Его товарищ, седеющий Двиорн, почти все время молчал, философски кивая.
После многочисленных любезностей касательно видов на урожай, на погоду, и достоинств «Золотого сокола» Атед поинтересовался:
– А вы откуда будете?
– ‘С-под Хаверейна, – промычал Руфрид с набитым ртом.
– Далеко. По делам никак? Да если не хотите – вы не отвечайте, мы, здешние, знаете, во всем Сеферете первые проныры.
– Мы в Скальд направляемся, – объяснила Танфия, повторив вранье Руфрида. – Торгуем, э, каменными кумирчиками, дедовой работы.
– А посмотреть бы неплохо, – намекнул Атед. – Сколько запросите?
Танфия осеклась. Показывать им было, само собой, нечего.
– Боюсь, все уже сговорено, – без запинки солгал Руфрид. – Особый заказ. Нам их даже разворачивать не положено, пока до места не добрались.
Танфия облегченно вздохнула про себя. Только сейчас ей начало приходить в голову, чем может обернуться для них разоблачение. Сам царь их, конечно, поймет, но сболтни лишнее слово приставучему пьянице в корчме, а тот возьми, да окажись чиновником вроде Бейна…
– В Скальд, значит? – Атед стряхнул пальцем с бороды клочок пивной пены. – Вы, это, поосторожнее там.
– А что? – спросила Танфия.
Их собеседник покачал головой.
– Солдаты так и кишат. Рекрутов, понимаете, набирают. Говорят, царь какую-то стройку затеял в Парионе, но я не знаю…
Засыпавший за столом Линден резко поднял голову.
– Это вы о чем?
Атед пожал плечами.
– А может, то вранье. Может, война началась, а мы и не знаем. Слыхал, в Скальде-то дурно попахивать стало. Новых командиров прислали из самой Парионы, и не тех, что обычно. Подлые души, как что – так не пикни. Не наши, знаете, тутошние. Им же нас защищать положено, оборонять. Брат мой в скальдской дружине служил, говорит – таких парней да девок поискать было! А эти что – тьфу!
– Может, царь решил, что наши разболтались, – рассудительно заметил Двиорн. – Трудно, знаешь, разбирая споры промеж крестьян, к войне готовиться.
– А что, из-под Хаверейна тоже рекрутов набирали? – поинтересовался Атед.
С трудом сглотнув, Танфия кивнула.
– Царь справедлив. – Она постаралась, чтобы голос ее звучал невыразительно. – Ото всех помалу. Моя сестра вытянула короткую соломку. А у вас?
– А у меня старшего сына забрали, и племянницу, и еще десятерых наших. – Атед мрачно уставился в глубину пивной кружки.
– Мне… очень жаль. – Танфия была потрясена.
– Странные слова, при том, что это «великая честь». – По тону Атеда совершенно ясно было, что он о такой чести думает. – Нам праздновать полагается. По пять рудов на семью отвалили. Возмещение, говорят. – Он сплюнул сквозь зубы. – Да на эти деньги лошадь не купишь. Хороши монеты, да работать не умеют.
– А вы знаете, что причиталось вам пятнадцать? – тихонько поинтересовался Руфрид.
– Что? – Атед вскинул голову.
– Мне тут бумага одна попалась – не для моих глаз. Для чего бы Гарнелис не набирал рекрутов, он справедливо награждает их семьи. Да только деньги по пути пропадают. Голову даю – прикарманил их какой-нибудь чинуша. Знаете, их подмазывают, чтобы одних забирали, других – оставляли… Кто-то на исполнении государевой воли себе набивает кошель.
Атед помотал головой.
– Гарнелису это не понравится. Такого он уж точно не хотел. Намерения-то у него самые добрые, но… хотел бы я снова увидеть сына.
Покуда шла беседа, вкруг стола собралась небольшая группа местных жителей. Пустые места на лавках заполнялись. Танфия физически ощущала их беспокойство и смятение. « Гарнелис не причинит нам зла… Мы, конечно, хотим ему помочь… но что творится ?».
