— Сеньор,— просто сказал Диего Бонамария,— я с радостью принимаю ваше предложение. Без вашей помощи я вряд ли смог бы восстановить свою усадьбу. Спасибо.
— Мы еще на некоторое время останемся вместе, так ведь? — сказал Милио.— Ведь все направляются в Альфар. Дон Энрико, это чей жеребец?
— Он принадлежит армии Его Величества.
— Тогда вы ничего не потеряете, если мы его конфискуем.— Он обернулся ко мне:
— Я слышал, что вы направляетесь в Сарагосу. Не будете ли вы так любезны, чтобы передать сообщение нашему отцу? Он живет в замке по соседству с Аллагоном.
— С удовольствием, сеньор!
— Спасибо. Чтобы путь для вас был более легким, возьмете этого коня.
Он не стал дожидаться от меня благодарности и повернулся опять к прелестной цыганке. Во взгляде, который она на него устремила, он прочел обещание, которое в эту минуту было для него милее всех обещаний на свете.
ШЕСТОВИК
В МЕРТВОЙ СТЕПИ
Между Техасом, Нью-Мексико, индейскими территориями и Скалистыми горами простирается пустыня, столь же страшная, как азиатская Гоби или африканская Сахара. Ни ручеек, ни куст, ни холмик не виднеются на однообразной, мертвой равнине, ни один источник не подарит здесь I страждущему освежающий глоток. Ничего, кроме песка. Лишь изредка наткнется храбрый охотник, отважившийся пойти по этой пустыне, на зеленую поросль: но это колю-чие, жесткие кактусы, которые лучше обойти.
И все-таки в этом негостеприимном краю есть дороги: i вверх на Санта-Фе, на золотые прииски в Скалистых горах и вниз, в богатую Мексику. Но то, что здесь называется дорогой, на самом деле только шесты, воткнутые в песок и указывающие путь маленьким караванам воловьих упряжек, трапперам, охотникам, скваттерам, поселенцам. Горе тому, кто отклонится от этих шестов, из-за которых юго-западную часть Штатов называют Льяно Эстакадо, то есть, равниной шестов, горе также и в том случае, когда толпы индейцев или белых бандитов вытаскивают шесты, чтобы сбить путника с верного направления. Кто заблудился, тот пропал.
Пустыня простиралась необозримая, словно море. Солнце палило, над горячим песком трепетал сверкающий свет, ослеплявший и резавший глаза. И в этом печальном краю двигались пять живых существ: всадник, лошадь и три грифа. Грифы кружили высоко в небе, словно ожидая, когда лошадь и человек упадут и станут их добычей.
Этот одинокий путник был молодым человеком лет двадцати семи. На нем была обычная одежда охотника, кожаная рубаха с бахромой, кожаные штаны и мокасины, а на голове фетровая шляпа, по форме и цвету которой можно было предположить, что ее владелец уже долгое время не соприкасался с цивилизацией. Его бледное истощенное лицо, мутные, остекленевшие глаза, выгоревшие волосы и рука, судорожно сжатая на прикладе ружья, указывали на то, что он находится на пределе своих сил.
Настолько же был утомлен и его конь, по всей видимости, мустанг, недавно выбранный из стада. Еще несколько дней назад он наверняка кипел буйной силой, теперь же едва волочился с высунутым языком и глазами, налитыми кровью. Молодой человек собирался с отрядом вестмэнов из Санта-Фе доехать до Арканзаса. Но на них напала толпа команчей, и он убежал от них один только благодаря своему коню. Краснокожие преследовали его вплоть до этой пустынной степи, иначе он никогда не отважился бы вступить на равнину Льяна Эстакада.
Шесты на его пути пропади еще вчера, и он не располагал никакими другими указателями пути, кроме компаса, звезд и солнца. Уже три дня подряд его рта не смочила ни единая капля влаги, и его глаза грустно следили за грифами, которые снижались все больше по мере того, как все более неуверенным и шатким становился шаг его коня.
Наконец конь остановился и не трогался с места. Он сотрясался всем телом, и казалось, что в любой момент он может рухнуть.
— Значит, отсюда никуда дальше! — пробормотал молодой человек.— Выходит, нас уже ничего не спасет, лошадка?
Он уже хотел слезть на землю, как вдруг заметил перемену в поведении лошади. Казалось, что она трясется не только от усталости, но и от страха. Ноздри ее расширились и напряглись, она подняла голову, чтобы фыркнуть, то есть подать знак, которым лошадь прерий объявляет о присутствии враждебного существа.
Путник вынул подзорную трубу и осмотрел окрестности. Он увидел, что грифы отлетели на запад и опустились на землю. На песке он обнаружил какие-то неподвижные точки и рефлекторно потянулся к ножу. Потом он сказал себе, что в данный момент хуже ничего уже быть не может. Он взял лошадь под узду и потихоньку потащился в том направлении. Время от времени он подносил к глазам подзорную трубу. Наконец, он рассмотрел, что эти черные точки — койоты и грифы, собравшиеся вокруг лежащего человека.
Молодой человек содрогнулся от ужаса. Он собственными глазами увидел, что ждет его, если он не найдет скорого спасения.
