К сожалению сторонники двухсторонней связи между
соучастниками это обстоятельство не всегда учитывают.
Так, П. Ф. Тельнов, утверждая, например, что <попытки
рассматривать в качестве соучастия неосознанное исполни-
телем объективное содействие осуществлению его намере-
ний порождает серьезные судебные ошибки> [212, 51], пр
водит следующий пример из судебной практики: 3. рассказ
своему знакомому С. о плохо спрятанном в сарае дру
гого лица краденом государственном имуществе. Несколь-
кими днями позже С. похитил это имущество. 3. осудили
аа соучастие в хищении, хотя не было доказано, что имен-
но его рассказ породил решимость присвоить краденое. Как
показал С., намерение совершить преступление у него сло-
жилось вне связи с рассказом 3., а под влиянием разговоров
с другими исполнителями кражи. При таких обстоятельствах
Судебная коллегия по уголовным делам правомерно пре-
кратила обвинение 3. в подстрекательстве к хищению.

Приводя этот пример, П. Ф. Тельнов хотел, видимо, про-
иллюстрировать несостоятельность конструкции однострон-
ней связи при соучастии. Однако, по существу, этот пример
скорее является подтверждением таковой. Ведь при одно-
сторонней связи исполнитель и не должен сознавать, отку-
да у него появилось стремление к преступлению. С. от 3.
узнал о плохо спрятанном имуществе, сам рассказал об
этом своим знакомым и в ходе разговора с ними решил,
опять же сообща с ними, это имущество украсть. Первона-
чальный толчок к разматыванию этого клубка причинности,
несомненно, дал 3. И для сторонников возможности одно-
сторонней связи при соучастии вопрос заключается в том,
чтобы выяснить, почему, насколько осознанно это сделал 3.
И если будет установлено, что 3. это сделал осознанно, зная
нечестность С., и стремился его толкнуть на это преступле-
ние, то едва ли можно будет найти какие-либо основания
для освобождения его от ответственности. И, наоборот, если
не будет установлено, что 3. сознательно стремился к этой
цели, то никакой речи о его ответственности не может быть
и в том случае, когда было бы установлено, что умысел на
совершение хищения возник у С. под влиянием рассказа 3.
Поэтому позиция сторонников односторонней связи при со-
участии представляется не только более принципиальной, но
и более отвечающей целям и задачам советской уголовной
политики, а упрек в том, что она приводит к судебным
ошибкам, по меньшей мере, неоснователен.
В судебной практике постоянно проводится мысль о том,
что <действия или бездействия, хотя и способствовавшие
объективно преступлению, но совершенные без умысла, не
могут рассматриваться как соучастие> [41; 37; 39; 40; 42].
Поэтому об односторонней связи при соучастии речь мо-
жет идти только тогда, когда подстрекатель знает, что он
склоняет исполнителя к совершению преступления, а по-
собник знает, что он помогает исполнителю осуществить его
преступный замысел. Именно эта осведомленность подстре-
кателя и пособника о преступной деятельности исполните-
ля и своей роли в ней свидетельствует о совместности их
действий, а значит, позволяет говорить о соучастии. Наобо-
рот, отсутствие такой осведомленности у подстрекателя или
пособника исключает соучастие.
Не образует соучастия и знание исполнителем о дея-
тельности лиц, под влиянием которых у него зародился
умысел на совершение преступления (об этом шла речь в
примере, приведенном П. Ф. Тельновым), или тех, кто объек-
тивно оказал ему помощь в достижении той преступной це-
ли, к которой он стремился, если сами эти лица о преступ-
л/
ной деятельности исполнителя ничего не знали. Предста-
вим себе, что И., будучи осведомленным, что Т. с целью
совершения хищения произвел под склад подкоп, воспользо-
вался этим подкопом и совершил хищение. В этом случае
действия Т. объективно являются вспомогательными к дей-
ствиям И. Иными словами, И. внешне выглядит как испол-
нитель, а Т. как пособник, причем Т. не знает о присоеди-
нившейся деятельности И., в то время как И. знает о дея-
тельности Т. и пользуется ею. Возникает вопрос: можно ли
говорить в этом и подобных случаях о совместности дейст-
вий и, следовательно, о соучастии? Иначе: достаточно ли
осведомленности исполнителя о преступной деятельности
пособника при незнании последним, что его деятельность
служит вспомогательным средством для деяния третьего
лица?
Ответ, естественно, может быть лишь отрицательным.
