И кроме того, этот хадеша странно себя вел. Вероятно, он совершил какую-то пакость и старался скрыть ее от нас. Хотел бы я присмотреться к нему повнимательней. Уж я-то в людях разбираюсь.
И я продолжил путь. Халеф, Умар и хаддадцы присоединились ко мне, а в конце концов за нами двинулись и мунтефика, увидев, что я непоколебим в своем решении.
Мы тогда поехали на юго-запад и скоро напали на следы хадеша. По ним мы скакали до самого вечера. Местность была тоскливая, вода у нас кончилась, но мы не могли свернуть на юг к васитской дороге, поскольку вдоль нее жили многочисленные ветви племени тамима. Наверняка они были друзьями Абд эль Бирра, и кто знает, не предупредил ли он их о нашем появлении. Я не верил в то, что нас здесь горячо бы приветствовали при появлении.
Чуть дальше вдоль той же дороги жили другие племена, которым можно было доверять больше. Поэтому мы старались преодолеть как можно больший участок дороги, и вечером, когда наконец сделали остановку, все были безмерно утомлены — и лошади и люди. Едва мы успели выставить охрану — после вчерашнего случая Абд эт Тахира не возражал,— как тут же все уснули. Но через несколько минут я почувствовал, что меня кто-то трясет за плечо, и открыл глаза. Это был Умар ибн Садик. Он говорил шепотом, чтобы не разбудить остальных:
— Встань, сиди, и послушай. Очень странный звук. Это наверняка не животное.
Я поднялся и отошел от лагеря, чтобы нам не мешали фырканье лошадей и храп спящих.
Всюду было тихо, но через минуту послышались звуки, происхождение которых я долго не мог понять.
— Это и в самом деле странно,— сказал я.— Это не может быть шакал или фенек и уж точно не гиена. Больше всего это напоминает плач ребенка. Пойдем на голос. Но с оружием в руках!
Мы шли бесшумно и чем ближе подходили, тем отчетливее были звуки. Постепенно мы стали различать два слога, а именно: «зар» и «ка». Теперь мы уже не сомневались, что слышим плач ребенка.
Зарка — это женский род арабского слова «азрак». Очевидно, это было имя матери или няньки, которую пытался дозваться ребенок.
Но как мог ребенок очутиться один в пустыне?
Наверняка рядом с ним были взрослые, и кто знает, может, была приготовлена ловушка.
Мы подкрадывались все ближе и ближе, пока не увидели наконец, что на песке лежит ребенок. Совсем маленький ребенок. А вокруг ни единой живой души.
Я внимательно осмотрел местность вокруг, но не заметил ничего подозрительного. Когда же я наконец вернулся к Умару, то снова удивился. Он сидел на земле и нянчил ребенка. Тот свернулся в клубочек у него на руках и спал.
Умар прижал палец к губам.
— Тсс, не разбуди его, сиди. Уснул. Мы можем возвращаться, но тише, тише,— шептал он и потихоньку поднимался, чтобы не разбудить ребенка.
Он осторожно донес его до лагеря и нежно держал на руках всю ночь. Вот уж чего не ожидал от сурового бедуина. Нашему найденышу был год с небольшим или, во всяком случае, не больше двух. На рассвете он начал потягиваться и спросонья опять звать свою Зарку. Потом открыл глаза. Но что это были за глаза! Синие, как васильки. Я готов бы сказать: «небесно-голубые», если бы это не было выдумкой сказочников.
Арабенок с синими глазами! Это было чудо. Умар по-раженно воскликнул, он тоже был восхищен этим, мальчуган был словно нарисованный. От этого возгласа проснулись все остальные и озабоченно взирали на незнакомого ребенка. Мальчик испугался, обхватил Умара за шею, прижался к нему и начал звать свою Зарку.
Его удалось успокоить только глотком воды и горстью мягких фиников.
Но что дальше делать с ребенком? Мы решили довезти мальчика до ближайшего селения, а это был Эль Ахадид у васитской дороги. Скорее всего, он оттуда и прибрел, хотя для столь маленького ребенка это казалось скорее невозможным.
Мы сели на лошадей и поскакали к селению. Ребенок боялся всех нас и плакал, когда к нему кто-нибудь приближался, он доверчиво льнул только к Умару и смеялся при нем. Умар от такого доверия был безмерно счастлив. Он держал мальчишку, запахнув его в хаик, на лошади и заботился о нем, как прирожденная нянька.
— Сиди,— сказал он,— это дитя моего сердца. Аллаха беру в свидетели, что отдам его только отцу.
— А если мы его не найдем?
— Тогда я мальчика не брошу, а привезу в дар Сахаме, жене любви моей.
Его привязанность к ребенку росла час от часу, а когда мы вечером приближались к Эль Ахадиду, он сказал мне:
— Я был бы счастлив, если бы его родственники не нашлись. Ты посмотри, как он таскает меня за бороду и смеется. Но если аллах так распорядится, что мы найдем его потерянных родителей, я верну им ребенка. Аллах свидетель, я верну его.
