Завидев девушку, идущий ускорил шаг, будто скрываясь.
– Линден! – окликнула Танфия.
Юноша остановился, смирившись. Танфия затащила его на кухонный дворик. В мутных сумерках она видела, какие черные круги залегли вокруг глаз на его бледном лице.
– Ты ни слова не сказал на собрании! – начала она. – Мог бы и поддержать меня! Или ты не хочешь вернуть Имми?
Линден опустил голову и привалился к стене. Весь его вид выражал глубочайшее отчаяние.
– О боги, Танфия! Если б ты знала, как я этого хочу – не спрашивала бы! Но что толку было языком молоть?
– Будь у тебя капля смелости, чтобы перечить отцу…
– И что было бы? Я бы только его опозорил! Все без толку.
– Знаю. – Танфия положила ему руку на плечо. – Они трусят.
– Не только. Это как сказала жрица: безумие – идти против царской воли. Один раз попытались, и глянь, что вышло.
– Да, и я понимаю, мои родители не могут оставить деревню, как бы ни хотели. Но меня-то ничто не держит! Бабушка наказала мне поступать, как я считаю нужным, будто знала, что у меня на уме. Так что вот – я иду спасать сестру. Все.
Линден глубоко вздохнул. Лицо его отвердело.
– Тогда я с тобой.
Танфия не знала, радоваться ей или тревожиться.
– Ты уверен?
– Да. Страшно, но мне плевать. Я хочу вернуть Имми. Если я останусь без нее, я помру, так что делать нечего. – Он покосился на темное кухонное окно. – Пошли в дом. Все спят.
В кухне, пока Линден возился со свечой и огнивом, а потом разливал пиво в кружки, Танфия присела за длинный исцарапанный стол. Юноша сел напротив.
– Это будет непросто, – заявила Танфия. – Идти придется не одну неделю, даже если по дороге мы сумеем купить или украсть коней. Я даже не знаю, с чего начать. Но уходить надо сегодня. Чем раньше, тем лучше.
– Непросто?
Это сказал не Линден. Скрипнула дверь, и из темноты на свет свечи выступил Руфрид. Шагнув вперед, он оперся о столешницу, и презрительно глянул на Танфию.
– Непросто? Ты хоть понятие-то имеешь, куда собралась?
– Это, между прочим, личная беседа! – огрызнулась Танфия. – Очень на тебя похоже – подслушивать.
– Зачем? – фыркнул Руфрид. – Вы прямо у меня под окном орали во весь голос, как обычно. Если ты думаешь, что потащишь моего братишку в это безумное путешествие, подумай лучше еще раз.
– Руфе, не лезь не в свое дело! – вмешался Линден.
– Вы умом тронулись. До Хаверейна-то пешком еле дойдешь. Как вы собрались еду с собой тащить – не на один день ведь? Как собрались в глуши брести? А если ботинки сносите, или звери лесные на вас накинутся? Ты вот знаешь, как далеко до Парионы, или хоть в какую сторону идти?
– Конечно! – заявила Танфия.
– Тогда нарисуй мне карту, – предложил Руфрид, подталкивая к ней угольную палочку и обрывок бумаги, на котором Мегден записывал дела на день. – Давай.
Закусив губу, Танфия принялась чертить. Излучинка. Холмы. Хаверейн. Афтанский Рог. Горы, река Скальдинка, на ней город Скальд… а дальше что? Девушка призадумалась, потом решительно довершила то, что казалось ей вполне пристойным подобием Авентурии.
– Вот же бредятина, – с мрачным удовлетворением заключил Руфрид. – Ты забыла целое царство, и горный хребет. Париону ты жутко любишь, а как туда пройти – не знаешь.
Танфия швырнула уголек на стол.
– Ну так нарисуй лучше!
– А мне зачем? У отца в кабинете есть карты, их и принесу.
Руфрид запалил вторую свечу от первой и вышел.
– Что он затеял? – спросила Танфия, покуда Руфрида не было.