Соучастия в данном случае не будет потому, что здесь за-
думано совершение двух разных преступлений. Т., заду-
мавший преступление и рассчитывавший выполнить его соб-
ственными силами, не знал о действиях И. Эти действия по
отношению к его деятельности являются случайными. Нор-
мальное развитие событий, как он их себе мыслил, преры-
вается вторжением действий другого лица, выполняющего
самостоятельное преступление. При таких условиях привле-
чение Т. к ответственности за преступление, совершенное И.,
1ло бы абсурдом. Т. может нести ответственность лишь
в совершенное им, т. е. за покушение на задуманное им
Рреступление.
4. Необходимо проанализировать и такой аргумент, при-
водимыйв опровержение односторонней связи между соуча-
стниками, как ее несоответствие законодательной норме.
Ссылаясь на ст. 17 УК, в которой соучастие определяется
как умышленное совместное участие двух или более лиц
в совершении преступления, П. Ф. Тельнов пишет, что <в
законе не случайно подчеркивается субъективная черта со-
участия - умышленная совместность преступных действий
не менее двух человек Законодатель весьма определенно
указал на недостаточность для соучастия совместности дей-
ствий с объективной стороны, необходимо еще, чтобы эта
совместность была умышленной, чтобы она охватывалась
сознанием и волей виновных. Причем умышленная совмест
ность преступления, т. е. сознаНе юги овЙоГеЬНГч
общественно опасное деяние совершается не в одиночку, а
сообща, по Меньшей мере двумя лицами, в равной мере обя-
зательна для субъективной стороны деяний всех соучаст-
ников, в том числе и исполнителей преступления> [212, 49].
Эта аргументация была бы убедительной, если считать,
что употребленный законодателем, термин <умышленный>
относится только к характеристике совместности, а не к
характеристике самого преступления, в котором возможно
соучастие. Но дело в том, что в уголовно-правовой литерату-
ре, да и в судебной практике, этот термин по общему пра-
вилу понимается именно в плане характеристики тех пре-
ступлений, в которых возможно соучастие. Более того, и
сам П. Ф. Тельнов в другом месте истолковывает этот за-
конодательный термин именно в таком смысле. <В соот-
ветствии со ст. 17 УК,-пишет он,-соучастие образуют
умышленные деяния двух или более лиц. В законе тем са-
мым подчеркивается, что для субъективной стороны соуча-
стия обязателен умысел> [212, 42\. Представляется, что
едва ли можно наделять употребленный законодателем тер-
мин то одним, то другим значением, понимать его в одних
случаях как характеристику преступлений, в которых воз-
можно соучастие, а в других - как характеристику необхо-
димой при соучастии взаимосвязанности лиц, совместно со-
вершающих преступление.
О том, что П. Ф. Тельнов и сам не всегда понимает
содержащееся в законе указание на умысел как на характе-
ристику существующей между соучастниками взаимосвязан-
ности, свидетельствует и то, что, формулируя основные на-
правления дальнейшего совершенствования законодательно-
го определения соучастия, он поддерживает предложение
<более четко указать в ст. 17 УК на умышленный характер
преступлений, совершаемых в соучастии>, а также <указать
в определении соучастия на обязательность для данной фор-
Яы преступления взаимной осведомленности лиц о совмест-
ном характере деяний>. Свое определение соучастия он
формулирует так: <Соучастием признается совершение
умышленного преступления совместными сознательно объе-
диненными деяниями двух или более лиц> [212, 12].
Анализ аргументов, приводимых в обоснование двухсто-
ронней связи при соучастии, показывает их несостоятель-
ность. Попытка истолковать законодательную ссылку на
умысел как на необходимость <умышленной совместности>
сразу же ослабляет позицию истолкования преступлений,
совершаемых в соучастии, как преступлений умышленных.
А понимание этого законодательного термина как указа-
ния на умышленный характер таких преступлений немедлен-
но превращает аргументы в поддержку двухсторонней свя-
зи при соучастии в свою противоположность.
3. Субъективные признаки соучастия
1-_Вопрос о субъективных признаках соучастия занимает
одно из центральных мест в характеристике этого институ-
та При этом речь идет не только о характере субъективной
. связи между соучастниками, но и об их отношении к совер-
шаемому совместно деянию и его результату.
В теории советского уголовного права определились две
точки зрения в вопросе о характере преступлений, которые
могут быть совершены в соучастии. Большинство кримина-
листов считают, что соучастие мыслимо только в умышлен-
ных преступлениях [65; 73; 83; 94; 116; 174; 212]. Другие
же связывают его возможность и с неосторожной виной, по-
лагая, что соучастие мыслимо как в умышленных, так и в
неосторожных преступлениях {220; 240].