В Эль Ахадиде не жили никакие тамима, поэтому мы смело въехали в селение.
Но здесь никто не узнал ребенка. Ни у кото не пропадал сынишка, и никто также не слышал, чтобы в соседних дуа-рах кто-то потерял ребенка.
Я предложил, чтобы мальчика оставили за плату на попечение кого-то из чужих, потому что он будет нам мешать в поездке. Жители селения будут иметь лучшие возможности разыскать его родственников. Однако Умар не согласился.
— Нет, нет, сиди,— сказал он.— Я нашел мальчика и я его отвезу родственникам самолично. Чужим людям не доверю. А если родственников не найду, усыновлю его. А что, если его зовут Зарка?
— Но ведь это женское имя!
— Хорошо, тогда мы будем звать его Эль Лакит, Найденыш.
АБД ЭЛЬ БИРР
Ахадидские бедуины относились к нам равнодушно. Они бесплатно давали нам воду, а фрукты, муку и другие продукты продали дешево.
Один из них только что вернулся из Васита и сообщил, что встречался там с Абд эль Бирром и его отрядом. Из его рассказа я понял: ахадидцам хандамцы уж никак не пришлись по сердцу, и поэтому сообщил им, что нас сюда привело.
Наши намерения им, очевидно, очень понравились. Аха-дидцы сразу же объявили нас своими гостями и снабдили всевозможными инструкциями: куда и как ехать, где свернуть. Эти инструкции были нам тем более необходимы, что мунтефика эту местность знали уже только в общих чертах.
Хандама из племени малика имели перед нами преимущество в полдня. Если мы собирались настичь их, то должны были выезжать как можно быстрей. Но для ребенка это было тяжелым испытанием, и когда он слишком расплакался, мы вынуждены были ехать потише. Мунтефика роптали, но Умар на них не обращал внимания. Он глядел только на своего подопечного и, казалось, думал о нем больше, чем о своей мести. Он ласкал своего Эль Лакита, что-то лепетал ему, а мальчишка отвечал на все обещания одним словом «Зарка».
Вечером мы напали на след хандама и решили, что теперь-то уж их не упустим, разве что будем вынуждены огибать некоторые враждебно настроенные селения.
Бедуины сошли с васитской дороги и поехали в сторону Мекки. На следующий день после полудня мы дошли по их следам до селения под названием Мавийя, где, согласно нашей информации, жили анхарские арабы, которые тамима родственниками никак не являлись.
Мы хотели здесь расспросить о наших хандама. Но сделали это мы таким образом: весь отряд по моему совету остался за чертой чужого селения, а мы с Халефом отправились в Мавийю.
Как только мы попали в поле зрения обитателей первых домов, началось бегство. Дети мчались сообщить о нашем приезде. Но когда мы въехали в дуар, везде было пусто и тихо, только какая-то старуха ковыляла по дороге.
Мы сразу же спросили ее, где живет шейх эль белед. Она указала нам на большой шатер. Полог шатра отклонился, и строгий владыка деревни появился из него.
Он не стал ожидать наших слов, а позвал нас внутрь выкурить трубку. Мы отговаривались тем, что у нас нет времени, но он повторял свое приглашение столь настойчиво, что было ясно — отказ был расценен бы как обида.
Мы не могли себе позволить наживать слишком много врагов в местности, по которой должны еще и возвращаться. Итак, мы сошли с лошадей, оставив их привязанными к кольям шатра.
Араб приветствовал нас полным и совершенным «ахлан ва сахлан ва мархабан», что порядком поубавило моих опасений, потому что так неприятных гостей не приветствуют.
Он пригласил нас присесть, выбрал для нас лучшие из своих трубок, дал нам табак и кремни. Ни о чем нас не расспрашивал, а начал разговор сам. Одним словом, образцовый хозяин.
Тут я услышал снаружи тихие, крадущиеся шаги, ропот толпы.
— Обитатели твоего селения наверняка в дороге,— сказал я спокойно.— Я видел только нескольких мужчин и старуху.
— Нет, у нас все дома, мы ждали вас.
— Как это? Вы, значит, знали, что мы приедем?
— Абд эль Бирр, шейх хандама, сказал нам, что вы придете, гяуры проклятые, чтобы осквернить священный путь паломников. За это вы поплатитесь жизнью, вонючие шакалы...
— Замолчи! — крикнул я ему, и вскочил, Халеф за мной.— Да, я гяур, но шакал — это ты!
— А твои люди — щенки, шакалы, трусливые гиены! Такой заслуживает бича! — сказав это, Халеф сорвал с крючка хлыст и стал хлестать хозяина, словно норовистую скотину. Прежде чем шейх успел закричать, я заставил его молчать сильным ударом кулака. Он свалился на землю. После этого я отодвинул занавесь шатра.
Пространство перед шатром было тесно заполнено толпой, состоящей самое малое из ста вооруженных мужчин и мальчишек, готовых растерзать на куски осквернителей своего святого пути, а позади них теснились представительницы женской половины племени всех возрастов.
