Вокруг расселись любимые спутники Эльрилла – снежно-бледные мужчины и женщины, двигавшиеся с изяществом паутинки. Полдюжины замфераев принесли вино и закуски. Большинство удалилось, но один, к удивлению Танфии, задержался.
– Сегодня, – заговорил Эльрилл, – как вам известно, из долгого и опасного пути вернулся к нам наш добрый друг Элдарет. Сейчас он готов сообщить нам причину своего прибытия. Орке, – он указал на подземца, – останется, ибо мнится нам, что дело касается всех нас будь то люди, элир или замфераи.
Элдарет вздохнул и потер шею.
– Дурные у меня вести. – Он глянула на Танфию и товарищей. – Эльрилл вкратце поведал мне, как вас сюда занесло. Вы пытались отыскать сестру. Полагаю, при вас я могу говорить открыто. Чем больше людей сорвет шоры с глаз, тем лучше.
То, что случилось с вашей сестрой, происходит, – увы! – всюду, и тысячекрат хуже в самой Парионе и ее окрестностях. Полагаю, царь не остановится перед тем, чтобы забирать стариков и детей, покуда последний из его подданных не сгинет в жерновах проклятой Башни.
Гарнелис набрал огромную армию, дабы подчинить народ своей воле – что и без того было легче легкого, покуда мы были ему беззаветно верны. Но я поднял небольшое восстание, и за это мен преследуют. Из города мне пришлось бежать, и я объехал всю Авентурию, пытаясь предупредить людей.
Шаэлаир озабоченно переговаривались. Элдарет осадил их одним взглядом и продолжил:
– Не думайте, что это лишь людская беда! Я пришел сюда, потому что безопасности нет, и даже Сребренхольм может не остаться в стороне, ежели это безумие будет продолжаться! Гарнелис стремится уничтожить все, что ценил прежде.
Пальцы Линдена неосознанно стиснули запястье Танфии.
– Вы приехали из Парионы? – спросил он. – И вы видели… рекрутов?
Элдарет серьезно глянул на него.
– Увы. Их морят до смерти непосильным трудом – если раньше несчастных не сгубят несчастье или хворь – но взамен погибшим привозят новых и новых. Город в ужасе. Но царю все неважно, покуда Башня продолжает строиться.
Линден понурил голову. Танфия старательно сдерживала слезы, обжигавшие глаза и горло, стараясь не сорваться. Руфрид обнял их обоих.
– Простите уж, – мягко проговорил Элдарет. – Хотел бы я утешить вас, но не могу. В самой Парионе никто не понимал, насколько все худо, пока царь не снес Старый царский театр, чтоб на его месте возвести Башню.
– Что? – вскрикнула Танфия.
– Сафаендер поставил пьесу, высмеивавшую царя. Представление вышло дерзкое, язвительное; наиопасное, при том, что мы знаем о состоянии царского рассудка. Но это не повод сносить театр. Здание ведь никого не оскорбляло. И народ Парионы не сотворил ничего, чтобы заслужить подобное бессмысленное разрушение.
Вот тут Танфия разрыдалась. Ей было безумно стыдно, что при мысли о сестре она смогла скрыть слезы, но по театру плакала навзрыд.
– А я мечтала посмотреть там классические спектакли. Даже думала – а каково было бы видеть на его сцене пьесу, написанную моей рукой. Нелепость какая. Сказка, я знаю, но я обещала себе – когда-нибудь я отправлюсь в Париону, и встречу всех-всех великих поэтов, и пойду в Старый царский театр. А теперь уже не доведется.
Элдарет изумленно глянул на нее. Ну вот, еще один не верит, что у простой крестьянки могут быть такие мечты… ну и плевать. Сердце Танфии было разбито.
– Мне очень жаль, – неловко проговорил он, подавая ей салфетку. – Поверьте, многие в городе плакали так же жалостно.
