Сержант сошёл с тропинки и начал двигаться под углом к ней, налево, переставляя ноги, как в сложном танце, и стараясь идти побыстрее.Через каждые пятьдесят ярдов он останавливался и смотрел через очки. Кем бы ни был этот мужчина, он явно устал и двигался уже медленнее. Чавез опередил его, снова свернул направо и остановился на тропинке, ожидая, когда он приблизится.Динг едва не ошибся в своих расчётах. Он только успел снять автомат, как перед ним появилась тёмная фигура, и сержант инстинктивно выстрелил ей в грудь с расстояния в десять футов. Мужчина со стоном отчаяния свалился прямо на Чавеза. Динг оттолкнул тело в сторону и послал ему в грудь ещё одну очередь.Наступила тишина.— Господи, — произнёс сержант, пытаясь отдышаться. Кого же он убил? Он приложил к глазам очки и посмотрел на мёртвое тело.Мужчина был бос. На нём были простая рубашка и штаны... Значит, он застрелил крестьянина, одного из тех бедняг, которые топтали кашу из листьев коки и серной кислоты в ванне. Разве можно этим гордиться?Восторг, который часто приходит вслед за успешным осуществлением операции, покинул его, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Какой-то бедняк у него даже не было ботинок. Торговцы наркотиками наняли его перенести груз наверх по склону, заплатили гроши за то, что он проделал тяжёлую, отвратительную работу по предварительной очистке кокаина-сырца.У мёртвого был расстёгнут ремень. Он зашёл в кусты и едва успел присесть на корточки, как началась стрельба. Ему хотелось одного — убежать, но наполовину спущенные штаны лишили его этой возможности. Ему было примерно столько же лет, сколько и Дингу, он был меньше ростом и худощавее, хотя с более полным лицом — особенность местного питания, в котором много крахмала.Обыкновенное лицо, все ещё со следами страха, паники и боли в момент наступления смерти. Он был безоружен. Всего лишь грубая рабочая лошадка. Умер он потому, что оказался не там, где следовало, и не в тот момент.Этим не придётся гордиться. Чавез включил рацию.— «Шестой», это «Первый». Я прикончил его. Всего один.— Тебе нужна помощь?— Нет. Справлюсь сам.Чавез взвалил тело на плечо и начал карабкаться вверх по тропинке.Понадобилось десять утомительных минут, но это входило в его обязанности. Динг чувствовал, как кровь из ран течёт по его спине, оставляя следы на рубашке цвета хаки. А может быть, не только на рубашке..Когда Чавез вернулся на поляну, трупы уже обыскали и уложили в ряд. Динг добавил свой груз к концу ряда. На поляне лежало много мешков с листьями коки, несколько банок с кислотой и четырнадцать трупов.— Ты выглядишь усталым, — заметил Вега.— Просто у меня нет такой силы, как у тебя, Осо, — ответил Динг, тяжело дыша.Среди вещей, найденных у убитых, были две рации и разные личные принадлежности, но ничего ценного с военной точки зрения. Кое-кто из солдат взглянул на сумку с бутылками пива, но ни один не пошутил:«Только „Миллер“ — настоящее пиво», — как можно было ожидать. Если у кого-то из убитых и были радиокоды, они навсегда остались в голове того, кто был здесь старшим. Определить, кто из них босс, было невозможно — мёртвые, они все выглядели одинаково. Одежда убитых была похожей, если не считать ремней и сумок для патронов у охранников. Зрелище, в общем-то, было печальное. Люди, живые всего полчаса назад, лежали распростёртыми на траве. Это было единственным результатом операции.Впрочем, гораздо более важным оказалось то, что никто из отделения не пострадал, хотя автоматная очередь прошла совсем рядом с сержантом Гуэррой.Рамирес закончил осмотр объекта и выстроил своё отделение для дальнейшего перехода. Впереди опять шёл Чавез.Подниматься вверх по крутому склону было трудно, и у капитана Рамиреса появилось время для размышлений. Он быстро понял, что задуматься над этим следовало намного раньше.В чём заключалась цель этой операции? Рамирес считал, что в их высадке на высоких плато Колумбии, а не в уничтожении группы, производящей кокаин.Капитан понимал, что наблюдение за аэродромами оказывало непосредственное воздействие на сокращение поставок контрабандного кокаина в Соединённые Штаты.Четыре группы, высаженные в Колумбии, вели здесь тайную разведку, и собранные ими сведения каким-то образом использовались. Подобная операция была не только простой, но и несомненно приносила пользу. А вот чем они занимались сейчас? Его отделение только что осуществило идеальный налёт на временную базу, где готовили наркотическое сырьё. Солдаты действовали, как превосходно отлаженный механизм, не совершили ни единой ошибки — этому, впрочем, способствовала слабая подготовка противника.