Сергей взял со стола историю болезни Хорунжей, прочел новую запись. Лицо его посветлело.
— Здорово это у тебя выходит: будто все снова у меня перед глазами. А вот мне писать... Стыдно потом перечитывать: такая казенщина...
Игорь только что пробежал запись о первой операции Марины Эрастовны. Запись как запись. Чуть суховатая. Но точно сформулирована стоявшая перед Сергеем задача, показано ее решение и дан отлично обоснованный прогноз,— то, чем по глупости пренебрег Гришко.
Но заговорил Игорь о другом:
— Как ты думаешь, принимать ли мне предложение отца?
Странно начал свой ответ Сергей:
— Какой Гришко олух! Вины на нем, как репьев на собаке, а жаль его, дурака... А ты не забывай о Василе Максимовиче. То, что принес утром Танцюра, даже не четверть дела. Вильшанского, в сущности, не лечили, а с академическим спокойствием следили: а что с ним будет дальше? Вперед не заглядывали, а беспомощно разводили руками перед тем, что наступало. Мы должны заранее пристрелять каждую дорожку, по которой может подкрасться к Черемашко та или иная угроза... Один я с этим не справлюсь.
Если Сергей уклоняется от прямого ответа, значит, считает, что его учитель принял правильное решение. И Игорь сказал:
— Но ведь и ты не будешь проходить мимо семнадцатой.— Он помолчал.—А сейчас я должен избавиться от одного... нет, от двух сомнений.
Снова палка Сергея начала чертить по полу. И спросил он не сразу:
— Каких?
Но совсем уверенно Игорь заговорил:
— Пойми меня правильно, Сергей... Не узнаю я своего отца: утром он был один, сейчас совершенно другой... А каким он будет завтра утром?
Сергей удивился:
— Разве ты не слышал, что я сказал в операционной?— И повторил это еще тверже:—В Федора Ипполитовича я верю больше, чем в себя самого. Поверишь и ты.
— А если бы он тебе предложил, взял бы ты палату Гришка?
Сергей не ответил. Он так посмотрел на Игоря, что тот поежился. Но от колкости не удержался:
— Ну до чего же ты правильный,— на месте бога я давно взял бы тебя живым на небо.
Первая тема исчерпалась так быстро, что Игорь не успел обдумать, как подипломатичнее перейти ко второй, весьма деликатной.
Сергей сам пошел ему навстречу:
— Что там еще?
Игорь подпер подбородок кулаками.
— Как тебе сказать: странная история произошла,
когда ты ушел после обеда. Проводив тетя, Татьяна вдруг такое бабахнула... Неужели она в самом деле призналась тебе в любви?
Хотя и знал Игорь своего друга свыше десяти лет, хотя за эти два дня узнал его еще лучше, так и не понял, какое впечатление произвели его слова на Сергея. Ничего в нем не изменилось: как чертил палкой, так и чертит. Даже глаз не поднял. И в голосе ни малейшей дрожи:
— Так и я ее понял.
У Игоря перехватило дыхание.
— Значит, правда? Ну, а ты? Что ты ей сказал?
Сергей прекратил черчение.
— Я? Ничего... как Федор Ипполитович Самойлу... И по той же причине, возможно.
Игорь вскочил со стула и снова сел.
— Ну, что ты за человек?.. Женю до слез довел. На черт знает что подбил Татьяну...
Сергей попробовал остановить его жестом. Но Игорь продолжал:
— Ну не дура ли? — Он даже крякнул — точь-в-точь как отец.— Нет, к тебе у меня, Сергей, никаких претензий. Я понимаю: десять лет — слишком много для самого сильного чувства...
Палка вычертила на полу круг и громко поставила точку в его центре. Сергей сухо бросил:
— Оставим этот разговор.
Игорь безнадежно махнул рукой и отвернулся.