– И вы ничего не сделали, чтобы спасти театр? – ядовито бросила девушка.
Угловатое лицо путешественника отвердело. Он раздернул ворот рубахи и показал уродливый багровый шрам на плече.
– Это я заработал, спасая его. Другие поплатились жизнью, или попали в кандалы. Когда бой был проигран, я смог спасти хотя бы Сафаендера. Я нашел его на развалинах. Он оплакивал там не только погибшие мечты, но и горькое наше бытие.
– Вы спасли Сафаендера? – воскликнула девушка. – Вы с ним знакомы?
Элдарет тихонько усмехнулся – чем-то вопрос его развеселил.
– Знаком.
– А какой он?
– Зануда!
Танфия задохнулась. Как можно быть таким непочтительным?
– Он, наверное, очень старый?
– Дряхлый, – ответил Элдарет, раздраженный необходимостью отвечать на уводящие вопросы. – Лет эдак ста тринадцати.
Девушка пыталась придумать еще вопрос, когда Руфрид толкнул ее в бок:
– Тан, заткнись! Без толку языком треплешь.
В кои-то веки она последовала его совету. Потрясенная услышанным, она молча отпила вина.
– Театры можно отстроить заново, – тяжело промолвил Элдарет. – Увы, ущерб Авентурии глубже. Ходит слух, что Гарнелис предал смерти родного сына, в то время, как его внучка… – Он запнулся. Лицо его оставалось непроницаемо, но жилы на шее вздулись. – …Его внучка, царевна Гелананфия, утонула в море. Рыбаки говорят, будто видели, как водоворот поглотил ее корабль. Если так, то последним в царском роду остается Венирриен, ныне скрывающийся. Мальчик может быть в большой опасности.
– Со стороны родного деда? – усомнился Эльрилл.
– Звучит немыслимо, знаю. Но поверьте – мы видели худшее. И страшней того – говорят, будто царь обратился в вызыванию гауроф , и даже проливал людскую кровь, чтобы настроить себя на темные силы, которые лучше было бы не пробуждать.
– Гауроф ?! – воскликнул вождь. – О глупец!
– Еще хуже, – вставил Орке. – Ежели он рвет из земли камни без посредства и помощи замфераев, он только бед натворит, что нам и не снилось.
– Думаешь, ваш царь обратится и против элир? – спросил Лийет.
Элдарет покачал головой.
– Не могу сказать.
– Мы не можем противостоять ему, – произнес Эльрилл. – Нас слишком мало, и мой долг – хранить безопасность Сребренхольма. Мы не желаем ввергать людей и элир в междоусобную войну!
– Нет, конечно. С его стороны было бы немыслимой глупостью обратиться против своих союзников, но теперь я поверю и в это. Я прошел до самого Сеферета, пытаясь предупредить народ, пока не стало поздно.
Трое путешественников переглянулись.
– Мы слышали, – проговорил Руфрид.
И он принялся рассказывать историю, которую много недель назад они поведали Эльриллу.
Элдарет слушал внимательно, подперев подбородок ладонью.
– Бхадрадомен в Ардакрии… – пробормотал он, когда излучинцы закончили. – Хотел бы я сказать, что это стало для меня потрясением. Но госпожа Амитрия поведала мне о них несколько месяцев назад. В этом нет вины Гарнелиса – эту беду он унаследовал. Поселения бхадрадомен, которым дозволено жить на материке, покуда они не выходят за отведенные границы. Они более-менее безвредны…
– Безвредны? – воскликнул Руфрид. – Мой брат несколько дней болел, едва завидев одного! На него напали, и он чуть не обезумел!
– Не преувеличивай, – буркнул Линден.
– И Амитрия показала мне лес с замковой башни, – добавила Танфия. – Поселение бхадрадомен похоже на чернильную кляксу, и пятно расползается по лесу. И они преследовали нас, и пытались убить!