Двиорн хлопнул по столу ладонью.
– Говорят, эта стройка так велика, что для ее завершения потребна половина всех рабочих рук в царстве, и что грядет вторая волна наборов. Теперь забирать будут не каждого седьмого, а каждого третьего, потом – каждого второго, а потом – всех, кто на ногах держится!
– Не преувеличивай, – возразил Атед. – Это бы нас погубило.
– Я не преувеличиваю. – Танфия уловила в глазах Двиорна блеск острого ума, и содрогнулась. Старик не пересказывал страшную байку; он предсказывал, руководствуясь холодным рассудком. – И да – это нас погубит.
– Но Гарнелис не причинит вреда Авентурии, – осторожно заметила Танфия, следя за реакцией собравшихся. – Самодержец заключает с царством завет, который не может нарушить. Так было со времен царицы Гетиды. Как ты и сказал – это большая честь быть избранным для царской стройки.
Двиорн цинично фыркнул.
– Еще б им так не сказать! Не заявят же они: «Пошли, будешь, как осел, камни таскать». Им надо, чтобы избранники сами шли, а не отбивались с воем.
Перед мысленным взором Танфии предстало душераздирающее зрелище уходившей Изомиры.
– Не то, чтоб я имел что-то против доброго старого Гарнелиса, – продолжал Двиорн. – Он-то добра желает, точно. Только эти богатеи в янтарных чертогах, им нашего житья не понять. Разорят они землю, и сами не поймут, что утворили, покуда со столов еда не пропадет, а с плеч – тканье!
Смех разрядил напряжение. Покуда шумела толпа, Атед нагнулся вперед и стиснул руку Руфрида, поглядывая острым взглядом то на него, то на Танфию.
– Друзья, раз уж вы в Скальд собрались, не окажете мне услугу? Я, само собой, верен царю Гарнелису, но когда твою кровь забирают – тут дело другое. Коли пройдете мимо Афтанского Рога, не передадите ли весточку в лагерь? Сына моего спросите, Беорвина, и передайте… передайте, что мы его не забываем, и коли сможет вернуться когда…
– Что? – перебил его нахмурившийся Линден. – Какой лагерь на Афтанском Роге?
– Сказали, всех рекрутов собирают там, покуда по всему Сеферету набор не пройдет. А потом всех вместе повезут в Париону…
– Когда? Когда?
– Уж не знаю, парень, – Атед от внезапной горячности собеседника несколько опешил. – Наших-то забрали дней пятнадцать тому обратно.
– Думаете, они еще там?
– Надеюсь.
Линден уже стоял на ногах, обжигая взглядами то брата, то Танфию.
– Если мы успеем добраться туда прежде, чем они уедут, мы…
– Да! – Танфия, вскочив, протолкалась вокруг стола и оттащила Линдена в сторонку. Сердце ее колотилось. – Тихо ты! Сядь! Всем-то не говори!
– Прости. Но нам надо идти!
– Сядь! – твердо приказала девушка. – Я пойду расплачусь. Потом уйдем – тихо. Не надо, чтобы все знали, куда мы путь держим… мало ли что.
У стойки Танфия заплатила за ужин, наполнила фляги и извинилась, что на ночь остаться они все же не смогут. Надежды на сладкий сон в мягкой постели и горячий завтрак развеялись, но Линден был прав.
– Руфе! – прошипела она.
– Зар-раза. – Руфрид с явным неудовольствием встал. – Ладно, иду.
– И не смотри на меня так. Вдруг нам не хватает всего пары часов, чтобы нагнать ее! Далеко еще идти?
– По карте надо глянуть. Миль сто, кажется.
– Это три дня! – воскликнул Линден.
– Если поднажмем – два.
Все пожитки оставались при них – путники решили поужинать прежде, чем занимать комнаты.
