несравненно более опасны. От подобной двойственности у молодого сержанта болела голова.Впрочем, болела у него не только голова. Теперь он проглатывал пару таблеток тиленола каждые четыре часа из-за боли в мышцах и неопасных, но многочисленных растяжений, а также в результате самого обычного стресса. Он был ещё молод, но уже познал, что сочетание телесной усталости и умственного напряжения быстро превращает тебя в старика. Говоря по правде, он устал ничуть не более конторского служащего, который провёл за своим письменным столом несколько удлинённый рабочий день, однако операция и условия, в которых она проводилась, во много раз увеличили эту усталость и все переживания, выпавшие на его долю. Печаль и ликование, восторг и депрессия, страх и уверенность в своей непобедимости — все это ощущалось здесь намного сильнее. Короче говоря, боевые операции вовсе не служили источником веселья. Но если дело обстояло именно так, то почему он... не то, чтобы они ему нравились, но... Чавез отогнал от себя эту мысль. Она мешала сосредоточенности.И хотя Динг Чавез не знал этого, ответ заключался в том, что он был прирождённым солдатом, самой природой созданным для боя. Однако как хирург больницы «скорой помощи» не получает удовольствия, глядя на изувеченные тела пострадавших в несчастных случаях, так и Чавез предпочёл бы сидеть у стойки бара с хорошенькой девушкой или смотреть футбольный матч со своими друзьями. Но хирург знает, что его мастерство критически необходимо у операционного стола и может спасти жизнь пациентов, и Чавез тоже понимал, что его сноровка и опыт разведчика, прокладывающего путь, исключительно важны для успеха операции.Именно здесь его место. При проведении операции всё было на удивление ясно, даже в тех случаях, когда он испытывал замешательство, но и это казалось ясным в каком-то ином, очень странном смысле. Все его органы чувств были направлены вдаль, в гущу деревьев, прощупывая окружающий мир подобно локатору, отфильтровывая щебет птиц и шорохи животных — за исключением тех случаев, когда эти звуки имели особый смысл. Сознание Чавеза представляло собой идеально сбалансированное сочетание уверенности и паранойи. Он был оружием своей страны.По крайней мере, это он понимал, и, несмотря на испытываемый им страх, сопротивляясь надвигающемуся равнодушию, стараясь быть настороже, чтобы защитить своих товарищей, Чавез превратился теперь в дышащую, думающую машину, единственной целью которой было уничтожение врагов пославшей его страны.Задание было не из лёгких, но оно было ему по плечу.И всё-таки они ничего не могли найти этой ночью. Следы, попадавшиеся ему, были старыми. Базы, которые раньше использовались для переработки, оказались заброшенными. Чавез остановился в намеченном месте сбора и подождал, пока не подойдёт все отделение. Он снял очки ночного видения — все равно пользовался ими меньшую часть времени — и выпил воды. Хоть вода здесь была вкусной холодная и свежая, из быстрых горных ручьёв.— Абсолютно ничего, капитан, — сообщил он Рамиресу, когда офицер подошёл к нему. — Ничего не слышно и ничего не видно.— Какие-нибудь следы?— Оставлены два, может быть, три дня назад.Рамирес умел различать «возраст» следов, но не мог в этом сравниться с сержантом Чавезом. Он вздохнул едва ли не с облегчением.— Ну хорошо, поворачиваем обратно. Отдохните ещё пару минут и затем ведите отделение.— Слушаюсь. Позвольте заметить, сэр.— Говорите, Динг.— В этом районе мы вряд ли обнаружим кого-нибудь.— Пожалуй, вы правы. И всё-таки подождём ещё несколько дней, чтобы окончательно убедиться, — ответил Рамирес. Отчасти он был доволен тем, что после смерти Рохи они ещё ни разу не сталкивались с противником, и это заглушало тревожный голос, звучащий внутри. Эмоционально он чувствовал подъем, тогда как здравый смысл офицера и анализ ситуации должны были предупредить о появлении опасности.Чавез тоже не обращал внимания на её симптомы. Где-то далеко-далеко, едва ли не за границами сознания, били колокола тревоги — уж слишком вокруг было тихо, напоминало тишину перед землетрясением, перед грозой при ясном небе, когда у самого горизонта вдруг появляются чёрные тучи. Однако Динг был ещё слишком молод и недостаточно опытен, чтобы заметить приближение бури. Он был способным солдатом, точно соответствовал выбранному для него месту, но находился на нём ещё недостаточно долго. И не подозревал об этом.