– Погодите, погодите! – Элдарет умиротворяюще поднял руки. – Я хотел сказать, они были безвредны. До меня доходили слухи, что в рекрутском наборе солдаты получают странную помощь, но ваш рассказ – самое отчетливое свидетельство тому.
– Мне виделась тварь, убившая господина Арана, когда тот нес ваше послание, – вставил Линден. – И эта же тварь убила танфиного дядю.
– Гхелим, – проронил Элдарет. – Бхадрадомен, запечатлевшие другое существо, которому подражают обликом и повадкой. В данном случае – дра’аку.
– Боги, да! – вскрикнула Танфия, вспоминая. – Когда тот, в плаще, спорил с Бейном, он требовал Линдена, потому что тот ранил его гхелим ! О, богиня…
Элдарет стиснул виски ладонями. Лицо его побелело.
– Дела обстоят еще хуже, чем мне думалось. Предупреждения мои пропали втуне, а несчастный господин Аран погиб из-за них.
– Простите, – пробормотала Танфия. – Похоже, мы принесли друг другу дурные вести.
– Я изначально подозревал во всем этом руку бхадрадомен. Они ползают в тени, как пауки. Не верится, что все это их работа, но прознай они обо всем, это очень по ним – воспользоваться нашей бедой.
– Да, – возразил Эльрилл, – будь они сильней. Они могли бы воспользоваться им, но, правду сказать, Девять царств все еще сильны и едины, а пожиратели – обессилены. Они знают, что попытка восстать обернется для них разгромом.
Элдарет медленно выдохнул.
– Спасибо тебе, Эльрилл, глас разума. Ты прав. Их вожак – Аажот, или как его там, – не глуп. Он знает, чем кончится для них бунт.
– Но что-то происходит, – сказал Руфрид. – Мы не можем закрывать глаза.
– И что же нам делать? – спросила Танфия.
К ее удивлению Элдарет запрокинул голову и расхохотался. Голос его эхом прокатился по пещере, и музыканты прекратили играть, возмущенно взирая на чужака.
– Вот в чем вопрос, Танфия!
– Я одного хочу, – проговорил Линден, – вернуть Изомиру и возвратиться домой.
– Да. – Элдарет положил руку юноше на плечо. Снова зазвучала музыка, обворожительно-жуткая, как сияющие за хрустальными стенами снега. – Стереть из памяти это неудачное происшествие, и жить дальше, словно ничего не случилось. Но ты не сможешь. Все меняется, и к прежнему возврата нет.
Изомира пришла в себя на кушетке в палате для игры в метрарх. Голова кружилась; потом возвратилась память, и девушка тревожно вздрогнула.
Над ней склонился царь, прижимая к ее лбу влажный платок. Девушка шарахнулась; Гарнелис убрал платок. Затем, к полнейшему ее изумлению, он пал на колени рядом с кушеткой, вцепившись в ее руку, и покаянно склонил голову.
– Прости меня, – прохрипел он. – Умоляю, прости меня. Я не могу заставить себя причинить тебе боль, Изомира. Прошу, не бойся. Я никогда тебя не обижу.
Она заставила себя поднять взгляд. Его лицо! – девушку пронзил ужас – не потому, что государев лик был ужасающ или уродлив, но потому, что этого не было.
Он изменился. Руки его были чисты, и мантию он сменил на чистую, желтую с серебром, но перемена лежала глубже. Черты лица его разгладились, взгляд стал прям и незамутнен. Скорбные морщины разгладились. Царь словно помолодел, и даже волосы его стали темней и гуще.
Он снова походил на свой старый портрет – сильный, добрый, невинный.
– Вы изменились, – прошептала Изомира. – Как?
– Я ничего не могу поделать. – Голос его был мягок, умоляющ, печален, и в то же время покоен. – Давление… тьма… она копится во мне, пока я в силах ее сдерживать. И прорывается кровопролитьем. Я никому не сознавался в этом, кроме Лафеома. Я не могу сказать царице.