– Просто он такой есть, – вздохнул Линден.
– Если хочешь, можешь его слушать, а я не стану! Одна пойду!
– Нет, Тан. Ему меня не отговорить.
Пару минут спустя Руфрид вернулся и вывалил перед Танфией здоровенный свиток. Развернув его, девушка увидала перед собой изумительную карту, начертанную черными чернилами на белом шелке. И тут она заметила, что Руфрид держит в руках какие-то бумажки, а лицо его невозможно побледнело.
– Я нашел это на отцовском столе, – проговорил он.
– Что? – переспросил Линден.
Руфрид хлопнулся на скамью рядом с братом.
– Если верить этой расписке, семья Тан должна была получить за Изомиру пятнадцать рудов.
– СКОЛЬКО? – выдохнула девушка.
– Пятнадцать…
– Нам ничего не заплатили! Платить за человека, гнусность какая! – воскликнула Танфия. – Покажи.
– Это, кажется, копия расписки, и на ней отцовская роспись, – заметил Руфрид.
– Артрин продал мою сестру? – Танфия готова была вскочить и убивать.
– Но он не такой… – проблеял Линден.
– Верно, не такой, – подтвердил Руфрид. – Что о нем ни говори, а до такого бесчестья наш отец не опустится. Скорей всего, он вернул деньги этому гнусному чинуше.
– Почему?
– Смотри сюда, – сухо бросил Руфрид, расправляя на столе смятый список имен. – Крестами помечены те, кого вызывали на лугу. Мое имя он пометил, а Линдена обошел. Лин там был, но отец точно знал, что его не заберут. Чтобы оставить меня, он, конечно, и гроша бы не дал.
Троица переглянулась.
– Нет, – прошептал Линден. Глаза его блестели сухими слезами гнева. – Нет. Будь это правдой, я бы его убил.
Танфия вцепилась к его руки.
– А если б они забрали тебя, у меня на руках сидела бы страдающая Изомира! Какая теперь разница? Артрин слишком закоснел, чтобы сопротивляться. Как и все наши. А я – нет.
– Вы с ума посходили, – заявил Руфрид.
– А мне на твое мнение на-пле-вать! Ты такой же трус, как и все!
– Правда?
– Правда!
– Ошибаетесь, ваше царское всемогучество. Не думай, что ты потащишь моего братишку одного в какое-то безумное бродяжье по глуши. Если идет он, пойду и я. Просто чтобы присмотреть за ним.
– Ох, боги! – Танфия в отчаянии схватилась за голову. – Вот этого мне только не хватало. Это будет просто кошмар.
– Нечего было меня трусом величать. Теперь не остановишь.
– Тогда собирай манатки, – со мстительным удовлетворением заявила Танфия. – Уйдем до рассвета. Надо бы оставить записку родителям, но одна Брейида знает, что мне им написать. Надеюсь, бабушка объяснит; кажется, она меня понимает.
– Если бы мы были женаты, – тихо произнес Линден, попирая руками царский указ, – они бы не забрали ее.
– Кто мог знать?
Руфрид отобрал у брата бумаги.
– Я знаю, что оставить отцу. – Глаза его зло блеснули. – Я приколочу это все к дверям. С рассветом все увидят. И узнают, что натворил мой отец.

Глава четвертая.
Огонек и бегство.

Заря застала Танфию, Руфрида и Линдена на холмах близ Хаверейна, усталыми и измученными. Когда первый золотой луч прорезал сумерки, путники: не сговариваясь, присели на валун – отдохнуть и осмотреть стертые руки. Чтобы не сталкиваться с другими путешественниками, они держались в стороне от дороги, отчего идти становилось еще труднее, а толку, кажется, не было никакого. За всю ночь они не увидали ни единой живой души.
Странное это было путешествие. Лилейная и Лиственная луны вели их, слабый свет отбрасывал двойные тени. Танфия часто раньше гуляла ночью, но никогда так – без Изомиры, зная, что домой она уже не вернется. Девушка подпрыгивала от каждого шороха. И с каждым шагом нарастало ощущение, будто кто-то следит за ними, и не уходило, пока его не стерла простая усталость.