Однако дело ещё не кончено. Пять минут спустя он уже снова вёл за собой отделение, взбираясь на горные склоны, обходя все тропинки, идя по следу, не пересекающемуся с тем, вдоль которого они шли раньше, насторожённо оглядываясь по сторонам, готовый к любой опасности, но не замечающий далёкой угрозы, не менее очевидной и реальной. * * * Транспортный самолёт С-141В коснулся посадочной дорожки, на взгляд Робби, излишне жёстко, хотя солдаты, похоже, не заметили этого. Более того, почти все спали, и их пришлось будить. Джексон редко засыпал при перелётах. По его мнению, лётчику опасно приобретать такую привычку. Самолёт сбросил скорость и покатил по бетонному полю так же неуклюже, как истребитель, с трудом пробирающийся по тесной палубе авианосца. Наконец он остановился, и грузовые двери в кормовой части открылись.— Если хотите, можете поехать со мной, капитан, — сказал майор. Он встал и накинул на плечо свой рюкзак. Тот оказался тяжёлым. — Я попросил жену пригнать сюда автомобиль.— Как же она добралась домой?— Взяла машину из полкового гаража, — объяснил майор. — Зато теперь мы с командиром батальона сможем по пути в Форт-Орд подробно обсудить результаты учения. Мы отвезём вас в Монтерей.— А вы не могли бы захватить меня прямо к себе? Я постучусь в двери своего младшего брата.— Он может оказаться на полевых учениях.— Вечером пятницы? Я согласен рискнуть. — Истинной причиной просьбы было то, что разговор с майором стал его первой за несколько лет встречей с армейским офицером. Теперь, когда Джексон получил звание капитана первого ранга, предстояло сделать следующий шаг — стать контр-адмиралом. Если он хотел добиться этого — Робби был уверен в своих способностях, как и любой другой лётчик-истребитель, но этот этап считался на флоте самым трудным, — будет неплохо получить несколько более широкие знания. По крайней мере, это не повредит. В результате он станет опытным штабистом, а после пребывания в должности командира авианосного авиакрыла — если ему удастся занять эту должность — рано или поздно придётся снова вернуться к штабной работе.— О'кей.Двухчасовая поездка от базы ВВС Трэвис до Форт-Орда — тамошний аэродром был слишком мал для приёма транспортных самолётов — оказалась интересной, и к тому же ему повезло. После двух часов, во время которых он рассказывал морские истории и слушал в ответ армейские, Джексон узнал много такого, о чём и не подозревал раньше. Приехав в Форт-Орд, он выяснил, что Том как раз возвращается домой после вечера, проведённого в городе. Старший брат решил, что диван вполне его устроит. Разумеется, он не привык к таким неудобствам, но как-нибудь стерпит. * * * Джек прибыл в сопровождении своего телохранителя к дверям номера губернатора Фаулера точно в назначенное время. Он не был знаком с агентами Секретной службы, составляющими его охрану, но они знали о его прибытии, к тому же у него был пропуск службы безопасности ЦРУ — прямоугольник из ламинированного пластика размером с игральную карту. На пропуске были фотография и номер, но отсутствовало имя. Обычно его носили на цепочке на шее подобно талисману. На этот раз Райан показал его агентам и тут же сунул обратно в карман пиджака.Информативная беседа была организована в виде самой драгоценной из политических традиций — рабочего завтрака. Завтраки, хотя и не такие важные с общественной точки зрения, как ленчи, не говоря уже об ужинах, по какой-то причине считались мероприятием огромного значения. За ними обсуждались серьёзные дела.Достопочтенный Дж. (что расшифровывалось как Джонатан и не нравилось владельцу) Роберт (зовите меня просто Боб) Фаулер, губернатор штата Огайо, был мужчиной в возрасте, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Подобно президенту, занимавшему сейчас Белый дом, Фаулер был раньше генеральным прокурором штата, и его деятельность, направленная на борьбу с преступностью и поддержанием правопорядка, производила немалое впечатление. На волне репутации человека, сумевшего очистить Кливленд, он попал в конгресс и оставался там в течение шести сроков полномочий. Как правило, однако, из конгресса в Белый дом попасть невозможно, а места сенаторов от штата Огайо были заняты политиками, закрепившимися там очень прочно, поэтому Фаулер ушёл из конгресса, шесть лет назад стал губернатором штата и, судя по всему, там тоже проявил себя с лучшей стороны. Но конечная цель его политической карьеры была определена ещё более двадцати лет назад, и вот теперь ему удалось выйти на финишную прямую.