Активным сторонником возможности соучастия в неосто-
рожных преступлениях выступал, в частности, А. Н. Трай-
нин. Правда, он связывал соучастие лишь с одноименной
формой вины на стороне каждого из соучастников и отри-
цал как неосторожное соучастие в умышленном преступле-
нии, так и, наоборот, умышленное соучастие в неосторож-
ном преступлении.
Обосновывая возможность соучастия при совершении
неосторожного преступления, А. Н. Трайнин не всегда бы-
вал последователен в своих выводах. Рассматривая три ти-
повых случая: умышленное уклонение к совершению не-
осторожного преступления; неосторожное склонение или
помощь в совершении умышленного преступления и, нако-
нец, Неосторожное склонение или помощь при совершении
неосторожного преступления он отрицал соучастие в пер-
вых двух, но признавал его в третьем, пользуясь аргумен-
тами, которые, если следовать первоначальной его трак-
товке, вообще исключают соучастие.
Так, в первом из них А. Н. Трайнин исключает соучастие
потому, что <во всех тех случаях, когда непосредственно
совершающее преступление лицо действует без умысла (ду-
шевнобольной, ребенок, здоровый взрослый, действующий
без умысла), а его действия направляются умышленной де-
ятельностью другого лица, имеется непосредственное при-
чинение преступного результата>. Во втором - нет соуча-
стия потому, что <отсутствует существенный элемент, обра-
зующий соучастие: знание подстрекателем и пособником о
планах и действиях исполнителя. Без этого знания нет со-
участия>.
При рассмотрении третьего случая А. Н. Трайнин поль-
зуется примером, заимствованным из <Казуистики>
Н. Д. Сергиевского. Содержание его сводится к следующе-
му: трое охотников - А., Б. и В.- возвращались домой.
Они увидели вдали крестьянина, курившего трубку. А. об-
ратился к В. с предложением показать свое искусство и по-
пасть в трубку крестьянина. В. согласился, но поставил
условие, чтобы Б. подставил плечо под ружье. Б. согла-
сился. Последовал выстрел; пуля, однако, попала не в труб-
ку, а в голову и крестьянин был убит. А. Н. Трайнин полага-
ет, что привлечение к ответственности указанных лиц воз-
можно лишь при признании соучастия в неосторожных пре-
ступлениях. Следует отметить, что при конструировании
соучастия в неосторожных преступлениях, где на стороне
каждого участника имеется неосторожная вина, А. Н. Трай-
нин не говорит о необходимости <знания подстрекателем
и пособником планов и действий исполнителя>. В этих слу-
чаях он констатирует соучастие лишь на основе причинной
связанности с результатом и виновного отношения к нему.
Отрицая возможность привлечения к уголовной ответст-
венности каждого из неосторожно действующих субъектов
самостоятельно, А. Н. Трайнин указывает: <По этой кон-
струкции получается три убийства и один труп - арифме-
тика необычайная для судебной практики>. Однако об этой
необычайной арифметике А. Н. Трайнин забывает, когда
отрицает умышленное подстрекательство к неосторожно-
му убийству, и предлагает каждого из причастных к убийст-
ву лиц привлекать к уголовной ответственности самостоя-
тельно: одного за умышленное убийство, другого - за не-
осторожное (при одном трупе!) [219, 29, 30-, 220,7-113\.
Точно так же непоследователен А. Н. Трайнин и в при-
водимом им в подтверждение своей конструкции другом
случае, заимствованном из судебной практики. Речь идет об
уголовной ответственности Р., пытавшегося скрыть следы
неосторожного убийства, совершенного шофером В. Шофер
в этом случае действовал неосторожно, а Р., выступавший в
роли укрывателя,- умышленно. Однако по конструкции,
развитой выше проф. Трайниным, соучастие в таком слу-
чае вообще должно быть исключено .
2. Точку зрения А. Н. Трайнина, хотя и с определенны-
ми оговорками, поддержал М. Д. Шаргородский. <По на-
шему мнению,- пишет он,- точка зрения проф. Трайнина,
что <соучастие имеется во всех случаях совместного совер-
шения несколькими лицами одного и того же неосторожно-
го преступления>, с известными дополнениями и исправле-
Необходимо отметить, что А. Н. Трайнин заранее не обещанное
укрывательство относил не к соучастию, а к прикосновенности, следо-
вательно, этот пример вообще приведен им неудачно.
"" III
ниями является более правильной и лучше обосновывает
конструирование ответственности в подобных случаях нео-
сторожного причинения [239, 143, 238, 72].
Излагая существо этих дополнений и исправлений, проф.
Шаргородский пишет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35