Вот тебе и Надийка с ее тонкой психологией! Ничего она в Сергее не поняла... Уж если Женя не смогла пробить его раковины, то где уж Тане... Но до чего глуп Сергей! Счастье никого не обходит — протяни руку и бери. Игорь это по своему опыту знает...
Телефон стоял на столе возле двери. Не зная, зачем он это делает, Игорь подошел к нему, схватил трубку...
После второго гудка трубка откликнулась Таниным голосом:
— Слушаю.
Чтобы Сергей услышал это имя, Игорь громко спросил: . _
— Ты, Таня?.
—- Игорь!—удивилась сестра.— Откуда ты?
— Из клиники. Отец уже дома?
— Даже поужинал.
— И ничего не сказал?
— Буркнул, что моему суженому необыкновенно везет. Больше ни слова. Сергей далеко от тебя?
— Шагах в пяти. Мы ждем, пока.
На Сергея Игорь не оглядывался. Не услышал, как тот подошел к нему. И не удержал трубки, когда та вдруг рванулась из его руки.
А Сергей стоял рядом, одной рукой прижимал трубку к уху, а другой не совсем деликатно оттирал Игоря от телефона.
— Это уже не Игорь, Татьяна Федоровна. Это Друзь.
Сергей побледнел. На лбу, между бровями, заблестела капелька. Но глаз Сергей не прятал — смотрел на Игоря в упор, будто вот-вот спросит: а не пошел бы ты отсюда куда-нибудь?
Из ординаторской Игорь вышел не сразу. Что Тани он не слышит, это пустяки: обо всем можно узнать из сказанного Сергеем.
Голос Сергея, казалось, лишился интонаций:
*— Может быть, в конце концов посмею... Нет, я взял у него трубку... Нет, сейчас больше придется говорить мне. Жду, когда Игорь уйдет.— И после затянувшейся паузы, во время которой он, словно начинающий альпинист, наконец вскарабкался на недоступную скалу, едва слышно пролепетал:—Да, Таня.
Теперь Игорь может выйти в коридор. Зачем мешать людям, которые так долго шли навстречу друг другу. Не легок был путь у Сергея. Еще путанее у Татьяны..; Хорошо, что не разминулись...
Не прогулкой будет начало их совместного пути. Часто коса будет находить на камень. Но скорее рано, чем поздно, поймут оба, что не о бархат точат железо и не из глины кремень высекает огонь. И чем меньше в их жизни будет покоя, тем крепче и полнее станет их счастье...
Неизвестно, когда бы закончился этот первый откровенный разговор Сергея с Татьяной, если бы не прибежал Буда-Розальский и не сказал, что Марина Эрастовна просыпается,
Выйдя из клиники, Федор Ипполитович решил ни о чем сегодня не думать. Все равно ночью он проснется и до самого утра будет лежать, боясь шевельнуться. Но сегодня не удастся ему сбежать от себя в далекое прошлое, где все как в иностранном романе: от приятного щекотанья нервов до неминуемого счастливого конца. Придется вспомнить, мимо чего пронес его за эти годы лимузин, на что он в свое время не пожелал оглядываться или закрывал глаза.
Мало приятного будет в этих воспоминаниях...
Поэтому сегодня вечером... Имеет же Федор Ипполитович право хотя бы изредка провести время между ужином и сном ни о чем не думая. Ни о чем и ни о ком!
Странно, но домой Федор Ипполитович вернулся успокоенный.
Нет, не от того пришло спокойствие, что в Ольге не умерла Оля, а ощущение неустойчивого равновесия и еще черт знает чего утихло. И конечно же не от слишком абстрактного и торопливого самоанализа у постели безнадежного больного. И не от того, что с Хорунжей все закончилось более или менее благополучно. Впрочем, все будет зависеть от того, оправдает ли Игорь отцовское доверие. Много трудных минут доставит ему Хорунжая. А как иначе узнаешь, чего стоит сын?
