По их словам, они застали гамадрила в тот момент, когда он с видимым интере
сом наблюдал за кусочком бумаги, неторопливо, но уверенно ползущим по по
лу по направлению к нему, гамадрилу. Гамадрил потянулся к бумажке лапой, и
Горчинский бросился искать Комлина. Сторож утверждал, что обезьяна съел
а бумажку, во всяком случае в камере ее обнаружить не удалось. Попытка вос
произвести удивительное явление не увенчалась успехом.
Ц Вот что Комлин написал по этому поводу, Ц сказал директор, протягивая
инспектору кусок миллиметровки.
Инспектор прочел: "Массовая галлюцинация?
Или новое? Массовая галлюцинация с участием гамадрила Ц сама по себе ве
щь удивительная. Но тут что-то есть. С этим зверьем Ц обезьянами и собака
ми Ц ничего не узнаешь. Надо самому".
Комлин начал проводить опыты над собой. Скоро об этом узнал Горчинский и
не замедлил последовать примеру начальника. Кажется, по этому поводу у н
их даже был небольшой скандал. В конце концов Горчинский обещал больше н
е экспериментировать, а Комлин обещал пробовать только самые простые, не
продолжительные и безопасные уколы. Горчинский так и не узнал, что Комли
н уже не занимается нейтринной акупунктурой.
Ц К сожалению, Ц продолжал свой рассказ директор, Ц в записках Комлин
а сохранилось довольно мало сведений относительно поистине поразитель
ных результатов его экспериментов. Записи становятся все более отрывоч
ными и неудобочитаемыми, чувствуется, что зачастую Комлин не может подоб
рать слов для описания своих ощущений и впечатлений, выводы его теряют с
тройность и полноту.
Несколько страниц, вырванных из тетради, Комлин посвятил необычайной сп
особности запоминать, появившейся у него после одного из экспериментов.

