А катапульты все щелкали, взмахивали рычагами и били наверняка, увеличивая сумятицу и умножая потери нападающих. Камни глухо шлепали, сбивая с седел всадников, с хрустом ломали кости людей и животных.
Прошла минута, другая. Мельница смерти работала с ужасающей быстротой. Ее закрома переполнились, и кровь текла через край.
Фарзой не ожидал, что все без малого двухтысячное войско, им возглавленное, без его приказа кинется в сечу под угаром боевой страсти, так неожиданно воспламенившейся. Князь был подхвачен общим движением и словно на могучих невидимых крыльях понесся навстречу врагу. «Вот она, скифская стремительность!» – с досадой подумал он, чувствуя себя столь же бессильным, как муха, подхваченная порывом ветра. Из начальника он мигом превратился в одного из рядовых участников бездумного, хаотического натиска на врага. По указанию Палака он должен был обрушиться своей ратью на уже дрогнувшего врага вслед за ударом катафрактариев. Но вместо того чтобы двигаться уступом слева и сзади от драгоны Раданфира, он обогнал ее и мчался впереди всех в окружении Марсака, Лайонака и Пифодора, ощущая за спиною пышущее дыхание разгоряченных агарских коней.
Взглянув вправо, князь почувствовал, как волосы поднимаются у него под шлемом. Перед его взором со зловещей отчетливостью предстала леденящая кровь картина гибели лучшей части войска, так нелепо угодившей в овраг.
– Папай! – дружно грянули позади.
– Нападай!.. Руби!..
Конь Фарзоя споткнулся, но князь не упал. Несколько копий переломилось о его нагрудник. Князь ухватился за гриву, чтобы не свалиться с седла, отразил удар копья и стал наносить удары мечом, не разбираясь, насколько они удачны. Это было уже не фехтование, но грубая, бестолковая драка наобум, почти вслепую.
Конные бои быстротечны. Фарзой с головным отрядом в несколько десятков всадников оторвался от основной массы своей рати, рассек нестройную толпу легкой пехоты и сразу очутился среди холмов, разделенных проточинами, составлявшими разветвления того же оврага.
– Смотри, князь, камнеметы по нашим бьют! – крикнул Марсак, показывая мечом вправо. – Надо порубить камнеметчиков!.. Эх, проклятые!..
Отряд на скаку вышел на обратную сторону оврага. Князь разгорячился, удаль вспыхнула в нем. Он забыл о войске, которое вел в бой, в глазах стояла кровавая картина гибнущих катафрактариев, осыпаемых убийственным градом камней. Казалось самым главным – уничтожить как можно скорее камнеметателей и опрокинуть их машины.
С высотки Фарзой увидел все поле боя. Его ужаснула глубина оврага, как бы символизирующая собою величину и роковое значение ошибки, допущенной скифо-роксоланами. Но то, что он увидел в следующее мгновение, еще больше поразило его.
– Греки устроили засаду и хотят нанести боковой удар! – ахнул Лайонак, сдерживая коня.
– Князь, погляди!
Но Фарзой и без этого видел и понял страшную правду.
Первой мыслью его было послать кого-то к Палаку. Но посланный не успел был предупредить царя.
Послышался нарастающий грохот и одновременный рев тысяч глоток. Это по сигналу Диофанта «несгибаемые» и большая часть подсобной пехоты одновременно ударили копьями о щиты и с криком пошли в атаку. Стрелы, дротики, свинцовые шары, камни, выпущенные из пращей, стремительным вихрем хлестнули по слабо защищенной коннице левого крыла степного войска, состоящего главный образом из агаров. Кони стали беситься, закусывать удила и повернули в сторону катафрактариев.
В это время Омпсалак, уже смекнувший, в чем дело, последовал совету Калака и стал поворачивать левее, увлекая всех громовым голосом. Панцирники готовы были встретить Диофантову засаду лицом к лицу, хотя еще и не подозревали о ее существовании. Они устремились навстречу «несгибаемым», которые только что начали свое наступление. У Диофанта перехватило дыхание от неожиданности. Встреча его засадной рати с варварской драгоной лоб в лоб означало полное уничтожение понтийского войска вообще. Но горячность и неопытность Фарзоя, столь легкомысленно оторвавшегося от ядра своей конницы, спасла Диофанта и погубила скифов. Громада агарского отряда, потерявшая управление, ринулась навстречу катафрактариям. Две половины мощного войска смешались в водовороте. Кони грызлись и визжали, словно бешеные, люди давили друг друга, кричали до хрипоты.
– Куда вы напираете?.. Боги отняли у вас разум! Своих топчете!
– Какой злой дух несет вас навстречу нам?.. Где ваш воевода?
Конница потеряла свою ударную силу.
С пением, ударяя в щиты, понтийцы шли вперед, затем по сигналу Диофанта разом замолкли, пригнулись в перешли на бег.
– Эй, друзья, смотрите! – вскричал один из бывших друзей погибшего Архелая. – Опять эти волшебные всадники, что не боятся ни стрел, ни копий!..