Я хотел вскочить на коня и прорваться через толпу, но хаджи Халеф отодвинул меня и обратился к собравшимся:
— Для чего вы пришли сюда, правоверные мусульмане и храбрые воины Мавийи? Мы — хандама, нас послал наш шейх Абд эль Бирр, чтобы мы сообщили вашему шейху эль белед, что неверные псы, которых вы поджидаете, должны вот-вот приехать. Вы преждевременно оставили свои укрытия. Каждую минуту гяуры могут быть здесь, а увидев вас, они убегут. Исчезните! Укройтесь, покуда еще есть время!
И чтобы уж совсем их запутать, он возвратился в шатер и задернул занавесь. Шейх еще был без сознания. Мы выглянули сквозь щель. Толпа в панике разбегалась.
Хаджи победоносно рассмеялся.
— Видишь, сиди, что может сделать капелька хитрости! Они уже прячутся. Уже последний скрылся. Поехали!
Снаружи не было ни живой души. Но только мы выбежали из шатра, как из-за длинного низкого строения выскочили несколько мужчин, среди которых я узнал Абд эль Бирра и троих хандама.
— Измена! — кричал Абд эль Бирр.— За ними, глупцы! Они убегают.
Халеф мог пристрелить его, но ограничился тем, что бичом старосты многозначительно хлестнул по воздуху.
Мы во весь опор мчались из деревни, а вслед за нами валила ревущая толпа, в которой один спотыкался о другого.
Это было более чем вероятно, что одичавшая свора будет преследовать нас. Поэтому мы не остановились около своего отряда, предупредив их криками, чтобы они ехали за нами.
Мы свернули на север, чтобы преследователи запутались. Но всадники, выскочившие за нами из деревни, через пару минут повернули назад, увидев, что у нас большое при-имущество. Мы же потом, описав дугу, вернулись на свою прежнюю дорогу, посоветовались, что делать дальше. Грабителей мы уже настигли, оставалось только схватить их. Абд эт Тахира советовал напасть на них в дороге, недоезжая до следующего селения, на что я возразил: они будут после своей неудачи в Мавийе начеку, и лучше будет, если мы попытаемся захватить грабителей уже за Ракматаном, как называлось ближайшее селение.
Ракматан уже принадлежал хандама. Он расположен в верхнем конце в а д и Фалга и гордится тем, что был местом проживания поэта Малека ибн аль Мазина.
Мы предполагали, что Абд эль Бирр не оставит Мавийю сразу, а потом, отправившись в путь он остановится на ночлег у своих друзей в Ракматане. Он будет думать, что теперь-то, когда мы себя выдали, то откажемся от мести. Я считал, что до утра время у нас есть.
Поэтому мы не спешили, по большой дуге обогнули Ракматан и спрятались в скалах у в а д и Маскат эль Рамла, за которым уже начинается пустыня Эш Шиха.
Все это время Умар занимался только своим маленьким найденышем. Было трогательно видеть и слышать, как нежно печется он о его благополучии и как ласково с ним разговаривает. И ребенок тоже не мог от него оторваться.
Когда спустились сумерки, я пошел в селение на разведку, желая выяснить, прибыл ли уже Абд эль Бирр, а если прибыл, то не уехал ли он уже. Я пошел один, без Халефа. Свой светлый хаик я оставил в лагере.
Уже по дороге сюда я хорошо запомнил расположение селения, до которого было около часа пешего хода от нашего лагеря в скалах. Когда я добрался до селения, меня встретил свет коптилок в окнах хижин. Я крался от жилища к жилищу, пока не прошел через всю деревню. Потом я вернулся, чтобы получше осмотреть самые представительные строения — вероятные жилища богатых людей. Перед одним из самых богатых, наверняка принадлежащем шейху эль белед, я задержался.
У двери его было привязано несколько лошадей. Задняя стена была с четырьмя окнами, три из которых были освещены. А прокрался к первому из них и заглянул внутрь.
Я увидел маленькое, почти голое помещение, в котором на коврике сидела женщина, несомненно молодая. Мне показалось, что она прислушивается к голосам из соседнего помещения. Тогда я перешел к другому окошку. Это помещение было побольше, и в нем сидели трое мужчин. Один из них быстро встал — это был шейх хандама.
— Так значит, его унесли! — хрипло воскликнул он.— Моего сына! Моего единственного ребенка! Проклятая ха-дешская собака! Мерзавец Хамман ибн Джибал! А если это был не он? Если это кто-то другой?
— Его узнала твоя жена, а она его знает хорошо. Она была одна с ребенком на спине. Хадеша улучили удобный момент.
— О дочь позора! Да будет она проклята адской клятвой! Но с ним я разберусь, и уже быстро! Сразу же поеду домой, соберу воинов, и мы помчимся! Я сравняю с землей всев а д и Башам. Я отомщу страшной местью, хотя и трудно придумать для Хаммана что-то худшее, чем он для меня.Он знал, как дорог мне ребенок! Может, он уже мертв. А жена? Где она? Уселась на корточки и не думает ни о чем, кроме того, что ей очень подойдет траурный наряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30