В самый последний момент его остановили девичья рука и укоряющий взгляд. Он, недовольный, снова опустился на землю, и я услышал, как он прошептал:
— Только ради вас, сеньорита!
Карлисты сразу стали поспешно готовить место для отдыха своего начальника, а его свита медленно въезжала на крутой холм. Кони, включая и андалузского жеребца, на котором сидел офицер, были измучены. Цепь замыкали тяжело груженные мулы.
Офицер еще не успел спешиться, как ему уже сообщили, что здесь произошло. Он повернул коня и направился к тому месту, где лежал мертвый солдат. Потом шпорами заставил своего жеребца перепрыгнуть через наполовину разрушенную стену и остановился перед нами. Он вперил горящие глаза в мулеро и закричал:
— Так это ты осмелился убить солдата моего полка! Через четверть часа заплатишь за это жизнью!
Потом офицер окинул презрительным взглядом цыгана и цыганку и испытующе уставился на меня:
— Встаньте! Вы что, не знаете, как надо себя вести? — набросился он на меня.
Я подал ему сопроводительное письмо, данное мне моим шефом, и объяснил причину своего путешествия и возвращения в Сарагосу.
— А почему вы не идете через Памплону? Почему вы путаетесь с шайкой бандитов по горам? Будьте внимательны, чтобы...
Он остановился на середине предложения. Его взгляд упал на противоположную гору, что-то там его, очевидно, привлекло. Я посмотрел туда же и заметил отряд военных, они как раз сворачивали на ту дорогу, по которой пришли мы. Это был офицер и шестеро солдат, вероятно, отделение разведчиков. За стенами развалин они не могли видеть нас.
— Внимание! Приближается противник! — крикнул полковник.— Это всего лишь патруль. Муньес с тремя человеками пойдет туда, где дорога поворачивает между скал, и пристрелит каждого, кто там появится. Педрильо перережет неприятелю путь к отступлению. Я с остальными буду ждать здесь в засаде, и черт побери, если мы не захватим их всех. Успокойте животных и не спускайте глаз с пленных. Кто пошевелится, пристрелите того.
Я не относился ни к одной из сторон, поэтому меня эта угроза не испугала.
Зато по лицу цыгана было видно, что внутри его бушует буря. Его спутница что-то настойчиво шептала с умоляющим выражением лица, пока он не помотал отрицательно головой и не лег опять в свой угол. Казалось, он напряженно прислушивается.
В этот момент я тоже услышал шаги. Карлисты присели, оперев ружья об ограду, ожидали, когда в скальном проходе появится первая фигура. Наконец показался один солдат. Курки щелкнули, пальцы легли на спусковые крючки, и в это мгновение прозвучал короткий резкий свист, униформа исчезла за скалами.
Разъяренный полковник вскочил. Он подозрительно осмотрел нас. Но он не был уверен, что свист прозвучал с нашей стороны, да к тому же у него не было времени: полковник должен был преследовать предупрежденных.
Отряд, расположившийся сзади, очевидно, выполнял свое предназначение: раздалось несколько выстрелов, после чего воцарилась тишина. Несколько минут я верил, что солдатам удалось убежать. Но потом прозвучали крики, и кар-листы возвратились, ведя с собой захваченного офицера.
Его форма была изорвана в клочья, кровь текла из нескольких ран. Очевидно, он столкнулся с самим полковником, потому что дон Энрико де Каланда и Мунилла тоже был ободран и ранен.
— Свяжите его и присоедините к остальным. Это такой же шпион, как и они! — приказал он.
— Ты забыл, как обращаются с пленными офицерами, полковник,— сказал пленник и гордо выпрямился.
— Никакой поручик не может мне тут давать уроки хорошего тона! — закричал полковник.— Мы не в салоне. Око за око, зуб за зуб. Только предатели не признают святого права Его Величества.
Поручик презрительно пожал плечами и направился к нам. Но когда взгляд его упал на цыгана, он вздрогнул и попятился.
— Вы что же — в самом деле хотите оставить меня в таком обществе? — сказал он, выражая явный протест.
— Они такие же, как вы: пуля не минет ни вас, ни их.
Молодой человек сел на кучу камней и попытался остановить кровь, хлеставшую из его ран, к счастью, лишь поверхностных. С первого взгляда было заметно его поразительное сходство с молодым цыганом, а его страх только подтверждал мою догадку.
Вблизи от меня лежал связанный мулеро. Он подал мне знак, что хочет что-то сказать. Я опустился на землю, чтобы незаметно приблизить ухо к его губам.
— Разрежьте мне веревки! — прошептал он. Я кивнул. Потом слегка перекатился на бок, чтобы удобнее было дотянуться к его рукам, связанным за спиной. Глазами я бдительно поводил по сторонам. И вдруг на лице мулеро появилось выражение радостного изумления.
Я быстро посмотрел по направлению его взгляда и обнаружил за полуразрушенной оградой мужскую голову, осторожно выглянувшую, ободряюще кивнувшую нам, а потом опять исчезнувшую.
