Через час он успокоился, и опыты нача
лись снова, на самом малом усилении.
Инженер ходил, переводил глаза с предмета на предмет, а Миша из-за занавес
ки громко кричал:
Ц Усилитель! Чернильница! Портсигар! Паяльник! Книга!
А на другой день он привел в лабораторию свою сестру. Молодая девушка, роб
ко пожав протянутые ей руки, доверчиво кивала на всякое предложение помо
щи. Наконец на нее надеяя шлем и усадили в угол, а инженер, желая уменьшить
токи еще больше, перелез через подоконник и стал ходить по саду, останавл
иваясь около каждого деревца, освещенного солнцем. Профессор сидел у сто
ла, на глазок прибавлял усиление. Девушка сначала растерянно ежилась и, н
аконец, вздрогнула, словно кто ударил ее по лбу.
Ц Мамочка вы моя родная! Ц торопливо крикнула она. Ц Вижу! Вижу! Ц И нач
ала хлопать в ладоши, словно ребенок, получивший новую игрушку. Ц Птички
на ветке! Дерево зеленое! Травка, цветы и небо вон какое!
Инженер позвал Мишу и надел на него шлем.
Ц Бери сестру под руку, и идите в сад. Покажи ей жизнь, как она есть.
Миша с сестрой вышли в сад, а профессор с инженером прилегли на подоконни
к и курили, слушая счастливые восклицания девушки. Она садилась на траву,
гладила цветы и говорила без конца.
Потом Ковдин и Иван Михайлович пересели к столу и стали буднично рассужд
ать о дальнейшей судьбе прибора. И радости удачи уже не присутствовало в
их разговорах. Так бывает всегда, когда радость ожидаешь слишком долго. У
ченые деловито обсуждали вопросы автоматического регулирования усиле
ния, способы избавления от проводов к усилителю и проблему большей компа
ктности установки.
Инженер предложил переделать установку на германиевые триоды.
Ц О, это будет совсем другой аппарат, Ц проговорил профессор.
Ц Почему аппарат? Я придумал для него более точное название.
Ц Какое же? Радиоскоп?
Ц Нет. Мы имеем дело с мозгом и зрением. Мозг по-латыни называется «цереб
рум», а зрение «визус». Назовемте-ка его «церебровизор».
Ц Очень похоже на провизор. Даже аптекой пахнет. Но в общем идет. Церебро
визор! Ц громко апробировал новое слово профессор.
…Наступила осень. В огромном зале кино было шумно; зрители с удивлением р
ассматривали многочисленную группу странных, молчаливых людей в одина
ковых, словно танкистских, шлемах. Некоторые, самые любопытные, подходил
и к ним, занимающим три ряда боковых мест, и, возвратись, удивленно сообщал
и:
Ц Слепых в кино привели.
А среди слепых сидел молчаливый головастый человек небольшого роста и д
умал все об одном. Поведение слепых как-то не совсем обычно. Ведешь их по у
лице, они стараются идти за тобой гуськом. Все они видят мир его глазами! И
кино они будут видеть его глазами, поэтому он и занял лучшее кресло в цент
ре зала. Они будут видеть экран, не поднимая лица от груди. Они будут видет
ь его, даже отвернувшись от него на 180°.
В зале погас свет, началась демонстрация картины. На экране бушевали стр
асти любви и ненависти; люди стремились к своему счастью самыми различны
ми путями. Ковдин слышал, как совсем рядом шептали, восклицали, радовалис
ь и негодовали.
Окружающие с интересом оглядывались на странных слепых, которые прозре
ли и переживают драму вместе с ними.
Кино кончилось. Ковдин повел всю группу на улицу. И снова вокруг него спор
или, смеялись, обсуждая мир, который для многих открылся впервые.
Он не заметил, как двое слепых, заговорившись, отстали и потерялись. Пошел
дождь, и асфальт стал блестящим, приобрел видимую глубину, в которой отра
жались фонари, рекламы, витрины города. Отражения шевелились, точно длин
ные светящиеся водоросли. Отставшие догнали группу на углу и радостно со
общили Ковину, что все время видели дорогу, по которой шли остальные. Кови
н нахмурился и сказал:
Ц Чудаки! Если бы вы из кино пошли в другую сторону, все равно видели бы то
лько дорогу, по которой я веду всех. Вам просто повезло.
И, шагнув с тротуара на улицу, он громко, для всех, сказал:
Ц Переходим улицу! Не отставайте. И держитесь плотнее.
Слепые дружно зашагали за ним, а он шел и думал о том, как бы сделать к прибо
ру приставку, чтобы никто не мог потеряться. Иначе ведущий только и будет
следить за своими подопечными. А они будут видеть совсем не то, что перед н
ими находится. Мысли эти так захватили его, что сирену «Скорой помощи» он
услышал лишь тогда, когда блестящее длинное тело автомобиля оказалось с
овсем близко. Машина шла прямо на него. Слепые заметались, видя, как машина
надвигается на каждого из них. Громко завизжали тормоза, и Ковдин, еще в м
етре от радиатора, ощутил сильный толчок в бок. Падая, он видел, как правое
переднее колесо мягко наезжает ему на ноги. Он закричал от ужаса и, услыша
в хруст костей, сразу потерял сознание.
…Было мутно, словно перед глазами висела густая белая марля. Кто-то засто
нал, и от этого Ковдин пришел в сознание. И только позже, когда уже осматри
вал небольшую больничную палату, он догадался, что стонал сам. Около койк
и старенькая няня с лицом равнодушным и усталым протирала пол. Она подня
ла глаза и сказала:
Ц Ну, аника-воин! Твое счастье, что сразу к нам попал.
Ц А ходить-то буду или нет?
Ц Будешь. Сначала похуже, потом получше.
И потянулись белые больничные часы с обходами, некрепким сном, термометр
ами и новыми друзьями. На второй день к вечеру пришли профессор и Миша; они
принесли цветы и яблоки.
На тумбочке появились книги по радиотехнике и физиологии зрения; надо вс
е по-новому передумать.
Ведь к катастрофе его привел именно этот недостаток церебровизора: скве
рно, что слепые видят мир его глазами. Кто-то из них в панике толкнул его по
д машину.
И в одну темную бессонную ночь в голове инженера сверкнула мысль: «А что, е
сли совсем избавиться от ведущего? Не лучше ли заменить глаза обычными т
елеглазами иконоскопа? Миниатюрными глазами, с помощью которых можно бу
дет определить расстояния до предмета и ощутить его объемность? И шлем в
этом случае будет выглядеть иначе». Он схватил карандаш, стал рисовать г
олову человека в шлеме и, наконец, всю принципиальную схему новой устано
вки.
Утром няня увидела, что новый больной сидит на кровати, подложив под свою
ногу подушку, сброшенную прямо на пол. А около кровати разбросаны окурки
и скомканные листы бумаги. Она покачала головой и не стала мешать ему. Он с
мотрел сквозь нее куда-то в угол и, кажется, ничего не видел. Няня лишь пров
орчала про себя: «Бывает же! Вроде зрячий, о слепых хлопочет, а сам и людей-т
о не видит».
Она подобрала мусор, и только тогда Ковдин заметил ее.
Ц Вот, нянечка. Без ноги никак невозможно. Пожалуйста, отправьте это пись
мо профессору Малиновскому. Ц После этого инженер повернулся лицом к с
тене и заснул.
Врачебный обход застал Ковдина спящим, и, когда его разбудили, он спросон
ок проговорил:
Ц Эх, Иван Михайлович! Собачкам ведь тоже больно.
На что полный низкорослый врач с широкими черными бровями ответил смеяс
ь:
Ц Как и человечкам, когда они зевают, переходя улицы…
А в январе Сергей Васильевич Ковдин пришел в лабораторию, сел на стол и сн
ова взялся за электрический паяльник.