Танфия гордилась своими силой и ловкостью, но теперь она начала сомневаться – а под силу ли ей отмахать две тысячи миль, не говоря уже о том: чтобы отыскать сестру и вернуть домой? Девушка вздохнула, потерла лодыжку и откупорила флагу с яблочным соком. Запасы воды, сока и сидра уже почти закончились. В рюкзаках, правда, лежали еще припасы дня на четыре, а то и на пять, смена одежды, соль для чистки зубов, мыло, полотенца и бинты. На поясах все несли охотничьи ножи, а на плечах – луки и колчаны. Лучший лук был у Руфрида – он сделал его сам из дерева и кости. Еще все взяли непромокаемые зимние плащи – когда похолодает, у них уютно будет и брести, и спать, а покуда они давили на плечи жарким грузом.
Но, несмотря на все неудобства, Танфия ощущала душевный подъем. Все ж лучше идти куда-то, чем сидеть дома, надеясь на лучшее, но ничего не зная.
– Тан, сколько у тебя денег? – поинтересовался Руфрид.
– Три десятка кошачьих глазок.
На всякий случай она вытащила монеты из кармана и пересчитала – золотисто-коричневые искристые камушки в бронзовой оправе. Сотня глазок составляла одну шпинель, синий камень в серебре, а десять шпинелей – изумруд. Шпинельки Танфии приходилось видывать редко, а руды – всего дважды. Прекрасные, травяно-зеленые кружочки в золоте… В Излучинке, где товары по большей части не покупали, а выменивали, деньги значили немного.
Руфрид презрительно хрюкнул.
– И у нас с Линденом на двоих пятьдесят. Далеко мы на этом не уедем. В Парионе на такие деньги каравая не купишь. А этот боров Бейн унес в кармане наши пятнадцать рудов.
– Не наших! Я бы его грязные деньги пальцем не тронула.
– Нет, но нам бы они пригодились, чтобы купить коней. Таким шагом мы сотрем башмаки и сожрем все припасы, не пройдя и полдороги.
Всякий раз, когда Руфрид открывал рот, Танфии хотелось его стукнуть. Именно ей приходилось возвращать Линдену надежды всякий раз, когда брат втаптывал их в землю. Но он был прав. Поэтому-то девушка и злилась.
– Ну уж нет, – выпалила она. – Мы молодые, крепкие. Охотиться умеем, ягоды собрать сможем. А ты ноешь, как старуха. Хотя нет – это оскорбление для всех старушек.
На этом Руфе, слава богам, заткнулся; попытался было саркастически ухмыльнуться, но вышло как-то обиженно.
– Пошли, – нетерпеливо позвали Линден. – Пойдем через город, или в обход?
– Пожалуй что насквозь, – решила Танфия. – Надо фляги наполнить, хлеба купить. Мы ничего дурного не сделали, никто нас останавливать не станет.
– Пока, – предрек Руфрид.
Еще до полудня они вышли на главную улицу Хаверейна. Путники чувствовали себя страшно приметными, но на самом деле никто не обращал на них ни малейшего внимания. Танфия втайне презирала городок за приземленность, но ее привлекало любое поселение побольше Излучинки. Кирпичные дома поглядывали на улицу с высоты нависающих вторых этажей; потрепанные соломенные крыши потемнели от непогоды и пестрели недавними золотистыми заплатами.
К тому времени, когда путешественники добрались до главной площади, ярмарка была в разгаре. Улицы разъездили в грязь; жалобы бредущих на продажу коров, овец и свиней смешивались с людским гомоном. У Танфии кольнуло сердце при мысли о том, что они с Изомирой собирались в этот день на ярмарку вместе с Эвайном.