Однако ситуация быстро изменится. Противник многому научится. Охрана будет гораздо лучше. Картель усилит её ещё до того, как поймёт, что происходит.Уничтоженная база по переработке сырья даст им понять, что организация охраны нуждается в улучшении.А чего мы добились этим нападением? — подумал Рамирес. Этой ночью не будет переработано несколько сотен фунтов листьев коки.Капитану не было дано никаких указаний, как поступить с листьями, и даже если бы он получил эти указания, уничтожить листья можно только огнём, а капитан был не настолько глуп, чтобы ночью разводить костёр на горном склоне, какие бы приказы он ни получил. Выходит, нападение было совершенно бесполезным.Переработке подвергаются многие тонны листьев коки на десятках — скорее сотнях — временных баз. За эту ночь его отделение не нанесло наркобизнесу даже комариного укуса — картель попросту не заметит понесённого ущерба.Тогда ради чего, черт побери, мы рискуем нашими жизнями? — спросил себя Рамирес. Этот вопрос ему следовало задать ещё в Панаме, но капитан, подобно трём другим офицерам, был охвачен яростью из-за убийства директора ФБР и остальных американцев. К тому же он был только капитаном и потому скорее исполнял приказы, чем отдавал их. Профессиональный офицер, он привык получать приказы от командиров батальона или бригады, старших офицеров, которые отдавали себе в них отчёт — большей частью. На этот раз, однако, он получил приказ из какого-то другого места — от кого? Теперь Рамирес уже не был уверен в правильности приказа, сомневался в том, что тот, кто отдал его, понимал последствия.Но почему он не задал вопросов тогда?Сегодня операция была проведена успешно. До этого все его мысли были направлены на исполнение определённой задачи. Теперь задача выполнена, и перед ним открылась пустота. Об этом следовало подумать раньше. Теперь Рамирес понял это, однако понял слишком поздно.Вторая половина ловушки, в которую он попал, беспокоила его ещё больше.Ему придётся убедить солдат, что они действовали правильно. Действительно, лучшего исполнения обязанностей не мог бы пожелать от них никакой командир.Но...Чем мы занимаемся здесь, черт побери? Он не знал этого, потому что ему не объяснили целей операции, потому что он был отнюдь не первым молодым капитаном, спохватившимся слишком поздно, потому что в вооружённых силах США для молодых капитанов стало почти традицией задавать себе вопрос: почему их заставляют что-то делать? Но почти всегда они задают себе этот вопрос слишком поздно.У него, разумеется, не было выбора. Рамиресу приходилось исходить из того — как подсказывали ему подготовка и опыт, — что в проведении операции есть здравый смысл. И хотя у него были все основания сомневаться в этом — капитан был отнюдь не глуп, — он заставил себя верить в мудрость общего замысла.Рамирес должен был верить в это. Стоит начать сомневаться в правильности приказов, и армия перестанет существовать.Чавез, идущий в двухстах метрах впереди, чувствовал на спине мокрое липкое пятно и задавал себе другие вопросы. Ему никогда не приходило в голову, что придётся нести кровоточащий труп врага вверх по горному склону. Он не предполагал, что это станет ему напоминанием о том, что он совершил, заставит испытывать угрызения совести. Он убил крестьянина. Не вооружённого охранника, даже не врага, а какого-то бедняка, согласившегося выполнить работу, чтобы, наверно, накормить семью, — если такая у него была. Но разве у Чавеза был выбор? Неужели он должен был дать ему убежать?Вопросы, стоявшие перед сержантом, были простыми. Но над ним — офицер, отдающий приказы. Капитан Рамирес знал, что делает. В этом и заключалась его работа: знать, что происходит, и отдавать приказы. Поэтому Чавез, поднимаясь по крутому склону к месту отдыха на вершине горы, почувствовал себя немного лучше, хотя окровавленная рубашка липла к спине, как угрызение совести. * * * Тим Джексон вошёл в свой кабинет в половине одиннадцатого вечера, закончив непродолжительные учения с отделениями прямо на территории Форт-Орда. Он едва успел опуститься в дешёвое вращающееся кресло, как зазвонил телефон. Учения прошли не слишком успешно. Озканьян осваивался с обязанностями командира отделения очень медленно. Уже второй раз он допустил ошибки и поставил командира взвода в неловкое положение, чем разозлил взводного сержанта Митчелла, который предсказывал молодому лейтенанту блестящую карьеру. И Джексон, и Митчелл понимали, что нельзя воспитать хорошего командира отделения меньше чем за четыре года, да и то лишь в том случае, если у него редкие способности, такие, как у Чавеза. Но сейчас Озканьян исполнял обязанности командира отделения, и потому Митчелл решил объяснить ему кое-что. Делал это взводный сержант энергично и с энтузиазмом, время от времени упоминая предков Озканьяна.