Он увидел, что ручка безвольно повисла, когда с треском лопнул шнур.
Сразу же за окнами замелькали освещенные платформы станции «Пятьдесят пятая улица — Колламбус-Сёркл», но поезд не замедлил хода, потому что, о, мать твою, ему полагалось миновать и Шестьдесят шестую улицу и не останавливаться до Семьдесят второй.
До Семьдесят второй! Неудивительно, что стрелок не торопился. Он загонял свою добычу, как коров в стойла на бойне, и мог убивать кого пожелает, прежде чем поезд доберется до следующей остановки.
У Сэнди была единственная возможность спасти жизнь. Если он сможет, извиваясь, пробиться сквозь груду тел к задней стенке, пусть даже ему придется ползти на четвереньках — он тощий, у него получится, — и скрючиться под сиденьем, может, он и доживет до Семьдесят второй. А там уж придет конец всему. Когда откроется дверь, стрелка снесут с ног или он сам вышибет себе мозги — и Сэнди спасется. Ему надо лишь дожить до этой минуты.
Еще один взгляд на стрелка дал понять, что тот целится из опущенных вниз пистолетов в кого-то, кого Сэнди не видит. Единственное, что оставалось на виду от будущей жертвы, была пара вскинутых рук, ухватившихся за спинку сиденья; руки были женские, цвета кофе мокко, с ярко-красными ногтями, и пальцы были сплетены, словно в молитве.
Самым пугающим было осознание того, что эта безликая женщина и бледнолицый мужчина оставались последними живыми существами между Сэнди и убийцей. Паника спазмом перехватила ему горло, когда он, развернувшись, стал пробиваться к задней стенке — о, святый Боже, он не хочет умирать, он еще так молод и даже по-настоящему не начал жить, поэтому он не может сейчас погибнуть, о, пожалуйста, только не сейчас, только не сейчас, — но путь ему преграждала та самая студентка, и, наткнувшись на нее, он сбил ее с ног. Оба свалились, и Сэнди рухнул на нее, когда они оказались на полу.
Он был просто вне себя, готовый заорать на эту суку, что попалась ему на пути, но куда важнее, чем вопить, была необходимость узнать, где сейчас, в это мгновение, находится стрелок, так что он быстро глянул назад, молясь, чтобы не увидеть за зрачком дула с глушителем ту бесстрастную бородатую физиономию. Вместо этого он увидел бледнолицего мужчину, чье лицо было искажено гримасой мрачной ярости и в глазах которого теперь было что угодно, кроме мягкости; он бормотал «дерьмо-дерьмо-дерьмо», подтягивая штанину джинсов, под которой была примотана какая-то кожаная сбруя, и вытянул из нее металлический предмет. Сначала ему показалось, что это один из тех старомодных «дерринжеров», которые таскали в вестернах женщины и игроки, но, вглядевшись, понял, что видит перед собой миниатюрный автоматический пистолет.
И тут этот бледнолицый — Сэнди уяснил, что больше не в состоянии считать, будто у него врожденная бледность, но не мог придумать никакого иного определения для этого парня, — поднялся на ноги и двинулся в сторону киллера. Сэнди изумился: «Что он собирается делать с этой своей хлопушкой?» Но тут она выстрелила, и после негромких хлопков пистолетов убийцы этот звук в замкнутом пространстве подземки прозвучал как пушечный выстрел, и пуля, должно быть, поразила киллера в плечо, потому что из его камуфляжной куртки ударил красный фонтан, заставив убийцу сделать пол-оборота и отлететь назад. Завопив от боли, он поднял взгляд, полный потрясения, изумления и ужаса, на этого типа, который, возникнув из ниоткуда, приближался к нему. Сэнди не видел лица бледнолицего, перед ним был только затылок, да и то почти полностью скрытый вязаной шапочкой, но он отчетливо увидел, как женщина, которой предстояло стать очередной жертвой, извиваясь на полу, отползает в сторону и на животе проползает мимо этого типа; от ее залитых слезами глаз остались только белки, а губы в яркой помаде кривились смертным ужасом.
Здоровой рукой киллер начал поднимать пистолет, но бледнолицый навис над ним, как коршун над полевой мышью, вскинул свое небольшое оружие, которое снова грохнуло. Отдача подбросила его руку высоко в воздух, вторая пуля вызвала очередной выплеск красного кровяного фонтана, на этот раз из другого плеча убийцы, отшвырнув его к одному из вертикальных хромированных поручней в центре прохода, на котором он и обмяк с висящими по бокам безвольными и теперь уж бесполезными руками; ему оставалось лишь смотреть на неуклонно приближавшегося к нему человека. Заорав что-то, он рванулся вперед — то ли чтобы ударить головой бледнолицего, то ли укусить его, понять этого никто не успел, потому что тот, не замедляя движения, без малейшей заминки ткнул пистолет в левый глаз киллера — и снова раздался грохот. Сэнди видел, как голова убийцы откинулась назад, удар пули заставил его скорчиться у шеста, после чего колени у него подломились и, сделав какой-то пируэт, он рухнул, оставшись в полусидячем, полулежачем положении у одной из дверей, полностью и безусловно мертвый.