Г. ГУРЕВИЧ
ИНФРА ДРАКОНА


Черный круг плывет по звездному бисеру Ц матовое
блюдо с мутноватыми краями. На одном краю звезды меркнут, чтобы полчаса с
пустя возродиться на другом краю. Знакомые созвездия, только здесь они я
рче и узор их сложный и новый. В одном из них Ц в созвездии Летучей Рыбы Ц
лишняя звезда, самая яркая на небе, самая великолепная Ц наше родное Сол
нце. Но мы не смотрим на Солнце, не любуемся звездной вышивкой. Наши взоры
прикованы к черному кругу, хотя ничего нельзя разобрать в глухой тьме ни
простым глазом, ни в телескоп.
Нас шестеро Ц весь экипаж космического корабля: старик Чарушин, начальн
ик экспедиции Ц мы зовем его Дедом, Ц супруги Баренцевы, супруги Юлдаше
вы и я Ц Радий Блохин.
Ц Так что же? Ц спрашивает Дед Чарушин. Ц Уходим?
Ц Ничего не поделаешь, Ц говорит Толя Баренцев, наш главный инженер. Ц
Ракета приспособлена для посадки на сушу, а там вода, сплошной океан. У нас
станочки ручные, кустарщина, шесть человек рабочих, все низкой квалифик
ации. Год провозимся, сделаем кое-как и утонем при посадке. Нельзя рискова
ть.
Ц И топлива в обрез, Ц добавляет Рахим Юлдашев. Ц Мы же считали с вами. П
осадка Ц это задержка на семь лет. На лишних семь лет у нас и воздуха не хв
атит. И по возрасту…
Айша дергает его за рукав. Рахим забыл, что о возрасте невежливо говорить
при Деде: старику уже сейчас за девяносто.
Ц В конце концов мы вернемся не с пустыми руками, Ц замечает Галя Барен
цева.
И тогда Чарушин говорит спокойно: Ц Остается один выход…
Мы смотрим на начальника с недоумением. Айша первая понимает, о чем идет р
ечь.
Ц Ни в коем случае! Ц кричит она.


