Важно одно: он хорошо осведомлен о внутренних делах Боспора, и его сведения будут нам полезны.
– Тайный посол. Странно. Где же он?
– Он недалеко. Прикажешь позвать его?
– Зови!
Царь поднялся с ложа, улыбка и выражение добродушия сбежали с лица его. Появление какого-то нового не то посла, не то гонца, странное поведение Раданфира не совпадали с его настроениями и мыслями. Подобно многим власть имущим, он болезненно воспринимал неожиданности, видел в них угрозу своим планам – и сейчас готовился к неприятной встрече.
В светлицу вошел Лайонак в сопровождении Раданфира. Боспорянин не упал на колени, но с достоинством поклонился, не проявив при этом раболепия или страха. Палак взглянул в открытое лицо сатавка и сразу узнал его.
– Так это ты, смелый наездник, прибыл ко мне из Пантикапея? А я считал, что ты из людей князя Фарзоя.
– Да, великий потомок Папая, я прибыл к тебе с берегов пролива, что соединяет Скифское море с Темарундой, «матерью морей»… Но по пути встретил князя Фарзоя, которому обязан спасением жизни от руки разбойников… Разреши мне поблагодарить тебя за милость говорить с тобою и за лошадь! Я готов на этой лошади бить врагов твоих!
– Хорошо. Почему же ты сразу не обратился ко мне, как приехал?
– Сначала не хотел мешать твоему пиру, а потом твоим беседам с хитрым Саклеем.
– Хитрым?.. Гм… Кто же послал тебя ко мне?
– О великий Палак-сай! – торжественно начал сатавк, преображаясь сразу. – Я прибыл к тебе от угнетенных сатавков и рабов Боспора. Тысячи обездоленных протягивают к тебе руки с мольбой. Жаждут твоей справедливости, просят о возвращении им свободы!
Лицо царя при этих словах все больше становилось холодным и застывшим. Пустыми глазами смотрел он на смелого посла и, казалось, ничего не думал при этом.
– Чего же ты, посол рабов, хочешь от меня? – спросил он, шевеля одними губами.
– Хочу с помощью богов убедить тебя оставить пока Херсонес в покое, а все свои рати двинуть на Боспор. Все сатавки-пахари и городские рабы хотят лишь одного: видеть тебя царем Боспора!
– Гм…
Что-то подобное мимолетному человеческому чувству мелькнуло в глазах Палака, когда он повернулся к Раданфиру. Но тот стоял, заложив руки за спину, и молчал, уставясь взором на носки своих сапог.
– А сам ты кто?.. Беглый раб?
– Нет, я свободный человек! Мой отец был пелат… Работал у хозяина на поле наймитом.
– Ага, значит, ты не знаешь ни рода своего, ни племени?
– Племя мое сатавки. А сатавки младшие братья сколотов. А вот рода своего я действительно не имею. Проклятые эллины почти уничтожили наши общины. У нас теперь считаются своими те, кто живет рядом или работает на одном поле.
– Чем же ты живешь?
– Сейчас я конюх у одной богатой боспорянки! Ранее же я укрощал необъезженных коней для конюшен Перисада!
– Да, ты хороший наездник. Ну, а теперь решил стать послом и даже хочешь давать советы царю сколотов? Кто же все-таки послал тебя ко мне?
– Угнетенные земледельцы и городские рабы, объединенные в фиас безыменного и великого бога! Это они говорят моими устами, это они обращаются к тебе, вестнику нашей грядущей свободы!
Презрительная усмешка пробежала по выпуклым губам царя, он прищурился и с язвительностью произнес:
– Значит, по-вашему, я должен отменить поход на Херсонес, оставить начатое дело неоконченным и вприпрыжку спешить на Боспор, чтобы скорее дать сатавкам свободу? Разве в Херсонесе нет рабов, которые могут просить меня о том же? Они тоже захотят стать вольными людьми!
– О! Великий и мудрый! Не только жажда свободы привела меня к тебе. Все мы хотим успеха твоему великому делу изгнания эллинов с земель отцов наших!.. Но, идя на Херсонес, ты должен знать, что он окружен крепкими стенами, что он находится под покровительством Митридата Понтийского и даже считается частью Понтийской державы!.. Окрестности Херсонеса бесплодны, тебе трудно будет держать осаду!.. Я ехал через селения здешних крестьян и видел, что они не питают такой ненависти к эллинам, как сатавки. Они много лет торгуют с эллинами и не всегда понимают, почему они должны помогать тебе против Херсонеса. И не радуются приходу твоих отрядов.
Палак вспыхнул и сделал нетерпеливый жест, желая прервать бесстрашного посланца, но Раданфир протянул к нему свои мощные ладони.
– О! Палак-сай! Выслушай его до конца!