Он записал: «Мне достаточно взглянуть на предмет один раз, и я вижу его во
всех подробностях, как наяву, отвернувшись или закрыв глаза. Мне достато
чно бросить беглый взгляд на страницу книги, чтобы затем прочитать ее по
„изображению“, отпечатавшемуся у меня в мозгу. Кажется, на всю жизнь я зап
омнил несколько глав из „Речных заводей“ и всю четырехзначную таблицу л
огарифмов от первой до последней цифры. Огромные возможности!» Встречаю
тся среди записей и соображения очень общего характера. "Память, многие р
ефлексы и навыки, Ц написал Комлин твердым почерком, словно раздумывая,
Ц имеют определенную, пока неясную для нас материальную основу. Это азб
ука. Нейтринный пучок просачивается в эту основу и создает новую память,
новые рефлексы, новые навыки.
Или не создает, а только вызывает появление опосредствованно. Так было с
Генькой, Корой, со мной (мнемогенез Ц творение ложной памяти)".
Наиболее интересному и удивительному из всех открытий Комлина были пос
вящены последние несколько страничек, соединенных канцелярской скрепк
ой. Директор взял эти странички и поднял их над головой.
Ц Здесь, Ц сказал он очень серьезно, Ц ответ на ваши вопросы. Это нечто
вроде конспекта или черновика будущего доклада. Прочесть?
Ц Читайте, Ц сказал инспектор.
«Усилием воли нельзя даже заставить себя мигнуть. Нужна мышца. Нервная с
истема играет роль датчика импульса, не больше. Ничтожный разряд, и сокра
щается мышца, способная передвинуть десятки килограммов, совершить раб
оту, огромную в сравнении с энергией нервного импульса. Нервная система
Ц это запал в пороховом погребе, мышца Ц порох, сокращение мышцы Ц взры
в».
«Известно, что усиление процесса мышления усиливает электромагнитные
поля, возникающие где-то в клетках мозга. Это биотоки. Сам факт, что мы спос
обны это обнаружить, означает, что процесс мышления воздействует на мате
рию. Правда, не непосредственно. Я беру интеграл, усиливается поле мозга, с
мещается стрелка прибора, улавливающего и измеряющего это поле. Чем не п
сиходвигатель?»
«Поле Ц мышца мозга. Появляется способность считать чрезвычайно быстр
о. Как я это делаю Ц сказать не могу. Считаю, и все. 1 919 X 237=454 803.
Считал в уме в течение четырех секунд по секундомеру. Это прекрасно, но эт
о совсем не то. Электромагнитное поле резко усиливается, а другие поля, ес
ли они существуют? Мышца развита. Но как ею управлять?»
«Получается. Вольфрамовая спираль. Вес 4,732 грамма. Подвешена в вакууме на н
ейлоновой нити. Я просто смотрел на нее, и она отклонилась от начального п
оложения на пятнадцать с небольшим градусов. Это уже нечто. Режим генера
тора…»
Ц Я говорил с Горчинским, Ц сказал директор, закончив чтение ряда цифр.
Ц Сегодня ночью он видел вакуумный колпак с подвешенной спиралькой.
Потом прибор исчез: видимо, Комлин разобрал его.
«Психодинамическое поле Ц мышца мозга Ц работает. Не знаю, как это у мен
я получается. И ничего нет странного в том, что не знаю. Что нужно сделать, ч
тобы согнулась рука? Никто не ответит на этот вопрос. Чтобы согнуть руку, я
сгибаю руку.
Вот и все. А ведь бицепс Ц очень послушный мускул. Мышцу надо тренировать
, Мышцу, мозга нужно научить сокращаться. Вопрос Ц как? Интересно, ни одно
й вещи я не могу поднять. Только передвигаю. И не по произволу, Спичку и бум
агу Ц всегда вправо. Метал Ц к себе. Лучше всего обстоит дело со спичками
. Почему?»
«Психодинамическое поле действует через колпак из стекла и не действуе
т через газету. Чтобы действовать на предмет, мне надо видеть его. Воздух (
насколько я понимаю) начинает в точке приложения поля двигаться турбуле
нтно. Гашу свечу. Расстояние в пределах „нейтринника“, по-моему, не играет
роли».
«Убежден, что возможности мозга неисчерпаемы. Необходима только тренир
овка и определенная активация. Придет время, и человек будет считать в ум
е лучше любой счетной машины, сможет за несколько минут прочитать и усво
ить целую библиотеку…» «Это страшно утомляет. Раскалывается голова. Ино
гда могу работать только под непрерывным облучением и к концу весь покры
ваюсь потом. Не надорваться бы. Сегодня работаю со спичками».
На этом записи Комлина кончались.
Инспектор сидел зажмурившись и думал о том, что когда-нибудь эти идеи при
несут свои плоды.
Но все это еще будет, а пока Комлин лежит в госпитале. Инспектор открыл гла
за, и взгляд его упал на кусок миллиметровки. «…С этим зверьем Ц обезьяна
ми и собаками Ц ничего не узнаешь. Надо самому», Ц прочитал он. Может быт
ь, Комлии прав?
«Нет, Комлин не прав. Не прав дважды. Он не должен был идти на такой риск и, у
ж во всяком случае, не должен был идти на такой риск в одиночку. Даже там, гд
е не могут помочь ни машины, ни животные (инспектор снова взглянул на кусо
к миллиметровки), человек не имеет права вступать в игру со смертью. А то, ч
то делал Комлин, было именно такой игрой. И вы, профессор Леман, не будете д
иректором института, потому что не понимаете этого и, кажется, завидуете
Комлину. Нет, товарищи, говорю я вам! Под огонь мы вас не пустим. В наше время
вы, ваши жизни дороже, чем самые грандиозные открытия».
Вслух инспектор сказал:
Ц Я думаю, что можно писать акт расследования. Причина несчастья понятн
а.
Ц Да, причина понятна, Ц проговорил директор. Ц Комлин надорвался, пыт
аясь поднять шесть спичек.
Инспектора провожал директор. Они вышли на площадь и неторопливо двинул
ись к вертолету. Директор был рассеян, задумчив и никак не мог приспособи
ться к неспешной, ковыляющей походке инспектора. У самой машины их догна
л Александр Горчинский, взлохмаченный и мрачный. Инспектор, уже пожав ру
ку директору, взбирался в кабину Ц это было трудно ему.
Ц Андрею Андреевичу значительно лучше, Ц негромко сказал Горчинский
в широкую спину инспектора.
Ц Знаю, Ц сказал инспектор, усаживаясь, наконец, с довольным кряхтеньем
.
Подбежал пилот, торопливо вскарабкался на свое место.
Ц Будете писать рапорт? Ц осведомился Горчинский.
Ц Буду писать рапорт, Ц ответил инспектор…
Ц Так…
Горчинский, шевеля усиками, посмотрел инспектору в глаза и вдруг спросил
высоким тенорком:
Ц Скажите, пожалуйста, вы не тот Рыбников, который в шестьдесят восьмом г
оду в Кустанае самовольно, не дожидаясь прибытия автоматов, разрядил как
ие-то штуки?
Ц Александр Борисович! Ц резко сказал директор.
Ц …Тогда еще что-то случилось с вашей ногой…
Ц Прекратить, Горчинский!
Инспектор промолчал. Он крепко стукнул дверцей кабины и откинулся на мяг
ком сиденье: Директор и Горчинский стояли на площади и, задрав головы, смо
трели, как большой серебристый жук со слабым гудением проплыл над семнад
цатиэтажной бело-розовой громадой института и исчез в синем предвечерн
ем небе.