* * *

«Жизнь измеряется делами, а не годами», Ц эти слова я впервые услышал от
Деда семнадцать лет тому назад.
Помню мой первый визит к нему. Поздняя осень.
Мокрый пронизывающий ветер. Стрекочущий аэроранец несет меня над черны
ми полями со свалявшейся травой, над голыми деревьями, над свинцовыми ва
лами Куйбышевского моря. Потом я вижу голубой забор на глинистом обрыве,
домик из зеленоватого стеклянного кирпича и у калитки старика.
У него седые пышные волосы, бело-голубые, как будто синтетические. Я узнаю
его и, выключив ранец, неловко приземляюсь у его ног, прямо в канаву.
Ц Идемте переодеться. Потом представитесь, Ц говорит он, протягивая мн
е руку.
Так познакомился я с Павлом Александровичем Чарушиным Ц знаменитым ко
смическим капитаном, участником первого полета на Венеру, командиром пе
рвой экспедиции на спутники Юпитера, первой на Сатурн, первой на Нептун и
прочая и прочая… Здесь, на берегу Куйбышевского моря, доживал он свою сла
вную жизнь.
Сам я имел косвенное отношение к звездам. Инженер-строитель по образова
нию, я работал на строительстве Главного межпланетного вокзала на горе К
илиманджаро в Восточной Африке. Специалиста, попавшего в чужую область,
тянет все переделать по-своему. Кроме того, я был молод и самонадеян. Я сос
тавлял план реконструкции солнечной системы. В то время, в начале XXI века, у
же было ясно, что все планеты непригодны для заселения. И я предлагал пере
тасовать их. Венеру и Марс перегнать на земную орбиту. Марс снабдить иску
сственной атмосферой, а атмосферу Венеры очистить от углекислого газа.

Я предлагал еще Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, чтобы уменьшить
силу тяжести, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу с помощью
атомных взрывов. На Тритоне я думал поселить колонию исследователей и от
править их в межзвездный рейс. По моим расчетам, тысяч за сто лет Тритон мо
г бы обойти все окрестные звездные системы.
Еще я собирался детей воспитывать на Юпитере в условиях повышенной тяже
сти, чтобы молодце кости и мускулы у них окрепли и на Земле вcе они оказали
сь бы силачами.
К моему удивлению, эти величественные проекты неизменно отвергались. Я н
е сдавался, упрямо продолжал ходить по учреждениям и к видным специалист
ам. Естественно, обратился я и к Чарушину, не поленился слетать на Куйбыше
вское море. К нему обращались многие: и молодые люди, мечтавшие работать в
космосе, и авторы книг, и начинающие ученые. И в газетах то и дело появляла
сь его фамилия. Подпись Чарушина стояла на договоре об Окончательном Раз
оружении Наций. На празднике Всемирного Мира вместе с китайцами, америка
нцами и немцами Чарушин катил в первой вагонетке пулеметы и минометы на
переплавку в мартеновскую печь. Нет сомнения, он был одним из самых видны
х людей своего времени.
Старик, так же как и многие другие, выслушал меня с усмешкой, но добродушно
-снисходительной.
Он сказал:
Ц Ваша беда, Радий Григорьевич, в том, что вы уж слишком забежали вперед. Н
е нужно нам вовсе расселяться по солнечной системе Ц нам на Земле удобн
о и просторно. Ваши идеи понадобятся лет через триста. Наверное, вы загорд
итесь: вот какой я, мол, прозорливый. И напрасно! Нет никаких заслуг в том, чт
обы заниматься несвоевременными проблемами. Когда будет нужно и возмож
но, люди проведут реконструкцию планет. И тогда они без труда придумают в
се, что занимает вас сейчас.
Я не согласился со стариком, но не обиделся.
Павел Александрович слушал меня, потом я слушал, как он диктовал электро
нной стенографистке свои знаменитые мемуары. Как раз они начали печатат
ься в то время в «Комсомольской правде». Вы помните, конечно, самое начало
, первую строку: «Наша экспедиция вылетела на Луну, чтобы начать подготов
ку к…» Я еще оказал старику:
Ц Павел Александрович, нельзя же так сразу… У всех людей мемуары начина
ются с детства, со дня рождения, у многих с родословной. А вы, проскочив чет
верть жизни, начинаете: «Наша экспедиция вылетела…» Тогда я и услышал вп
ервые:
Ц Радий, у нас, космачей, свой счет. Мы измеряем жизнь не годами, а открытия
ми, путешествиями. Вот я и начал книгу с рассказа о первом деле.
Ц Но читателю интересно, что вы за человек, каким были в детстве, как стал
и открывателем планет.
Старик не согласился:
Ц Неверно, дорогой. Это не я интересую людей, а мое дело. У каждой эпохи ест
ь своя любимая профессия. Одна чтит моряков, другая Ц писателей, летчико
в, изобретателей. Мы, космонавты, любимчики двадцать первого века, нас пом
нят всегда, приглашают в первую очередь, сажают в первый ряд. Эти слова вы
можете найти в послесловии к первому тому «Мемуаров». И там сказано еще: М
не выпало счастье родиться на заре эпохи Великих космических открытий. М
ои младенческие годы совпали с младенчеством астронавтики. Луна была по
корена людьми прежде, чем я вырос. Молодым человеком я мечтал о встрече с В
енерой, зрелым Ц о Юпитере, стариком Ц о старце Нептуне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36