— Санта Мария де Рагуна, это Диего! Так значит, его эти мерзавцы не схватили! Теперь он нас спасет,— он сказал это невольно громче, и надзиратель тут же оказался рядом с нами.
— Отодвиньтесь друг от друга, вы, двое! К стене! Никаких разговоров здесь!
Волей-неволей я должен был подчиниться. Я оперся спиной о стену и тут услышал из пролома над собой голос.
— Не двигайтесь, сеньор! Никто не должен догадаться, что мы с вами разговариваем.
Это был Бонамария. Я прикрыл глаза и сделал каменное лицо.
— Я убежал в Тудель, а сейчас вернулся, чтобы узнать, что же происходит на моей усадьбе. В Туделе стоит гарнизон Мартинеса Кампаса. Он послал в горы батальон, чтобы они следили за восставшими. Я побегу за ними, через часик вы будете свободны. Но вы должны их здесь задержать. Сообщите об этом моему другу Фернандо. Пока, сеньор!
Это было хорошее известие, и я не уверен, что смог бы скрыть свою радость, если бы не тот факт, что внимание карлистов было занято офицером, который наконец поддался и позволил себя связать.
— Вот, это вам идет,— смеялся полковник.— Обычно мы оказываем офицерам уважение, но к вам это не относится. Поблагодарите за это своего братца.
— Брата? — спросил пленник с каким-то удивлением.
— Ну да, его, дона Рамиреса. Если вы и в самом деле не знаете, почему, я вам расскажу. Генерал Ховеллар послал его в Толосу, чтобы он разведал количество нашей армии. К счасгью, один из наших его опознал. Он был арестован и приговорен к смерти. Но за четверть часа до расстрела изчез из места заточения, а с ним еще одна красотка, которую мы там держали в качестве заложницы. Красавица, очевидно, подкупила охрану. За убежавшими сразу же отправили погоню, но, к сожалению, все было безрезультатно. Поэтому за вами мы должны наблюдать особенно тщательно!
Он отошел от офицера и подошел к цыгану.
— А теперь поговорим с тобой, молодой человек. Кто же все-таки свистел?
Спрашиваемый остался лежать в той же позе, а на губах его появилась презрительная усмешка, которую он и не скрывал.
— Вы обращаетесь не по адресу. Я не занимаюсь свистом.
Ты язык не распускай, оборванец! Или тебе будет плохо. Так кто свистел?
Мне-то что до этого? — продолжал насмешливо цыган, все так же лежа.— Меня это не касается.
— Встань, или я прикажу тебя высечь. Признайся, что это был ты.
— Зачем же вы спрашиваете, если все знаете? — сказал цыган и медленно встал, потягиваясь.
— Так ты признаешься?! Свяжите этого предателя. Он получит то, что заслужил.
Цыган с улыбкой протянул руки и дал себя связать, не поведя и бровью, когда веревки были затянуты так, что врезались в тело.
Девушка подошла к полковнику с испуганным, умоляющим выражением лица. Он оценил долгим взглядом ее привлекательную внешность и сказал:
— Не надо слез, сокровище. Радуйся, что избавишься от этого оторвы. Если будешь вести себя по-умному, дон Энрико де Каланда и Мунилла о тебе позаботится. А сейчас беги к моим людям, пусть они тебя покормят.
Он обернулся к стоявшему рядом карлисту и сказал:
— После ужина мы расправимся с этим убийцей, остальные пойдут под суд трибунала. Отведите ее.
В то время, как солдаты уводили сопротивлявшуюся девушку, я удивленно смотрел на цыгана. Он делал вид, что его это не касается, и подавал мне знаки, что хочет со мной говорить. Когда же полковник и его команда уселись ужинать, мне удалось незаметно подобраться к нему.
— Что он хотел? — были его первые слова. Выходит, он тоже заметил Бонамарию.
— Он приведет солдат. Это владелец усадьбы.
— Они близко?
Я кивнул и кивком указал в том направлении, куда исчез эстансьеро, хозяин усадьбы.
От костра, у которого сидели карлисты, раздался пронзительный крик. Это девушка отбивалась от одного из солдат, обнявшего ее за талию и пытавшегося поцеловать. Остальные хохотали над его неудачной попыткой и советовали действовать более решительно.
Цыган одним прыжком оказался рядом с полковником.
— Сеньор,— сказал он,— я не потерплю, чтобы кто-то обижал мою сестру. Сейчас же прикажите, чтобы прекратили приставать к ней, или я наведу порядок сам.
Офицер удивленно смотрел на него.
— Ты от страха сдвинулся, малый! — решил он наконец.
— От страха? — презрительно сказал цыган.— Дон Энрико де Каланда и Мунилла храбрый офицер, хотя и прибегает к недостойным вещам, однако тот человек, который заставит меня испугаться, еще не родился. Я повторяю: кто прикоснется к этой девушке, может попрощаться с жизнью.
— Успокойся, мальчик. Я прикажу зарезервировать для тебя уютную комнату в ближайшем сумасшедшем доме. А теперь свяжите его еще одной веревкой, кроме этой. Сумасшедшие обладают большой силой.