Подтянутый мужчина — рост пять футов одиннадцать дюймов — с карими глазами и сединой на висках, он выглядел очень представительно. И устало. Американцы требуют многого от своих кандидатов в президенты. По сравнению с предвыборной кампанией учебный лагерь корпуса морской пехоты походил на прогулку с девушкой по парку. Райан смотрел на человека, который был старше его на двадцать лет и последние шесть месяцев жил на огромном количестве кофе и плохо приготовленной пище, подаваемой на официальных ужинах, но умевшего каким-то образом выслушивать с улыбкой глупые анекдоты, рассказываемые людьми, ему ничуть не нравящимися. Но самое поразительное, заключалось в том, что речи, произносимые им не реже четырех раз в день, всегда были интересными, свежими и волнующими для всех слушателей. К этому следует добавить, подумал Райан, что кандидат в президенты разбирался в международной политике ничуть не лучше, чем Джек в общей теории относительности Эйнштейна.— Насколько я понимаю, вы — доктор Джон Райан, — поднял голову от страниц утренней газеты Фаулер.— Да, сэр.— Извините, что здороваюсь сидя. На прошлой неделе я растянул лодыжку, и она очень болит. — Фаулер указал жестом на трость, стоящую рядом. Во время утренней передачи новостей Джек не видел никакой трости. Значит, Фаулер выступал вчера с речью о согласии баллотироваться в президенты, ходил по сцене... испытывая боль, но не подал и виду. Да, мужества ему не занимать. Джек подошёл и пожал протянутую руку.— Мне сказали, что вы исполняете обязанности заместителя директора разведывательного управления.— Извините, губернатор, но правильное название должности — заместитель директора Центрального разведывательного управления по разведке. Это означает, что в настоящее время я возглавляю одно из главных управлений ЦРУ. Остальные три — это оперативное управление, научно-техническое и административное. Чем занимается административное управление — понятно из названия. Сотрудники оперативного управления собирают сведения старомодным способом, их можно назвать тайными агентами или шпионами, работающими в других странах. Парни из научно-технического занимаются космическими программами, спутниками и тому подобным. А мы в разведывательном управлении стараемся разобраться в материалах, которые поставляют нам оперативники и ребята из научно-технического управления. Вот этим я и занимаюсь. Должность заместителя директора по разведке, вообще-то, принадлежит адмиралу Джеймсу Гриру, но сейчас он...— Я слышал об этом. Очень жаль. Даже его враги не подвергают сомнению честность адмирала. Не часто человека удостаивают подобного комплимента. Давайте позавтракаем вместе? — Фаулер выполнил, таким образом, первое требование политической жизни. Он был любезным и обаятельным.— С удовольствием, сэр. Разрешите помочь?— Нет, спасибо, я сам. — Фаулер опёрся на трость, чтобы встать. — Мне известно, что в прошлом вы служили в морской пехоте, работали брокером на бирже и преподавали историю. Я знаю также о деле с террористами, что случилось несколько лет назад. Мои люди — скажем, мои осведомители, — произнёс он с улыбкой, опускаясь на стул, — сообщили мне, что вы сделали в ЦРУ стремительную карьеру, но не смогли объяснить, каким образом. В прессе об этом тоже ничего нет. Меня это озадачило.— Видите ли, сэр, у нас тоже есть свои тайны. Я не имею права обсуждать с вами все, что вас интересует, да и к тому же лучше спросить обо мне у других. Моя точка зрения вряд ли объективна.Губернатор вежливо кивнул.— Некоторое время назад вы публично поссорились с Элом Трентом, однако сейчас он отзывается о вас так лестно, что можно покраснеть от смущения. Почему?— Об этом лучше спросить мистера Трента, сэр.— Я так и поступил. Он не захотел говорить про это. Между прочим, вы, вообще-то, не слишком ему нравитесь.— Я не имею права обсуждать этот вопрос. Извините, сэр. Если в ноябре вас выберут в президенты, узнаете сами. — Как объяснить, что Эл Трент помог ЦРУ организовать бегство главы КГБ, чтобы поквитаться с теми, кто заключил в концентрационный лагерь его очень близкого друга. Даже если Джек и сможет рассказать о случившемся, кто этому поверит?— Вчера вечером вы поссорились с Бет Эллиот, да ещё как.— Сэр, вы хотите, чтобы я занимался политическими играми, в которых ничего не понимаю, или рассказать прямо?— Говорите прямо, сынок. Это одно из самых редких удовольствий, которое может позволить себе человек в моём положении.Райан совершенно не обратил внимания на скрытый смысл слов Фаулера.— На мой взгляд, поведение доктора Эллиот было высокомерным и некорректным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125