Жизнь продолжается, подумала она. Но едва ли кто-нибудь из Излучинки попадет на рынок раньше завтрашнего дня. Она постаралась расслабиться, и подошла к уличному разносчику, чтобы наполнить фляги родниковой водой и сидром. На это ушло десять ее драгоценных глазков. Линден тоскливо поглядывал в сторону выгородки, где били копытом три гнедых конька, потом отошел перемолвиться словом с их хозяином.
– Просит за каждую по пять рудов, – вздохнул Линден, вернувшись.
– Вот жлоб! – Руфрид хлопнул брата по плечу. – Ну, даже запроси он пять за всех, нам они все не по карману.
– Забудьте, – посоветовала Танфия. – Придется пешком брести, вот и все.
Они двинулись через толпу. Внезапно Танфия ощутила на своем плече чьи-то неловкие пальцы. Она раздражено обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с некогда рослым, а теперь сгорбленным стариком. Хотя волосы его были белей серебра, серые глаза еще лучились весельем, а широкая улыбка открывала редкие кривоватые зубы.
– Танни? – спросил старик. От него несло перегаром. – Малышка Танни?
Поначалу Танфия не признала его, и только через пару мгновений вспомнил, кто это мог быть.
– О боги – дед?!
Это был Лан, отец ее матери, которого она не видела уже… ой, и не припомнить, лет восемь, наверное. Семья от него отказалась.
– Чего этому пню надобно? – возмутился Руфрид. – Пошли, Танфия. Пусть идет своей дорогой.
– Я не могу, – выдавила девушка. – Это мой дед.
– Что?!
– На ярманку пришли, да? – ухмыльнулся старик.
– Э, не совсем…
– Как Эйния? Я тебя почти и не вижу. Нечестно это, да? С Фрейной я дурно обошелся, знаю, но с тобой-то нет. Пошли ко мне, поговорим. У хозяйки моей в любой час похлебки для всех найдется.
У Танфии заурчало в животе. Ей пришло в голову, что дед может ей помочь; наверное, только он один.
– Ладно, – выговорила она, покосившись на товарищей. – Мы с удовольствием..
Руфрид и Линден воззрились на нее с ужасом.
– Ты с ума сошла? – воскликнул Руфрид. – Мы не можем, нам идти надо!
Дед Лан уже тянул ее за руку, пытаясь увести за собой.
– От еды и крова нам отказываться нельзя, – прошипела девушка. – Вдруг от него будет помощь!
Взгляд Руфрида скользнул ей за спину, и лицо юноши внезапно помрачнело от беспокойства.
– Ладненько, – пробормотал он, – ты права, быстро, идем за ним…
И он погнал Танфию и Линдена вслед за уходящим стариком, едва не наступая им на пятки.
– Осторожно! – воскликнула Танфия. – Что на тебя нашло?
– Я заметил в толпе Колвина. Парня, который за отца черную работу делает. Если Артрин кого-то и пошлет за нами, то его!
Сердце Танфии заколотилось. Оглянувшись, она тоже приметила Колвина – тот возвышался над толпой на голову. К счастью, великан стоял к ним вполоборота: не замечая; лицо его скрывали пышная русая шевелюра и бородища. Большим умом Колвин не отличался, но заступать ему дорогу было опасно.
– Он нас видел?
– Не знаю. Вряд ли. Может, нам стоит у твоего деда пересидеть часок. Горе в том, что чем дольше мы сидим, тем больше народу может подойти из Излучинки, чтобы нас остановить.
– Но мы не можем без продыху идти! – заметила Танфия. – Вот, Линден просто зеленый.
Линден нахмурился, но смолчал.
Лан, не обращая на их беседу никакого внимания, провел троих путников к длинному, узкому домишке в подворотне, где изрядно припахивало готовкой и кое-чем менее приятным. Комната его располагалась под самой крышей, и подниматься пришлось по нескольким пролетам на удивление крутых лестниц.
– Уж звиняйте, – просипел старик, – у меня это зовется холодной сторонкой. А теперь погодите-ка, покуда я принесу кой-чего поесть – и выпить, а, парень?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70