— Кто же это такой? Охотник? И где его лошадь? Только он умрет, растащат его по кускам, а его кровь...
Он прервался. Последние слова навели его на новую мысль.
— Нет, нашей крови они не получат. Зато их кровь спасет нас от смерти.
Он подал коню знак, чтобы тот лег. Животное послушалось. Потом он стал подкрадываться к койотам. Из лассо молодой человек сделал две петли, прикрепил лассо ножом к земле и положил в петли пару ломтей сушеного бизоньего мяса из своих запасов. Потом отошел немного назад и прилег на землю.
Койоты, увидев его, отошли немного от своей добычи и стояли в нерешительности. Но теперь, когда он лежал тихо и без движения, они подошли с поднятыми хвостами и высунутыми языками, чтобы взглянуть на новую жертву. Едва один из них добрался до петли и заметил приманку, он жадно бросился на нее и тут же был пойман. Прозвучали два выстрела, койот и его товарищ рядом свалились.
Охотник поспешил к ним. Вся усталость слетела с него. Ножом вскрыл он артерию убитого животного и жадно стал сосать теплую сладковатую кровь, которая в иных обстоятельствах была бы ему омерзительна. Потом он подбежал к лошади, вынул из седельной сумкки стакан, наполнил его кровью и подошел к лежавшему, которого выстрел вывел из забытья.
— Воды! — простонал он.
Дымящийся напиток явно ободрил жаждущего. Он сел и с удивлением взирал на своего спасителя.
— Ах, сэр, это мне помогло. Дайте еще капельку. Спаситель отправился к койотам и принес последнюю порцию крови.
— Сэнк'ю, сэр! Благодарю вас! А я уж думал, что стою у врат небесных. Эти скоты уже собирались меня сожрать, но вы им пиршество испортили.
— Мне угрожала та же участь, и тут мне пришло в голову, что будет лучше, если я получу их кровь, а не они мое мясо!
— Вэлл, глоток был скорее омерзительным, но последствия его хорошие. Он спас нас, хотя и всего на какие-то минуты, но...
Он прервался, прикрыл глаза от солнца рукой и засмотрелся на легкое маленькое облачко на горизонте.
— Вот что поможет нам, сэр! Из этой штуки получится ливень на полчаса, который мог бы превратить мертвую степь в озеро, если бы песок не поглотил всю воду. Но я остался здесь без лошади, без общества, без...
— Без лошади? Вон там лежит мой одер. Он уже отказался сделать хотя бы шаг. Я ехал из Санта-Фе, убежал от команчей и хотел подняться вверх на холм, а оттуда через Ред Ривер, Красную Речку, податься в Арканзас. Меня зовут Ричард Клаузен, я из Франкфорта в Кентукки.
— Ричард Клаузен? Вы случайно не автор тех стишков, которые кое-кто хвалит?
— Вы угадали. Я отправился на Запад, чтобы написать пару стишков о саванне, и меня едва не сожрали койоты. А теперь я хочу задать вопрос вам.
— Хотите знать, как зовут меня, сэр? Уверяю вас, что я не президент и не губернатор. От рождения меня зовут Том Саммерлэнд, и я собираюсь оставаться Томом Сам-мерлэндом до тех пор, пока с меня не снимут скальп или какой-нибудь гризли не сожрет вместе с волосами. Вы никогда не слыхали о Билле Саммерлэнде?
— Вы имеете в виду адвоката из Стентона в Арканзасе?
— Да. Это мой знаменитый брат. Я ехал к нему. Вез с собой великолепный груз золотого песка и самородков, но шестовики меня избавили от всего этого.
— Шестовики?
— А вы не знаете, что это за мерзавцы? Здесь шляются всякие выродки, бежавшие в пустыню от карающей десницы правосудия. Грабят и обдирают, как только могут, а особенно тех, кто попадает в мертвую степь. Чтобы сбить их с пути, они вытаскивают из песка шесты и выбрасывают их, либо втыкают так, чтобы они указывали неправильное направление. Когда же путники от усталости едва бредут, они нападают. Теперь вы знаете, почему их называют шестовиками.
Когда мы выехали из Спаниш Пикс, нас было двадцать хорошо вооруженных вестмэнов. Мы уже преодолели большую часть Льяна Эстакада, когда шесты исчезли. Мы ехали дальше как можно осторожнее. Но никакая хитрость и осмотрительность нам не помогли, однажды ночью мы подверглись нападению. Все мои друзья погибли, лишь мне удалось убежать, но без лошади и без оружия. Я выдержал это три дня, но потом уже не мог идти дальше. Как долго я лежал здесь, не знаю. Когда же пришел в себя, были вы. Благодарю вас, сэр. Лишь только старый Том Саммерлэнд обзаведется какой-нибудь хлопушкой и лошадью, вы увидите, что из благодарности к вам он готов глотнуть и иных вещей, кроме стаканчика крови койота.