Бледнолицый снова передернул еле заметный затвор своего маленького оружия и выстрелил в четвертый раз — на этот раз в проигрыватель, разнеся его на тысячу осколков и прекратив неумолчные вопли, что, мол, сегодня наступает время.
После этого в вагоне воцарилось потрясенное молчание — был слышен только стук колес и свист летящего за окнами воздуха.
Спасены!
Это слово настойчиво колотилось в голове у Сэнди, билось о кости черепа и рвалось наружу. Наконец-то Сэнди осознал, что обрел потрясающую возможность увидеть завтрашний день.
И не он один. Из толпы, спрессованной, словно сардины, у задней стенки вагона, раздались радостные крики и вопли. Кто-то с мокрым от слез лицом, вздымая к небу руки, полз на коленях, благодаря кого-то или что-то за спасение; другие смеялись, плакали и обнимали друг друга.
— Мы живы! — сказала лежащая под ним студентка-киновед. — Как?..
Смущенный Сэнди скатился с нее.
— Простите…
Сев, она уставилась на него.
— Господи, не могу поверить, что вы это сделали!
— Видите ли… — сказал он, отводя взгляд, чтобы скрыть, как ему стыдно. Он видел, как бледнолицый, присев на корточки, что-то подбирает с пола, но не мог разобрать, что именно. Сэнди надо было как-то сформулировать объяснение. Но как объяснить охвативший его ужас, после чего он потерял всякое соображение? — Я не знаю, что на меня нашло. Я…
— Вы закрыли меня своим телом!
Что? Повернувшись, он увидел, что она смотрит на него широко открытыми шоколадными глазами, в которых стоит неподдельный восторг.
— Понимаете, я слышала об этом, видела в кино, но никогда не верила… я хочу сказать, вы действовали как настоящий агент секретной службы!
Но тут ее лицо сморщилось и она заплакала… сотрясаясь в неудержимых рыданиях всем своим хрупким телом.
При всей своей растерянности Сэнди наконец сообразил: девушка думает, что он сбил ее с ног и навалился на нее, чтобы спасти. Что он может сказать на это?
Но прежде чем Сэнди смог ответить, он услышал за спиной голос:
— Тут женщина, которая еще жива! Пусть кто-нибудь подойдет и поможет ей!
Повернувшись, Сэнди увидел, что бледнолицый теперь стоит лицом к остальной части вагона — но предварительно натянув вязаную шапочку до самого подбородка. Это могло бы произвести комическое впечатление, если бы не убийственный маленький пистолет, который он продолжал сжимать в руке. Что тут происходит? Несколько секунд назад его лицо было открыто всеобщим взглядам! Почему он его спрятал?
— Шевелитесь! — крикнул он сквозь вязь ткани. — Пусть кто-нибудь поднимет свою задницу, черт побери!
Молодая черная женщина с взлохмаченными волосами, в белых брюках и синем свитере выбралась вперед.
— Я операционная медсестра. И немного понимаю в…
— Тогда принимайтесь за дело! Может, спасете хоть одну из этого овечьего стада!
Она протолкнулась мимо Сэнди, бросив на него растерянный взгляд, и торопливо подошла к женщине, которая стонала, сжимая окровавленную голову. Сэнди понимал ее растерянность. Но вот чего он никак не мог понять — почему голос бледнолицего был полон такого гнева.
— Почему я? — взорвался он. — Почему я должен спасать ваши жалкие задницы? Я вас не знаю, вы меня не волнуете, я не хочу иметь с вами ничего общего — так почему я? Почему я во все это ввязался?
— Эй, мистер, — сказал высокий худой черный мужчина, который, похоже, мог быть священником. — Почему вы так обозлились на нас? Мы же ничего не сделали.
— Именно! В этом-то и дело! Почему никто из вас не сшиб его с ног?
— У нас не было оружия! — крикнул кто-то.
— Что и знал этот подонок. Он знал, как обращаться с человеческим стадом. Трусы! Меня тошнит — от всех вас!
На него было страшно смотреть. Казалось, что этот парень сейчас так же слетел с катушек, как и серийный убийца, которого он только что прикончил. Сэнди уже начало казаться, не сменили ли они одного серийного убийцу на другого, как поезд с грохотом влетел на станцию «Семьдесят вторая улица». Он увидел, как бледнолицый мужчина сунул в карман пистолет и развернулся к дверям. Как только панели раздвинулись, он скользнул в них и кинулся на платформу. Через мгновение он исчез в толпе.
3
Пригнув голову, Джек протолкался сквозь толпу, ждавшую на узкой платформе. Надвинув шапочку почти до переносицы, он прикрывал рукой лицо, растирая щеки и глаза, словно они зудели.