Цыган отступил на шаг и смерил солдат, которые хотели связать его по приказу полковника, повелительным взглядом.
— Не смейте ко мне прикасаться. Я позволил сначала связать себя, чтобы проверить крепость ваших веревок. По мне она явно недостаточна.
Он сделал движение, словно желая вырваться из пут. Полковник бросился к нему и получил такой пинок, что согнулся от боли.
Цыган одним движением освободил руки от веревок, прыгнул в угол к стене, где лежал раньше, и в одно мгновение выхватил спрятанные под камнем два пистолета; прозвучал выстрел, и солдат, побежавший за ним, рухнул с простреленной грудью. Сразу за ним упал второй, и прежде, чем полковник опомнился, четверо его людей были убиты.
Хотя характер у меня вообще-то не геройский, пример цыгана меня побудил к решительным действиям. Я схватил нож и разрезал веревки у офицера и контрабандиста.
— Грациас а Диос! Слава Богу! — воскликнул мулеро.— Сейчас вы узнаете, кто такой Фернандо Муньес.
С голыми руками он бросился на толпу карлистов. Гитано вырвал у ошеломленного полковника саблю и, оперевшись о стену, храбро отражал атаку превосходящих сил.
К счастью, у непредусмотрительных карлистов ружья оказались незаряженными, и в пылу сражения они о них не подумали. Схватка, разгоревшаяся здесь, напоминала драку в трактире, но все же было ясно, что мы долго не продержимся. Я уж было подумал задать стрекача, как прозвучал залп, сваливший половину толпы наших противников. Подоспела помощь. Ситуация в момент изменилась. Очень скоро все мятежники были выведены из боя — все, кроме одного. Этим одним был полковник, сражавшийся, как разъяренный лев. В тот самый момент, когда пал его последний солдат, цыган ударил его плашмя саблей по голове так, что полковник на мгновение потерял сознание. Он зашатался, стал ловить руками воздух, но все же выпрямился наконец и хотел снова ринуться в бой. Но цыган отступил назад и сказал:
— Дон Энрико, сдавайтесь, или мой следующий удар будет последним для вас.
— Офицер не сдается цыгану.
— Если честь запрещает вам сдаться цыгану, сдайтесь поручику Милио де Альгоре.
— Как? — воскликнул полковник и застыл, сделав половину выпада.— Вы...?
— Милио де Альгора, шпион, убежавший за четверть часа до расстрела с одной сеньоритой, как вы недавно рассказывали брату.
— Так значит, эта цыганка...
— Дочь генерала Ховеллара. Вы приказали схватить ее, чтобы отомстить отцу, поскольку победить его вы не можете. Итак, вы сдаетесь?
— Да, я ваш пленник.
— Хорошо. Вы мне дали слово. Связывать вас я не буду. Дайте, пусть вам перевяжут раны.
Потом молодой человек бросился в объятия к брату и сразу же повел его к девушке, которая уже полностью оправилась от пережитого страха и приветствовала их счастливой улыбкой.
— Донья Эльвира, это мой брат Рамирес. Он жил долгое время в Гренаде, этом цыганском раю, и он подтвердит, что вы — прекраснейшая из всех цыганок.
— И это вне сомнения, донья де Ховеллар. Пользуясь случаем позвольте предложить вам свои услуги.
— Благодарю, сеньор. Мой прежний рыцарь полностью себя оправдал, но в данном случае, в столь плохое время, дополнительную охрану я только приветствую. Я буду вам признательна, если вы вместе с братом доведете меня до моего дома. Мои родные умирают от страха.
Тут к ним подошел мулеро, рядом с ним был верный Диего.
— Простите, сеньор,— сказал он Рамиресу.— Но мы тут сделали небольшое открытие.
— Какое?
— На одном муле две тяжелые сумки. По весу я могу предположить, что там золото или серебро. Полковник делал погонщику знаки, чтобы тот постарался выбросить сумки, и тем самым возбудил наше подозрение. А остальные мулы везут табак и тому подобное.
— Посмотрим, что там,— ответил Милио,— и если ваши предположения подтвердятся, вы получите остальных мулов в качестве компенсации за утрату ваших собственных.
Фернандо Муньес глядел на них удивленно и неуверенно. Он не мог допустить, что простой цыган может позволить себе говорить такое. Молодой человек продолжал тем временем:
— Я опять-таки не имею права свободно распоряжаться добычей, но в данном случае это будет справедливо. А что касается вашего друга Диего, который нас всех спас, я выделю ему из своих средств столько, сколько надо для восстановления его усадьбы — разумеется, тогда, когда в стране будет спокойно.
— Но кто вы такой сеньор, что так говорите?
— Это мой брат Милио де Альгора,— ответил за него Рамирес.
— Виконт Альгора? — удивленно воскликнул контрабандист.— Вот это да! Мой братец Альфонсо Кларина работает у вашего отца, а я, глупец, вас и не узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30