– Почему вы говорите мне?
– Не знаю. Ты – другая.
– Мне нечего сказать вам. Вы убили Наманию.
– Но их жизненные силы не пропадают. Они питают заурому, как поддерживают и меня. Царь, заурома, земля – мы неразделимы.
– И Лафеома. Я видела, как он впитывает силу. И он ухмылялся.
– Пойми, прошу. Я не хочу творить это. Мне ненавистна погибель. Но я ничего не могу сделать. Это единственный способ, последняя моя надежда. Прости меня, Изомира. Умоляю.
Глаза его – нежные, ясные, прекрасные – молили «люби меня». И самым ужасным было, что ей и вправду мучительно хотелось любить его, как царя, как мужчину… но она не могла. Изомира отвернулась, и расплакалась от потрясения и отчаяния.
– Я не могу простить тебя! Если оно ненавистно тебе – прекрати! Это жестоко, мерзко, отвратительно!
– Я знаю, – ответил царь. – Но я не вижу выхода. – Он коснулся ее раны. – Я ранил тебя; прости. Позову кого-нибудь перевязать рану.
– Кого? – жестоко спросила она.
Гарнелис вроде бы смутился.
– Есть и другие лекари.
– Пока ты не погубил их всех. Зачем ты стремишься погубить всю Авентурию?
Царь сморгнул. Прежнее хищное его воплощение Изомира находила едва ль не более привлекательным, чем нынешнее, безумно спокойное. Ей подумалось, что он не желает отвечать. Но потом царь проговорил:
– Нет света без тьмы. Нет жизни без борьбы. Мы обожрались миром, и нас следует напомнить, что жизнь бесцельна, если не сражаешься за нее зубами и когтями. Это станет моим наследством Авентурии.
Через два дня после прибытия Элдарета задул очередной буран, разрушив надежды Линдена на скорый уход. Руфрид начинал понимать брата. Появление странника нарушило его благостное бытие в Сребренхольме, заразив жаждой действия. Юноше казалось, что он заключен в хрустальном пузыре, покуда снаружи рушится мир.
Танфия ощущала то же самое – это Руфрид знал. Вечерами, лежа бок о бок, они строили планы на следующую часть пути – других тем для беседы у них не осталось. Предвкушение дороги не сводило их вместе, как можно было подумать, а разделяло. Они любились страстно, как прежде, но Танфия была словно не вполне с ним: телом – да, даже чувствами, но не мыслями. Глаза его не останавливались на лице Руфрида, но смотрели куда-то выше, и дальше.
Излучинцы принялись заранее готовиться в дорогу, чтобы выйти, как только погода установится. Вычистили и промаслили упряжь, перебрали дорожные мешки, сложили оружие и дорожную одежду.
Руфриду, несмотря на его всегдашнюю подозрительность, Элдарет понравился. Странник был прям и грубоват; а еще он первый понял цель их странствия и хотел помочь. Был он вдвое старше любого из троих путешественников, и в его опыте и мудрости было что-то умиротворяющее.
Вместе с ними Элдарет упражнялся на мечах, проклиная отвыкшие руки и неизменно побеждая. По вечерам вместе с ними он трапезовал, развлекая излучинцев рассказами о Парионе и дальних краях.
– Честно сказать, – говорил Элдарет, – я не вижу большой надежды на ваш успех. О, ваша Изомира может быть еще жива – если вам поверить, она молода и здорова. Но уводить ее вам придется силой, а вот это почти невозможно. Скорей вас схватят и принудят работать с ней рядом.
– Лучше так, – буркнул Линден, – чем никогда ее не видеть.
– Знаю, парень. – Элдарет хлопнула его по плечу. – Но тебя могут отправить на рудник за многие мили от нее, или забрать в армию… а то и зарубить при попытке освободить ее. Это в том случае, если вы вообще ее отыщете! Я бы присоветовал вам возвращаться домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70