Ну, повезло! Черт бы побрал это гребаное везение! Ну почему в моем поезде, именно в моем вагоне?
Кто-то в вагоне видел его в лицо, запомнил его и даст точное описание, и завтра его внешность появится на первых полосах всех городских газет и к тому же каждый час будет мелькать на телеэкранах. Может, стоит сегодня же вечером уехать из города. И никогда не возвращаться. Но его физиономия уж точно появится по всей стране — в «Таймс», «Ньюсуик», в телесети и на кабельном телевидении. Она будет красоваться на каждой афишной тумбе. Даже если сходство будет сомнительным, рано или поздно кто-то обратит на нее внимание и ткнет в него пальцем.
И тогда с привычной для Джека жизнью будет покончено.
Добравшись до лестницы, он сдернул шапочку и, перескакивая через две ступеньки, на ходу стянул футболку. Скомкав ее в плотный тугой комок, он сунул ее в шапочку. На улицу он поднялся в облике человека с непокрытой головой, в белой безрукавке, который несет какой-то сверток.
Шевели мозгами, сказал он себе. У тебя еще есть варианты выбора.
Но есть ли? В данный момент он понятия о них не имел. То есть понимал, что какой-то должен быть, но мозг был так взбудоражен недавним выбросом адреналина, что он чувствовал себя словно пьяный и ничего не мог придумать.
Станция на Семьдесят второй улице выходила на обнесенный металлическими перилами островок в центре непрерывного автомобильного хаоса, где Бродвей по диагонали пересекает Амстердам-авеню. Инстинкты подгоняли его стремительным рывком как можно дальше отдалиться от станции, перепрыгнуть через перила и ввинтиться в дорожное движение, но он заставил себя идти нормальным шагом.
Не привлекать внимания — сейчас это главное.
Подрагивая, как заправленная гоночная машина на старте, Джек стоял среди полудюжины других пешеходов и ждал зеленого света. Когда тот вспыхнул, он пересек улицу и направился на восток от Семьдесят второй, что было совершенно правильно, потому что на всех поперечных улицах с двусторонним движением в этот час кишела сумятица людей и машин. Кроме него, никто не спешил, так что он заставил себя расслабиться и, легко ступая, слился с толпой. Он шел мимо любителей покупок и кабачков, открытых в этот теплый июньский вечер, где никто не догадывался о кровавом ужасе, разразившемся в вагоне подземки в паре десятков футов под ними. В двух кварталах впереди лежал Центральный парк. Джека манила уединенность его прохладных теней.
До чего жуткое зрелище. Он читал в газетах о такого рода вещах, но никогда не предполагал, что станет их свидетелем. Что заставило человека устроить такую кровавую бойню?
Ему жутко повезло, что он редко пускался в путь без «земмерлинга», но Джек продолжал злиться, что пришлось пустить его в ход на глазах у всех этих горожан. Правда, у него не было выбора. Если бы он ждал, пока кто-нибудь из этого овечьего стада кинется спасать свою задницу, то и он, и многие другие уже были бы мертвы, как те бедняги, что распластались на полу вагона.
Но почему я, черт побери? Почему никто другой не сыграл роль героя?
Героя… без сомнения, так его и окрестят, пока он будет тут шляться, но, как принято в Нью-Йорке, длиться это будет не больше одной минуты, пока его не посадят в «холодильник» за незаконное владение незарегистрированным оружием и отсутствие прав на ношение данного оружия. Не стоит, черт возьми, и сомневаться, что какой-нибудь стряпчий раскопает фамилии стрелков и предъявит им иск за неправомерные убийства и чрезмерное применение силы. И довольно быстро газеты выяснят, что у него нет работы и места жительства, нет регистрации для голосования и водительских прав, — проклятье, у него нет даже номера социального страхования! Затем ребята из налоговой инспекции захотят выяснить, почему он ни разу не заполнял налоговую декларацию. Вот так все и пойдет, закружится, завертится, выйдет из-под контроля, поглотит его, и он уже никогда в жизни не сможет свободно дышать.
Джек чуть ускорил шаг, пересекая КолламбусСёркл, и, оставив позади магазины и рестораны, прошел через супербогатый район. Идя вдоль границы западной части парка, он у здания «Дакота» прошел мимо двух привратников в ливреях, которые бдели у того места, где в 1980 году очередной псих с пистолетом пролил кровь и положил конец целой эре.
Он пересек западную оконечность Центрального парка и остановился у поросшей мхом высокой ребристой стены коричневого известняка. За спиной лежал парк… он манил его… но если войти в него, все равно придется откуда-то выходить; наилучшим решением было бы как можно скорее скрыться из вида. Его жилище находилось менее чем в полумиле отсюда. Добраться несложно. Но первым делом…
Он вошел через проем в стене и миновал тенистые заросли кустарников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51