— Лейтенант Джексон, — ответил Тим после второго звонка.— Лейтенант, с вами говорит полковник О'Мара из управления специальными операциями.— Слушаю, сэр!— До меня дошли слухи, что вы пытаетесь разыскивать старшего сержанта по имени Чавез. Это верно?Джексон поднял голову и увидел вошедшего Митчелла с каской, обтянутой маскировочной тканью, в потной руке и довольной улыбкой на губах. На этот раз Озканьян все понял.— Совершенно верно, сэр. Он не прибыл в часть, куда должен был прибыть. Чавез — один из моих...— Вы ошибаетесь, лейтенант. Теперь он один из моих людей. Сейчас Чавез занимается кое-чем, о чём вам знать не положено, и отныне вы больше не будете никому звонить, повторяю — никому, вмешиваясь в дела, которые вас, черт побери, совсем не касаются. Вам это понятно, лейтенант?— Но, сэр, извините меня, но я...— У вас плохо со слухом, сынок? — Полковник говорил теперь тихо, и лейтенант, у которого и без того был трудный день, понял, насколько зловеще звучит его голос.— Нет, сэр. Просто мне сообщили...— Мне известно об этом. Я уже все уладил. Сержант Чавез принимает участие в операции, о которой вам не следует знать. Точка. Это ясно?— Так точно, сэр.Послышался низкий звук из положенной трубки.— Проклятье! — выругался лейтенант Джексон. Сержант Митчелл не слышал ни слова из их разговора, но до двери, у которой он стоял, донёсся низкий гудок.— Насчёт Чавеза?— Да. Какой-то полковник из управления по спецоперациям — думаю, из Форт-Макдилла — говорил, что Чавез у них и принимает участие в чём-то. Мне не положено знать, в чём именно. Полковник утверждает, что все, уладил с Форт-Беннингом.— Вот как, — заметил Митчелл, садясь на стул напротив лейтенанта, и тут же спросил:— Вы не возражаете, если я сяду, сэр?— Как вы думаете, что происходит?— Ни хрена не понимаю, сэр. Но у меня есть приятель в Макдилле. Пожалуй, завтра я ему звякну. Мне совсем не нравится, когда мои парни исчезают, не оставляя следов. Так не должно быть. Да и разговаривать с вами этот полковник должен был повежливей, сэр. Вы ведь только исполняете свои обязанности, заботитесь о подчинённом, а разве можно ругать людей, исполняющих свой долг. Если вам ещё не говорили об этом, сэр, — объяснил Митчелл, — полковник не имел права набрасываться на лейтенанта. Если уж полковнику так хотелось уладить это дело, ему следовало позвонить командиру батальона или его заместителю по личному составу. Лейтенантам и без того достаётся от своих полковников, так что постороннее начальство не должно вмешиваться в наши дела. Именно для этого и существует цепь командиров, чтобы знать, кого ругать и за что.— Спасибо, сержант, — улыбнулся Джексон. — Вы ободрили меня.— Теперь об Озканьяне, — продолжал Митчелл. — Я посоветовал ему обращать больше внимания на своё отделение, а не на то, как он сам выглядит со стороны. Подумаешь, пытается создать образ железного сержанта! Думаю, на этот раз он понял. Вообще-то, Озканьян неплохой парень, просто должен поднабраться опыта. Митчелл встал. — До завтра, сэр. Я выведу взвод на утреннюю пробежку. Спокойной ночи.— Хорошо, Спасибо, сержант. — Тим Джексон потянулся и решил, что сейчас лучше поспать, а канцелярской работой можно заняться и завтра. Он встал и пошёл к своей машине. По пути к общежитию холостых офицеров лейтенант продолжал размышлять о телефонном разговоре с полковником О'Марой. Кто этот полковник, черт бы его побрал? Лейтенанты обычно не встречаются с полковниками — Джексон появлялся дома у командира своей бригады на Новый год потому, что этого от него ждали, но не чаще. Лейтенанты, недавно закончившие академию, не должны слишком уж высовываться. С другой стороны, в Уэст-Пойнте ему дали понять чётки и ясно, что он несёт ответственность за своих подчинённых. То обстоятельство, что Чавез не прибыл в Форт-Беннинг, что его отъезд из Орда был... на удивление поспешным и что вполне естественная попытка Джексона выяснить, не произошло ли чего с его бывшим сержантом, привела к резкому выговору со стороны старшего офицера, всего лишь возбудило любопытство лейтенанта. Хорошо, решил он, пусть Митчелл свяжется со своими приятелями, а сам он пока останется в стороне и не будет привлекать к себе внимание, пока не выяснит подробности. В этом Тиму Джексону повезло. В Пентагоне у него служил старший брат, разбирающийся в подобных тонкостях, и немудрёно — его вот-вот должны были произвести в капитаны первого ранга или полковники, хотя он и морской лётчик. Робби даст ему совет, а сейчас лейтенанту совет и требовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125