Воины поймали коня с таким неуязвимым седоком. Раздался неудержимый хохот. Всадник оказался чучелом.
– Чучело! Чучело!..
– Варвары возят с собою на войну такие чучела, чтобы их войско казалось многочисленнее!..
Катапульты продолжали свою работу. Гулко хлопали, посылая камни в гущу скифской конницы.
Фарзой словно очнулся, взмахнул мечом и крикнул:
– Р-руби проклятых иноземцев!.. Ломай камнеметы и в овраг их!
Но невольно натянул поводья, увидев слева странную группу людей, стоявших между холмами за линией катапульт. Женщины в белых одеждах держали в руках плоское изваяние, закутанное в меха, но с открытым лицом, издали казавшимся совсем черным. Вокруг стояли, опираясь на копья, воины, по-видимому стражи-телохранители.
– Великий Сабазий! – изумился Лайонак. – Разрази меня громом на этом месте, если это не херсонесская Дева!
Марсак замер с открытым ртом. Глаза его округлились. Похоже было, что старик испугался.
– Верно, истукан! – отозвался он. – Но уж очень страшный! Какая же это Дева!
– Она самая! – вскричал Лайонак. – Это богиня херсонесцев!.. Князь, счастье Херсонеса перед нами! Если мы не захватим его, нам Палак не простит этого!
Боспорец торопливо хватался за лук и стрелы, как охотник, увидевший редкостную дичь и охваченный опасениями, как бы она не ускользнула от него.
Фарзой вспомнил слова Вастака, что херсонесцы выслали в помощь Диофанту свои войска, а с ними и богиню. Но тогда он не поверил этому. Сейчас же воочию убедился, что это так. Прославленная таврская Артемида находилась в ста шагах от него.
– Захватить! – вне себя вскричал князь, мгновенно забыв о том, что только что приказывал громить понтийские катапульты. – Захватить святыню Херсонеса!
Телохранители Девы засуетились, увидев мчащихся в их сторону вражеских конников. Бежать было поздно да и некуда. Мата издала истошный вопль, надеясь, что ее услышат херсонесцы на поле боя.
Скимн, как старший, отвечал за ксоан головой. При виде приближающихся скифов он растерялся и стал беспомощно оглядываться во все стороны, как бы в поисках пути отступления.
– О Бион! – жалобно обратился он к учителю. – Если бы мы были на конях, мы спасли бы Деву и спаслись бы сами!
– Ах, друг мой, – меланхолически отозвался Бион. – Если бы мы были сейчас дома, было бы еще лучше! Кажется, мы должны будем сейчас выполнить последний долг перед полисом – умереть за него и его святыню!.. О Зевес!
Архитектор выхватил из ножен кривой меч и закричал изменившимся голосом:
– Становись плечом к плечу!.. Левую ногу вперед, правую пятку углуби в землю! Копья к бою! Стоять насмерть… – тут же добавил плачущим тоном: – О Бион, у тебя лук и стрелы! А ну, сбей хотя бы передового!
Скифы налетели, как буря. Скимн ткнул мечом в морду княжеского коня. Фарзой выбил из его рук оружие. Бион замахнулся дротиком, но получил удар по шлему и, охнув, упал на землю.
– Сатавк, хватай богиню-то! – в исступлении крикнул Марсак.
Мата выпустила ксоан из рук и с визгом кинулась в сторону. Гедия не допустила святыню до падения на землю, что было бы равносильно осквернению, но подхватила Деву на руки в тот миг, когда за нее уже уцепились крепкие пальцы Лайонака. Наездник с силой вырвал из рук девушки ее драгоценную ношу. В следующее мгновение Гедию схватили какие-то клещи и потащили со страшной быстротой. Она услыхала пронзительные крики Маты, но их заглушил топот копыт, в нос ударил острый запах конского пота, после чего она почувствовала боль во всем теле и потеряла сознание.
Под Фарзоем упал конь. Марсак соскочил с седла и стал торопливо помогать князю подняться. Но тот при падении ударился головой о мерзлую землю и находился в полубесчувственном состоянии.
Старый дядька силился втащить своего воспитанника на спину лошади, разгоряченное животное храпело и взвивалось на дыбы. Скифы, сопровождавшие князя, в большинстве «ястребы», поспешно спрыгивали с седел, желая помочь князю.
Подбежала немалая толпа запыхавшихся херсонесских гоплитов.
– Сюда!.. Сюда, на подмогу! – закричал Скимн, словно очнувшись. – богиня в опасности!..
Архитектор даже себе не мог признаться, что богини уже нет, что случилось нечто непоправимое, почти немыслимое!.. И он, поставленный на охрану Девы, должен будет отвечать за утерю самой большой драгоценности Херсонеса – его божественного састера!..