– Да, Палак-сай, – продолжал Лайонак, весь красный от внутреннего жара, – не радуются. Они нынче собрали хлеб, но не могут обменять его на кафтаны, вино и масло, потому что единственным торговым местом для них был Херсонес… А на Боспоре тысячи крестьян и тысячи рабов восстанут против Перисада и встретят тебя с великой радостью!.. Сейчас Боспор слаб, как никогда. Царь его слабоволен, казна пуста, вельможи грызутся друг с другом… О, там тебя ждет легкая победа!.. Там ты найдешь тысячи преданных людей, продовольствие, оружейные мастерские, сотни кораблей, с помощью которых ты всегда сможешь одним ударом захватить Херсонес с моря. Среди рабов есть опытные воины, умелые мастера, моряки, строители… Сатавки отдадут тебе свой хлеб… О Палак-сай! Ты сразу станешь во много раз сильнее и богаче! Тогда и Митридат пришлет тебе подарки и предложения дружбы!.. Отверни свой лик от Херсонеса и направь стопы свои на восток!.. Твое величие там!..
Лайонак говорил убедительно и страстно. Его голос гремел, глаза сверкали.
– А Саклею, этому хитрому шакалу, не верь! Он приехал обмануть тебя! Его цель – отвлечь тебя от Боспора! Ибо ничего сейчас так не боится Перисад, как того, что ты повернешь на него свои рати… Он уже чувствует, как земля осыпается под его ногами…
Палак слушал не перебивая. Слова посла звучали здраво и убедительно раскрывали гнилость Боспорского царства. И все же речи смелого наездника ранили самолюбие скифского царя. Словно выговор делает ему рабский гонец, так беспощадно осуждая его замыслы, указывая на ошибочность его предприятий. Рабы учат царей! В этом было что-то оскорбительное для царского достоинства. Ведь принять план Лайонака – значит признать несостоятельность своих начинаний, подтвердить свою собственную недальновидность, наконец – пойти наперекор заветам Скилура!.. Предстояло стать исполнителем не им созданного плана, но подсказанного со стороны. И кем?.. Рабами!.. Да и так ли все, как говорит красноречивый и самоуверенный пелат?
– Чем ты можешь подтвердить, что боспорские рабы и крестьяне встанут за меня?
– Тем, что у нас для восстания все готово! Достаточно тебе подойти с войском к Феодосии, как будет дан сигнал – и восстание начнется! Если ты не увидишь впереди зарева пожаров, можешь вернуться назад в Неаполь, а мне отрубить голову.
– А кто же возглавляет вашу рабскую фалангу? – насмешливо спросил царь. – Ну, скажем, ты. А еще кто?
– Как только переступишь границу Боспорского царства, ты один будешь возглавлять всех восставших! До твоего прихода у нас есть мудрые и опытные вожаки, имена которых тайна… Я не принадлежу к ним, но всего лишь выполняю полученный приказ.
– Значит, есть воевода? И мне нельзя даже знать его имя?
– Мне разрешено сказать его имя тебе одному, Палак-сай! Это человек, который больше чем кто-либо другой жаждет видеть тебя царем Боспора!
Палак сделал знак рукой. Раданфир вышел.
Лайонак приблизился к царю и, прикрывая рот рукой, взволнованно прошептал:
– Заговор возглавляет Савмак!
Наступило молчание. Усмешка сбежала с лица Палака, яркая краска прихлынула к щекам. Он отступил на шаг назад и смерил глазами Лайонака.
– Савмак? – не скрывая изумления, протянул он. – Вскормленник при царском дворе?
– Да, великий царь, он и еще несколько умных и смелых людей!
– Это тот Савмак, что славится ловкостью в борьбе и стрельбе из лука?.. Больше того, он выдает себя за волшебника и, кажется, за сына моего отца? Слышал об этом рабе. Он вырос при дворе царя и сейчас захотел головы своего господина?
Царь жег глазами сатавка. Тот побагровел от смущения и неожиданности, не понимая, почему Палак так раздраженно смотрит на него.
– Савмак хороший воин и ученый человек, за что его и прозвали чародеем, – ответил он. – Но никогда он не выдавал себя за сына Скилура. Это порождение фантазии досужих людей.
Палак выпрямился и с холодным лицом отвернулся от посла. Тот безмолвно поклонился.
– Иди, я подумаю обо всем, сказанном тобою.
Лайонак вышел. Вошел Раданфир.
– Как тебе нравится рабское предложение? – спросил его царь с подчеркнутой небрежностью.
– Мне кажется, сатавк не врет. Его знает Хрисогон, они были друзьями еще в Пантикапее.
– Знает Хрисогон? – Царь покраснел и нахмурился.
Вчерашняя сцена встала перед его глазами. Он отдал шута в рабство. Это было досадно.
– Да, Палак-сай. А Хрисогон человек верный, он не обманет!
Раданфир в упор взглянул на царя, точно вызывая его на откровенность по поводу вчерашнего. Но Палак сделал вид, что ничего не заметил. Он лишь почувствовал раздражение, какое всегда появлялось у него в душе после неудачных или ошибочных поступков.
– Я спрашиваю: как ты думаешь о сказанном этим пелатом?
– С Боспором, конечно, рано или поздно, а воевать придется… – осторожно начал князь.
– Верно. Что же дальше?
– И, судя по словам посланца, нам представляется случай разделаться с Боспором одним ударом.
– Именно: судя по словам посланца.
В словах царя слышалась язвительная насмешка.