Он замолчал. Эта речь была, очевидно, самой длинной в его жизни. Том смотрелся явно не по-джентльменски. Суровая жизнь оставила свои следы на его теле и одежде, но его лицо своей незаурядностью и прежде всего частой для трапперов комбинацией хитрости и добродушия выдавало стопроцентно порядочного человека.
— О ружье не беспокойтесь,— сказал Клаузен.— У меня кроме двустволки есть отличный карабин. С радостью вам его презентую. В снаряжении и еде тоже нужды не испытываю. Лишь воды, воды нам не хватает, и не только нам обоим, но, главное, лошади, а без воды мы пропадем. Но вы были правы. Туча растет на глазах, она уже закрыла половину небосвода. Вероятно, мы все же не умрем от жажды.
— Я готов заключить пари на свою шапку. Через пять минут здесь будет великолепный ливень. Том Саммерлэнд не впервые в мертвой степи, он знает ее размеры, как свои башмаки. Быстро свяжите коня и спрячьте порох!
Он поднялся и натянул шапку на свои взъерошенные волосы. Другой такой головной убор было трудно вообразить. Много лет назад ее, очевидно, собственноручно сшил обладатель оленьими жилами из шкуры медведя, и уже тогда она имела странноватый вид. По истечении времени шерсть сплошь вытерлась, кроме пары грязных бурых лоскутков, которые кисточками свисали с кожи. Обработанная дождем и солнцем, она приобрела вид неописуемо роскошный и отдыхала теперь на голове владельца, словно высушенная медуза. Такие живописные вещи в прерии не редкость. Они сослужили своим владельцам хорошую службу, но, в силу почтительного к ним отношения, они не выбрасываются, покуда владелец не возвращается в лоно цивилизации.
Воздух был еще более душным, чем раньше, но оба путника жили только надеждой на дождь. Лошадь также вскочила и с фырканьем задирала голову. Ее крепко привязали к колышку. Клаузен убедился, что снаряжение и еда надежно укрыты от дождя. Лишь только он сделал это, хлынул такой ливень, что, казалось, на небе кто-то открыл гигантские заслонки, вода падала сплошным потоком. Сам-мерлэнд снял свою шапку и подставил под воду. В один момент она была наполнена.
— Проделайте то же самое, сэр. Ваше здоровье!
Он лил воду в раскрытый рот, потом крякал, словно осушил добрую кружку пива, снова подставлял свою «медвежью» шапку под благодатные струи. Клаузен последовал его примеру. Мустанг радостно ржал и взбрыкивал.
Больше часа низвергались водные потоки, беспрестанно, с неубывающей силой. Потом ливень прекратился сразу, словно его кто-то отключил.
— Вот это был дождик! — ликовал Саммерлэнд.— Как он, пойдемте, сэр, попробуем выбраться из этой степи куда-нибудь, где есть немножко травы и какой-нибудь источник.
— Не возьмете ли сначала кусок мяса? У меня его предостаточно.
— Давайте. Будем жевать на ходу.
— Вэлл. Но раньше мы должны решить, Том, в каком направлении нам двигаться. Я предлагаю север-север-восток. В этом направлении убегали койоты, когда испугались моих выстрелов. Ни одна шельма не выдержит долго без воды, так что, я полагаю, в этом направлении мы доберемся до воды, а там, глядишь, и к зеленой растительности, которая могла бы послужить пищей для моей лошади.
— Вот уж чего не подумал бы о вас, сэр. У вас глаза на нужном месте. Ведь вы поэт, а у них глаза созданы только для звезд. Итак, на север-север-восток.
— Но раньше возьмите карабин и мой складной нож. Ружье и томагавк я оставляю себе. Я должен его еще зарядить. Человек никогда не знает, что его ждет.
— Олл райт! Давайте! Я не опозорю ваш карабин.
Конь быстро вышел на прежнюю дорогу. Но его живость была обманчивой. Он уже давно ничего не ел, и его силы без подкрепления быстро иссякали. Вечером, когда конь начал уже заметно ослабевать, Саммерлэнд вдруг втянул воздух ноздрями. Клаузен сделал то же.
— Кактусы,— объявил он.— Мы должны к ним свернуть.
— Свернуть! И думать нечего! В любом случае мы должны идти к ним. Это так же верно, как на мне сидит моя шапка.
— Почему?
— Потому что они тоже налились дождем и...
— Вы правы, Том,— перебил его Клаузен.— Снимем с них кожуру с иголками. Может быть, тогда конь будет их жрать.
— Если это будет съедобный сорт.
Они быстро достигли кактусового оазиса. Растения в большинстве своем имели шарообразную форму. При иных обстоятельствах конь не стал бы есть мякоть, извлеченную после очищения кактусов, но сейчас он жадно хрустел ею. Когда конь насытился, они опять выбрались на дорогу. Они двигались так до наступления ночи, попеременно один на лошади, другой пешком, пока все не были утомлены до крайности.
С рассветом они снова отправились в путь я около полудня к безмерной радости обоих путников среди песка стали попадаться стебельки травы. Зелень потихоньку прибывала, и наконец степь уступила место травяной прерии.
Они были спасены. Сочная трава дала жеребцу настоящую резвость, и охотники с удовольствием бросились на свежий прохладный ковер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30