Так и не сорвал он злость на Игоре. Даже не попытался. Неожиданно для себя рассудил: если ты такой смелый, если тебе так захотелось повозиться с Черемашко, то и я погляжу, светится ли в тебе искра божья... как вот у Сергея. Самых тяжелых больных будут класть отныне в четвертую и семнадцатую палаты. Ни одной спокойной минуты не будет у Игоря, пока он здесь. А Сергей не вспомнит о покое, пока старый Шостенко жив. Оба как следует почувствуют, что это значит — быть сыном или учеником преемника Дмитрия Кирилловича Шанина и друга Кости Грушина; втрое, вчетверо по сравнению с другими спросится с них за все!
Что Федор Ипполитович возвратился домой умиротворенным, жена и дочь заметили сразу. А когда на Татьянин вопрос он не ответил, а что-то буркнул, стало
понятно, что главу семейства необходимо оставить в
покое.
Короче говоря, ужин прошел тихо. Ольгу интересовало, чем кормить завтра мужа и дочь. Татьяна, оказалось, утром должна сдать очерк, из-за которого ездила в командировку. И Федор Ипполитович милостиво заявил, что она может сегодня располагать кабинетом.
Поужинав, Федор Ипполитович собрал газеты за два дня (вчера и сегодня так и не заглянул в них), устроился на диване в столовой. Ольга, закончив убирать, села к столу с книгой. Только и шуму было, что шелест газетных да книжных страниц.
Ничего такого, что увлекло бы ученого хирурга, Федор Ипполитович в газетах не нашел. Но передовые и большая часть статей рассказывали, чем трудящиеся советских республик встречают Двадцатый съезд партии. Часто вспоминались высказывания Ленина. Кое-кто предполагал, что Двадцатый съезд будет поворотный в истории Коммунистической партии Советского Союза.
Читал он настойчиво и неторопливо: боялся, что не хватит ему газет до того, как глаза начнут закрываться...
В передней зазвонил телефон.
Федор Ипполитович и головы не повернул: если по его душу, есть кому позвать. Поднялась было Ольга, но из кабинета пулей вылетела Татьяна: глаза и руки пишут, а уши все время настороже! Ждала звонка от своего... гм... суженого.
Из передней послышалось:
— Слушаю... Игорь? Откуда ты?
Ишь как радостно сказано первое слово и с каким разочарованием три остальных! Ничего подобного профессор не замечал за своей дочерью ни перед тем, как она вышла замуж за Шляхового, ни даже во время ее медового месяца. Тогда она умела держаться достойно.
Чтобы не крякнуть, Федор Ипполитович с шумом перевернул страницу.
Слушать дальше — зачем? Почему позвонил Игорь, ясно: как не поделиться с матерью и сестрой своими оглушительными новостями. А как ответит на это дочь, не все ли равно?
Но начало казаться, что сестры с братьями разговаривают иначе. Слов он не разбирал: Татьяна стала говорить тише. Зато переливы ее голоса... Вот она нежно улыбается. Теперь мягко упрекает. Вдруг ей взгрустнулось... Черт знает что! Словно не тридцатый ей, а шестнадцать: раскокетничалась с таким же молокососом, старается, чтобы тот не догадался, нравится он ей или нет...
Похоже на то, что Игорь передал трубку своему приятелю. И вчерашний аскет сразу же раскис. Неужели не противно ему слушать девичьи интонации в голосе женщины чуть ли не бальзаковского возраста?..
Федор Ипполитович вскочил и с грохотом захлопнул дверь.
Ольга взглянула на мужа, и впервые за долгое время тот увидел, что глаза ее повеселели.
Прикрывшись от Ольгиной насмешки газетой, глава семейства уткнулся в текст. Глаза его старательно бегали по строчкам... Но эти полстраницы Федору Ипполитовичу пришлось, потом перечитывать заново.