– Эй! – крикнул им вслед Атед, когда они выходили, – его зовут Беорвин! Не забудьте!
– Сделаем, что сможем! – ответил Руфрид.
Огонька вывели из конюшни, взнуздали, оседлали, навьючили на спину мешки. Когда они вышли на улицу, было темно. Лил дождь, ветер нахлестывал деревню, засыпая путников палой листвой и отнимая дыхание. Идти им предстояло на одном упорстве.
Руфрид приостановился под фонарем у ворот «Золотого сокола», чтобы глянуть на карту, поругиваясь, когда порывы ветра рвали из рук хрусткий холст.
– Ага, – проронил он наконец. – Все просто. Пока не сворачиваем с дороги – мы идем куда надо. Тан, вытряси из моего мешка фонарь, запалим здесь.
Запахнув от ветра плащи, трое двинулись в путь. Вскоре позади остались последние дома, под ноги легла узкая разъезженная тропа. Кружок света от фонаря плясал под ударами бури.
Несколько часов спустя спящей на ходу Танфии уже казалось, что весь мир сжался до шарика, наполненного ветвями и мокрым дерном. Ее переполняли усталость, боль и отчаяние.
Все муки были бы оправданы, если они вернут Имми… только вот как? Бейн забирал ее с такой холодной, почти глумливой непреклонностью, что едва ли вернет по одной просьбе.
– Что он имел в виду – вторая волна? – задумчиво поинтересовался Линден. – Они же не заберут всю Излучинку, нет?
– Не в том дело, – ответила Танфия. – Это не только излучинское горе.
– Не понимаю, что творит старик Гарнелис, – заметил Руфрид. – Все говорят, что он добр, мудр, и не ошибается. И до сих пор все так и было. Жили мы безбедно, никто нас не трогал. Все были счастливы.
– Потому что наш отец со всеми трудностями разбирался, – уточнил Линден.
– И моя бабка, – добавила Танфия.
– Да что у нас за трудности?! – воскликнул Руфрид. – То ссора, то дра’аки налетят – мелочи это. Вы вспомните, как жилось до битвы на Серебряных равнинах, и поймете – мы к раю земному привыкли. Боги, такое ведь говорят о жизни под бхадрадоменами…
– Не надо! – крикнула Танфия.
– Что?
– Не произноси это слово. Особенно – ночью.
– Суеверия, Тан, – скупо усмехнулся Руфрид. – Нельзя стать начитанной горожанкой, пока ты остаешься суеверной пейзанкой.
– Плевать. Только молчи!
Несколько минут они брели в молчании.
– Не могу я болеть за всю Авентурию, – проговорил, наконец, Линден. – Мне бы Имми найти, и вернуть домой.
Снова и снова на Линдена накатывало ощущение, что за путниками следят. По спине бежали мурашки. По краю поля зрения проскальзывали серые тени, мнились за спиной шепотки и мягкие шаги. Но стоило остановиться, прислушаться, и лесная мгла вновь была тиха и недвижна.
Они шли ночь, день, и еще ночь, останавливаясь, только чтобы перекусить и ухватить пару часов сна. Огонек терпеливо брел за ними, порой спотыкаясь от усталости. Он уже начал худеть, и Линден очень за него беспокоился. Ведя коня под уздцы, он поглаживал Огоньку уши и нашептывал: «Ты прости, малыш. Знаю, устал. Ты только дойди, уже недолго».
К следующему рассвету у путников уже подкашивались ноги. Они брели, как заведенные, опасаясь остановиться даже на минуту, потому что исстрадавшиеся тела уже не двинулись бы снова. Танфия и Руфрид настолько устали, что прекратили препираться, за что Линден был искренне благодарен судьбе. Он любил своих спутников, но порой ему очень хотелось треснуть обоих по голове.