ВАЛЕНТИНА ЖУРАВЛЕВА
ГОЛУБАЯ ПЛАНЕТА

Еще ни в одной теореме
Не вычислен был
Человеческих крыльев размах
П.Антокольский


Нас считали погибшими.
Год назад, когда еще работал приемный блок рации, я сам слышал об этом. Зем
ля передала, что планетолет «Стрела» встретил сильнейший метеорный пот
ок и, по-видимому, погиб. О нас было сказано много хороших слов, но вряд ли м
ы их заслужили, ибо, как справедливо заметил инженер Шатов, сведения о наш
ей гибели были во многом преувеличены.
Впрочем, сам Шатов приложил все усилия, чтобы эти сведения не оказались п
реувеличенными. И не его вина, что «Стрела» Ц израненная, потерявшая свя
зь и почти потерявшая управление Ц все-таки уцелела.
Тема научной работы Шатова носила название на первый взгляд совершенно
невинное, отчасти даже академическое: «О выборе некоторых коэффициенто
в при проектировании планетолетов». Практически же это означало следую
щее: «Стрела» ушла на два года, чтобы, так сказать, на своей шкуре проверит
ь пределы выносливости планетолетов". Разумеется, это был испытательный
полет. Но какой! Шатов искал опасности, и нужно признать, ему в этом отноше
нии необыкновенно везло.
Вскоре после отлета мы попали под микрометеорный ливень. За двадцать мин
ут «Стрела» потеряла газовые рули, оранжерею, антенну обзорного локатор
а и обе антенны радиопередатчика. Заделка пробоин продолжалась неделю. Н
о Шатов был доволен. Он торжественно объявил, что коэффициент запаса про
чности внешнего корпуса вполне можно уменьшить на двадцать пять сотых.

Спустя полтора месяца «Стрела», приближаясь к орбите Меркурия, пересекл
а чрезвычайно сильный поток гамма-лучей. На Солнце происходило гигантск
ое извержение, интенсивность гамма-лучей в десятки раз превышала дозу, д
опустимую для человека.
Двое суток, изнемогая от тесноты и ускорения, мы отсиживались в централь
ном посту, защищенном свинцовыми экранами. Записывая в журнал показания
радиационного дозиметра, Шатов сообщил, что коэффициент безопасности п
ри проектировании экранов недопустимо завышен и его следует уменьшить
в среднем на три десятых.
Затем (мы проходили вблизи Пояса Астероидов) на «Стрелу» обрушился насто
ящий метеорный град.
К счастью, скорость метеоров была невелика. Но полдюжины этих приятных н
ебесных созданий (размером с булыжник) исковеркали дюзы маневровых двиг
ателей, вдребезги разбили один из топливных отсеков и уничтожили контей
нер с запасом продуктов. Осмотрев пробоины, Шатов сказал, что коэффициен
т запаса прочности внутреннего корпуса можно снизить по крайней мере на
пятнадцать сотых.
Через два дня «Стрела» столкнулась с пылевым скоплением Ц рыхлым облак
ом космической пыли, несущимся со скоростью шестидесяти километров в се
кунду. Внешний защитный корпус планетолета превратился в тончайшее реш
ето, а внутренний корпус был оплавлен так, что открыть люки мы уже не риско
вали: вряд ли их удалось бы потом плотно закрыть.
Холодильная система работала на полную мощность, но температура внутри
планетолета поднялась до шестидесяти градусов. Обливаясь потом, задыха
ясь от жары, Шатов заявил, что коэффициент запаса прочности внутреннего
корпуса, пожалуй, можно снизить не на пятнадцать, а на двадцать пять сотых.

Нужно сказать, что, создавая самого Шатова, природа не скупилась при опре
делении всевозможных коэффициентов. Запасы жизненной энергии у него бы
ли поистине неисчерпаемы. Высокий, очень полный, он занимал почти всю неб
ольшую кают-компанию планетолета. Голос его гремел так, словно все метео
ры вселенной обрушились на «Стрелу». Металлизованный комбинезон, созда
вавший в магнитном поле искусственную тяжесть, не был рассчитан на стрем
ительные движения Шатова. Поэтому, кроме своих прямых обязанностей штур
мана, я имел и неплохую врачебную практику: Шатов постоянно ходил с ушиба
ми и ссадинами.
За полтора года мы сдружились. В конце концов у нас не было выбора: вдвоем
мы составляли весь экипаж маленького, заброшенного в Космос планетолет
а. Я могу совершенно объективно сказать, что у Шатова был только один недо
статок Ц он любил цитировать Омара Хайяма. Я, конечно, ничего не имею прот
ив поэзии. Но полтора года слушать только Омара Хайяма Ц это, согласитес
ь, нелегко. Тем более, что Шатов цитировал таджикского поэта далеко не кст
ати. Помню, когда «Стрела» попала в микрометеорный ливень, Шатов громовы
м голосом, покрывавшим визг вибрирующего под ударами метеоров корпуса, д
екламировал:

Не станет нас! Ц А миру хоть б
ы что.
Исчезнет след! Ц А миру хоть бы что.
Исчезнем мы. Ц А миру хоть бы что.

Не очень утешительные стихи. Правда, со слухом у Шатова было явно неладно,
поэтому меланхоличные строфы Хайяма он пел на мотив спортивного марша…
Вообще, казалось, нет такой силы, которая могла бы испортить Шатову настр
оение. И только когда погиб контейнер с продуктами, Шатов на несколько дн
ей приуныл. С этого времени мы питались хлореллой. Эта бурнорастущая вод
оросль доставляла нам кислород, а излишки ее шли в пищу. Четыре раза в сутк
и мы ели проклятую хлореллу: жареную, вареную, печеную, маринованную, заса
харенную, засоленную…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36