Чем же Сергей пленил Татьяну? Вот уж воистину неисповедимы пути женского сердца.
Неужели тем, что Сергей оказался тем камнем, на который наткнулась коса ее отца? И это сделало тихоню в Татьяниных глазах героем? Тогда ее не переубедишь — все будет делать по-своему... Но ведь и Федор Ипполитович не оттолкнет Сергея после всего, что тот сделал вчера и сегодня!..
Немного погодя, когда Татьяна положила трубку, Ольга неслышно вышла в переднюю. А по тому, что стукнула дверь в кабинет, легко догадаться: пошла узнавать у дочери последние новости.
Побыв в кабинете, Ольга снова заглянула в столовую.
— Не пора ли спать, Федор? Половина двенадцатого.
— Сейчас,— буркнул Федор Ипполитович.— Вот дочитаю.
Ольга ушла.
Теперь можно с головой окунуться в газетные новости. Но не столько читал их Федор Ипполитович, сколько ждал, когда заснет жена. Ведь если начнет расспрашивать, прощай сон.,,
Около двенадцати Федор Ипполитович вышел в переднюю. Возле кабинета остановился. Осторожно приоткрыл дверь.
Татьяна склонилась над исписанным листом. Хотя и темно-зеленое от абажура ее лицо, видно, как глубоко она задумалась. Отца она заметила, лишь когда под его ногой скрипнул паркет. Удивленно откинулась на спинку кресла.
Ты еще не спишь, папа?
— Сейчас лягу.— Федор Ипполитович присел на край дивана.— А ты всю ночь собираешься марать бумагу?
Он хотел съехидничать, но из этого ничего не вышло.
— Нет, я уже кончила,— ответила дочь.— Перечитываю...
Пожелать бы дочери приятных сновидений, да и пойти. А Федор Ипполитович. Чем внимательнее вглядывался в Татьяну, тем тоскливее ему становилось,
— Ты счастлива, Таня?
— Буду.
И ни малейшего сомнения во взгляде.
— Не самообман ли это?
— Самообман? — Лицо дочери стало тверже.— Ну нет. Слишком долго я ждала. А тебе еще раз большое спасибо, папа. Если бы не ты, не знаю, сколько пришлось бы мне еще ждать.
Федор Ипполитович уперся локтями в колени, крепко сжал переплетенные пальцы.
— Все шутишь...
Легкая улыбка тронула губы дочери. -
— А ты не убежишь, как вчера, если я скажу, что- нибудь не по-твоему?
Брови Федора Ипполитовича двинулись было к переносице, но тотчас вернулись на место.
Дочь пересела на валик дивана, обняла отца за плечи.
— Видишь ли, папа... Вчера Сергей наговорил мне уйму неприятного. Он был прав, а я разозлилась. Но не только за вчерашнее. Я так и сказала ему на прощанье: никогда не забуду, что он, сколько я его знаю, был теленком... Почему Сергей не заговорил со мной, как вчера, десять лет тому назад? Многое» было бы иначе.— Она помолчала.— Как Сергей чувствовал себя у нас за обедом, я лучше всех видела. Не твои неуместные шутки его волновали, а то, что делается в клинике... Нет, я и за шутки тебе благодарна. За то, что Сергей не стушевался перед тобою, как передо мной вчера. И все-таки след от твоих придирок у него остался бы. А он шел в клинику. И не просто шел. Я сделала не больше того, что на моем месте сделала бы каждая любящая женщина, которой на все дано лишь несколько секунд.., Неужели бросишь в меня камень и теперь?
Федор Ипполитович не заметил, и сам, когда именно его рука легла на теплую руку дочери.
— Я зашел к тебе, Таня, не спорить, а пожелать спокойной ночи... Ты только что разговаривала с Сергеем, Рассказал ли он о моем предложении Игорю?,
— Да.
А ты,, конечно, поделилась с матерью..
Поделилась.
— И что же она?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32