Впереди завиднелся золотой луч. Лес расступился, и тропа вывела путников к изумительной красоты холму. Зрелище было столь прекрасным, что путешественники невольно остановились полюбоваться. Осенний рассвет красил червонным золотом зеленый склон, такой гладкий, будто кусок равнины вырезали и поставили наскось. Склон поднимался слева направо, к вершине, гордо возвышающейся над крутым восточным обрывом.
– Ну вот, – облегченно выдохнул Руфрид. – Это Афтанский Рог.
Взгляд Линдена скользнул по колышущемуся зеленому склону к вершине, но не нашел ничего, напоминающего лагерь. Правый склон, лишенный даже травы, ступеньками ниспадал в глубокую долину; дорога, которой шли путники, продолжалась одной из этих ступенек. Внизу виднелась петлистая река и отблескивали крыши мрачно-величественных домов сизого камня, крытых темно-сапфировым сланцем. Дома рядами строились вдоль берегов, полускрытые деревьями и голубой дымкой.
– Это, должно быть, Скальд! – воскликнула Танфия. – Первый город, какой я вижу. Эх, было бы время пойти посмотреть…
– Нету времени! – нетерпеливо перебил ее Линден. – Следов лагеря не видишь?
– Места много, – заметил Руфрид, глядя на Рог. – Он может быть где угодно.
– Тогда спросим кого-нибудь.
Они перекусили черствым хлебом, козьим сыром и овсяным печеньем, и вновь двинулись в путь. Вскоре тропа раздвоилась: правая вилась по обрывистому склону, левая уходила по пологому. Выглядела она новой, но исхоженной, колеса и подковы отщипывали от скалы щебень. Сейчас обе дороги были пусты.
– К вершине? – спросил Руфрид.
Линден кивнул. Сердце подсказывало ему, что этот путь верен. Перед глазами вставала картина – бейновы конники рысят по дороге, и перед одним из солдат в седле горбится усталая и несчастная Имми, – и в груди вспыхивал гнев.
Склон оказался круче, чем виделся издали. Путники проходили или лугов, где паслись овцы и козы, мимо маленьких рощиц. Трава блестела росою. Линден понимал, что башмаки и штаны его давно промокли, но уже не чувствовал неудобства, и не видел окружающих красот.
По мере подъема им открывался вид на запад. Скальд скрывался за холмом, и отсюда видны были лишь стекающие со склона изумрудные луга, раскинувшиеся не на одну милю, а к западу, милях в двух-трех, раскинулся до самого горизонта густой и мрачный лес.
К седловине они поднялись за час. Вершина оказалась плоской и обширной. По левую руку когда-то рос сосняк, но теперь от него остались только пугающе голые пни. Потом Линден увидел ограду – стену из грубо обтесанных бревен высотой самое малое в полтора человеческих роста, и увенчанную чем-то блестящим.
Сердце юноши заколотилось.
– Дошли, – прошептал он сухими губами.
– Стой! – Руфрид ухватил его за плечо. – Оградка, смотри, какая. Похоже, кто-то не хочет, чтобы через нее лазили.
Внезапно Линден увидал, что блестит по верхнему краю забора. Это были осколки стекла.
– Антаровы ядра… – выдавил он.
– Солдатский лагерь – это солдаты, – продолжал Руфрид. – Солдаты носят мечи, копья и луки. Бейн и его команда не церемонились, когда набирали рекрутов. Этак нас всех убить могут.
– Обязательно мне все разжевывать, как придурку? – огрызнулся Линден.
– Никто не разжевывает, – обиделась Танфия. – Но надо быть осторожными.
– Ну, отбивать ее силой было бы неумно, нет? – бросил Линден. Придется торговаться. Скажем, что у нее мать заболела, или еще что. В конце концов, обменяем.
Руфрид вздохнул. Под глазами его висели мешки, и весь он был обмякший, грязный, растрепанный.
– На что? На безногого пони?
– Пусть они лучше меня возьмут, чем ее. На меня!
– Это – через мой труп: – мрачно пообещал Руфрид. – Ладно, сейчас узнаем, чего стоил этот дурацкий поход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70