Битва продолжалась. Диофант со своего холма устремил орлиный взор туда, где конница Урызмага ударила по херсонесскому ополчению. Там шла сеча. Груды камней и неровности почвы мешали коннице продолжать натиск во всю глубину херсонесской позиции, но полководец смекнул, что горожане долго не выдержат. Действительно, в рядах ополченцев произошло какое-то замешательство, воины целыми десятками побежали в тыл.
– Проклятые колонисты! – возмутился Диофант. – Хуже рабов! Посмотрите, Мазей, Бритагор, они уже побежали!
Он еще не знал, что херсонесцы спешили спасать свою Деву.
Понтийская пехота вошла в соприкосновение с потерявшей свою стройность скифо-роксоланской конницей и начала ее теснить.
Чтобы исправить положение на участке херсонесцев, Диофант использовал последний ход на шахматной доске сражения. Он решил создать видимость угрозы ставке царей, для чего двинул свой последний резерв – горстку гикающих и визжащих мардских наездников.
Марды с превеликим шумом кинулись в сторону отдаленного кургана, на котором маячили фигуры всадников. Нападение мардов создавало угрозу наблюдательному пункту царей. Это сразу было замечено Урызмагом.
Урызмаг стал кричать что-то своим воинам, указывая мечом назад. И вместо продолжения боя, уже склонявшегося в их пользу, роксоланы отхлынули назад, спеша защитить своего царя. Их поразили необычные боевые крики мардов. Они откатились в тыл так стремительно, что их движение напоминало паническое бегство.
Неожиданная неудача катафрактариев, гибель их передовых рядов, замешательство левого крыла войска и столь же поразительное отступление роксоланов поколебали дух скифов. Панический ужас молнией пробежал по рядам войск, и вся огромная скифо-роксоланская рать, еще боеспособная и превосходящая врага численностью и силой, ринулась назад в степь.
Битва была проиграна. Поле боя, усеянное трупами людей и лошадей, между которыми валялось поломанное и потерянное оружие, осталось за Диофантом.
Но сражение еще продолжалось. Около двух десятков скифов было окружено там, где разыгралась трагедия с похищением ксоана. Их коней перебили. Фарзой пришел в себя, но сидел на земле, не будучи в силах преодолеть охватившую его слабость. Марсак с горсткой «ястребов» отражали наседавших херсонесцев, защищая себя и князя.
– Братцы, «ястребы»! Крепче стойте! Не сдадимся врагу, не отдадим своего князя! Ляжем костьми на родной земле!..
Так кричал Марсак. Он был весь в крови. Шлем с его головы был сбит, седые волосы слиплись от крови и пота. Но могучие руки крепко держали щит и топор. Страшное лезвие со свистом рассекало воздух, крушило черепа и груди эллинов. Херсонесцы, вначале напористые и смелые, в страхе отбегали подальше от взъяренного богатыря, который охладил их пыл сокрушительными ударами.
Около часа отбивались храбрые сколоты от многочисленного врага. Их побили камнями и стрелами. Тот миг, когда Марсак свалился бездыханный, продолжая держать топор в костенеющих руках, был последним мигом сражения. Только теперь понтийско-херсонесское войско могло считать, что битва окончена.
– Мы победили! – вскричал Диофант, поднимая меч над головою.
– Мы победили!! – отозвались тысячи голосов, и над морем голов вырос лес победно поднятого оружия.
– Слава Митридату!
– Слава Диофанту!
– Слава победителям!
– Горе побежденным!
Одни херсонесцы растерянно переглядывались, словно недоумевая. Они не выиграли сражения. Роксоланы сами отхлынули от них, отвлеченные мардами. Правда, скифы разбиты и бежали, но они бежали не с пустыми руками. Они увезли с собою счастье и жизнь Херсонеса – Деву-Покровительницу!
Что теперь будет?

5

Сотник Дорилай с воинами обходил поле сражения, собирая раненых и убитых понтийцев. Трупы врагов должны были остаться непогребенными, на съедение диким зверям и хищным птицам.
Голодное воронье с карканьем кружилось над степью.
Кое-где стонали и шевелились раненые скифы. Их добивали, по обычаю войны.
Пленных оказалось немного. Варвары не сдавались живыми в плен, зная, что плен – это вечное рабство.
Однако набралось около двух десятков людей, помятых в сражении, оглушенных. Они еле стояли на ногах, их кафтаны были разодраны, на лицах запеклась кровь, огромные синяки под глазами обезобразили их.
Наиболее слабых, имеющих увечья и тяжелые ранения, сразу же отделили от остальных и повели к оврагу, чтобы заколоть копьями. В числе смертников оказался и Фарзой, сильно ослабевший и помятый, хотя и не раненый.
Кто-то из оставшихся пленников закричал конвоирам, показывая на него рукой:
– А князя-то куда повели? Это же Фарзой, друг царя Палака!
Это спасло ему жизнь. Его отделили от обреченных на смерть и повели к Диофанту, зная, что полководец заинтересован в пленении скифских воевод.
Понтиец сидел под пологом из цветной кошмы, натянутой на поднятые оглобли скифской телеги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98