– Ах, Раданфир! Ты легко веришь людям и склонен к увлечениям! Мой отец, великий Скилур, всегда предупреждал меня от увлечений при решении важных вопросов.
– Но в доводах сатавка есть смысл. Отойдя от Херсонеса, мы успокаиваем Митридата…
– Ой ли? Да ведь Перисад тайно продал Боспор Понту! Еще в прошлом году Диофант ездил туда не зря. Но ты забываешь, что Херсонес это один город, а Боспор – целое царство! И если в войне с Херсонесом нам придется ломать одни ворота, то на Боспоре их гораздо больше! А насчет военной слабости Боспора – дело очень сомнительное!.. Если казна Перисада пуста, то ему тем более нет основания бояться войны! Война даст возможность пообещать воинам оплату табунами и женами побежденных, отвлечет их от безделья… Пообещай воинам добычу, и они все схватятся за копья! Добыча – душа всякой войны… Наконец: неужели я так просто, по просьбе кучки заговорщиков, изменю план Скилура?.. Отступлю от указаний мудрости и пойду по пути ей противоположному?
– Но времена изменчивы, Палак-сай!.. Скилур жил в другое время!
– А что изменилось? Боспор по-прежнему сильнее Херсонеса! Даже смешно сравнить теленка с быком! И что-то не верится в прочность этого рабского заговора, если он действительно есть.
– Я верю, что он есть, и полагаю, что он нам очень на руку. Ничего подобного мы не имеем в Херсонесе.
– В Херсонесе у нас есть преданные люди, готовые помогать нам. Но для взятия города нам ничего не надобно, кроме осадных машин. Войск мы имеем более чем достаточно. Да еще затафрские агары идут на пополнение. Тасий пропустил агаров через перешеек и сам обещает прибыть с несколькими тысячами конницы, если Диофант посмеет сунуться вновь. Теперь мы встретим его по-иному!
– Ты, как всегда, мудр, Палак-сай!
– А делить победы с рабами?.. О Раданфир! Мне, потомку бога Папая и сыну Скилура! Быть признательным за помощь рабским ватажкам! Ну не позорное ли это дело, мой друг, которое вызовет смех и по эту и по ту сторону Скифского моря!..
– Верно, государь! Но ведь имеешь же ты своих людей среди рабов Херсонеса!
– Да, имею. Но эти люди многого не требуют, они будут довольны, если после взятия города я дам им по горсти золотых и дарую свободу. А на Боспоре тысячи рабов и тысячи крестьян-полурабов! В случае успеха восстания они потребуют чего-то большего!.. Каких-то льгот, прав, собственности!.. Нет, Раданфир, мы пойдем на Пантикапей, но не сейчас!.. Может, рабы сами восстанут, они ослабят силы Перисада и сами ослабнут в борьбе, главари умрут на кольях… Вот тогда мы придем и справимся с Боспором, как с человеком, ослабленным тяжелой болезнью… И это будет тогда, когда Херсонес уже начеканит монет с моим изображением! А сейчас пускаться в такое дело было бы безумием.
– Сама мудрость говорит твоими устами!.. Значит, отказать послу?
– Разве я сказал это?.. Нет! Накормить посла, дать ему одежду и помещение. Пусть он ни в чем не нуждается. А с ответом подождем… Я скажу, когда это будет нужно. Иди.
– Слушаю и повинуюсь.
Раданфир вышел.

7

Несмотря на внутреннюю гнилость Боспорского царства, там еще находились светлые головы, которые продолжали блюсти интересы государства. Так, узнав, что Палак вошел в договорные отношения с Тасием, вождем роксолан, боспорские архонты задумались.
Недавно Палак, отогнанный Диофантом на север, но не разбитый полностью, стоял под Тафрами [ так ], у перешейка Таврического полуострова. Со стороны северопонтийских степей к нему рвались на соединение родственные агары, те, что кочевали у реки Агар, впадающей в Темарунду, «мать морей», как скифы называли Азовское море, или по-гречески Меотиду.
В прошлом агары входили в скифскую державу и считали царских скифов своими старшими братьями. Сохранилось немало преданий об этом мужественном и воинственном племени. Свое имя они получили не то от реки, на которой кочевали, не то от славного их царя Агара, царствовавшего лет двести тому назад, в эпоху распада империи Александра, из развалин которой в огне ожесточенных войн возникали новые царства и династии. Тогда в Пантикапее, после смерти пятого по счету спартокида Перисада Первого, шла борьба за власть между тремя сынами его – Евмелом, Сатиром и Пританом. Победителем оказался Евмел, который при содействии вождя племени фатеев Арифарна одолел своих братьев в междоусобной войне. Сатир погиб в бою, Притан был умерщвлен по приказу брата. Став царем, Евмел прежде всего истребил всех друзей своих братьев, жен и детей. Только юный, но мужественный сын Притана Перисад бежал от руки убийц в скифские степи и был принят царем Агаром на воспитание. Тогда агары были сильны и не боялись принимать изгнанников и беглецов из Пантикапея и подвластных ему городов, свято соблюдая закон свободной Скифии о праве убежища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98