Я вернулся сюда после долгих странствий по чужим краям и больше никуда не поеду.
Пегие от времени стены города показались Фарзою совсем не такими, какими он их представлял по воспоминаниям детства. Стены выглядели неуклюже, башни были слишком широки и приземисты, зубцы на них имели неодинаковую величину, искрошились от дождей и ветров. Воронье, чуя близкую осень, кружилось над башнями, садилось на них.
На дорогах тут и там виднелись всадники, в одиночку и группами, тащились кибитки, запряженные волами, брели пешеходы с мешками, опираясь на палки.
Вокруг города, заключенного в каменные латы оборонительных стен, широко рассыпались предместья, состоящие из мазанок с камышовыми крышами, такими же, как в Оргокенах.
Перед главными воротами сгрудились повозки, пешие и конные люди. Привратники опрашивали приезжих, откуда и зачем едут, иногда осматривали кладь.
– Дорогу князю Фарзою! – чванливо крикнул Марсак.
Они въехали в город вместе с толпами разного люда. В нос ударили пыль и едкий запах кузнечной гари. Откуда-то валил черный дым и слышались удары кующих молотов.
– Здесь же рядом кузнечные ряды. Скилур собирался перенести их в другое место, но так и не собрался, ушел в царство теней.
Улицы бурлили людьми. Дорогу преграждали повозки с кладью, оборванные жилистые мужи несли бревна, тяжело ступая босыми ногами.
– Эй, посторонись, дай дорогу!
Конные и пешие толкались, спорили, кричали.
– Не узнаю, князь, Неаполя Скифского! – изумился дядька. – С одной стороны, будто постарел как-то и осунулся, новых домов не видно. Зато шуму и люду всякого столь много, что прямо диво! И ради какого демона они здесь толкутся?
Молодой князь в свою очередь глядел на нечистоту улиц, бедность строений, мало чем отличающихся от деревенских, и тоже удивлялся бестолковой сумятице этой большой деревни. Можно было задохнуться от пыли, копоти и густого запаха конюшни. «Неужели Палак живет в этом аду? – подумал он и тут же ответил себе: – Нет, этого не может быть».
Однако волнение проникло в его кровь, когда он увидел направо почерневшие колонны небольшого храма, в котором в числе других княжеских детей изучал греческий язык и письменность. Это был храм Зевса Атавирского, построенный родосцами по разрешению Скилура в честь победы Посидея, сына Посидеева, над сатархами. Старый царь благоволил к выходцам с Родоса и велел им быть учителями скифской родовитой молодежи.
Собственно, и Пифодора Фарзой прихватил с собою именно потому, что он был родосцем, помня традицию скифского царского двора.
Сейчас храм предстал перед глазами молодого князя совсем маленьким и невзрачным. По-видимому, его давно забросили. Его обступили целые заросли сорных трав. На пыльных, облупившихся ступенях играли дети. Поток людей шумел мимо.
Пифодор, узнав, кому посвящен храм, сразу преобразился. Растолкал людей, подошел ближе. Надрезал ножом палец, мазнул кровью по закрытым дверям капища. Закрыв глаза, прошептал несколько слов, обращенных к божеству. Он просил удачи в варварской стране и сулил богатые жертвы в случае успеха. Возвратился довольный, с посветлевшим лицом.
– Даже в далекой Скифии я нашел святилище моего бога. О! Это только увеличивает мое уважение к скифам! У вас, о сколоты, большая душа! Поклоняясь своим богам, вы не забываете уважать и богов своих друзей.
– Ты, однако, не забудь, – строго заметил Марсак, – о своем обете принести жертву сколотским богам: Папаю, матери Табити, повелительнице земли Апи, Аргимпасе – богине ночи, богу солнца Гойтосиру и Святому мечу, когда убьешь врага. Да и Фагимасада не забудь, за спасение на море.
– Как же, как же, старина! Разве я осмелюсь нарушить обет, данный вашим богам, да еще на их собственной земле! Они не простили бы мне такой забывчивости и при случае отомстили бы. Боги везде одинаковы – они любят приношения, жадны, обидчивы и жестоки. Лучше с ними не ссориться.
– Ну то-то! – проворчал скиф. – А то я знаю вас, эллинов. В беде вы готовы обещать собственную голову, а потом у вас и волоса не получишь.

6

На перекрестке улиц шум усилился. Послышались визг лошадей, топот копыт и чьи-то крики, в которых звучали боль и возмущение.
– Куда с конем лезешь? Видишь, люди несут царский заказ! Отъезжай прочь, если не хочешь получить колом по голове!
– Кто это угрожает? – надменно пробасил всадник. – Не ты ли, пешая рвань? Давай дорогу, видишь, князь Гориопиф с друзьями едет! Посторонись, растопчем!
– Какой там князь Гориопиф?.. Может, он в своем роду князь, а у нас такого не знают!.. В нашем роду таких нет!
– Да имеешь ли ты род? Покажи свою шею, и я по ошейнику узнаю, кто твой хозяин. Видно, ему вы, вшивая нищета, бревна таскаете!
Плохо одетые широкоплечие парни несли на плечах гладко обтесанные брусья для катапульт. Они принадлежали к обедневшему роду «ястреба» и сейчас трудом добывали себе пропитание на царских заказах. Однако были драчливы и не любили давать себя в обиду.
– Мы тоже царские сколоты! – кричали они задорно. – Не смотри, что работаем! На царя трудимся!
Под натиском нахальных слуг Гориопифа, сытых парней, сидящих на добрых конях, вся длинная процессия с пахучими бревнами должна была потесниться. Многие уронили свою ношу и отбили босые ноги.
– Ах, вы так! – закричали они в ярости. – Эй, «ястребы», все сюда!..
В толпе быстро образовалось ядро из горластых молодцов. «Ястребы», несмотря на бедность, были многочисленны и дружны.
– Бей их! – рассек общий шум зычный голос костлявого широкоплечего детины с подбитым глазом.
– Ссаживай их с коней, это же «вепри»!
Богатый род, возглавляемый Гориопифом, носил на тотемическом знамени изображение вепря. Он издавна враждовал с «ястребами».
– В топоры свиноголовых, чтобы народ не топтали!
– Кого в топоры? Великий Папай! Бесхвостые ястребы хотят напасть на клыкастого вепря! Хо-хо-хо! А ну, оборванцы, добром просим – расступитесь!
Конная группа «вепрей» врезалась в толпу. Кони храпели и бились.
– Ой-ой! Человека свиньи убили! Глядите, старик умирает!
Толпа отхлынула. На земле корчился старик, что был у древотесов за старшего. Он следил за работой, получал заработок и делил его по душам. Взбесившаяся лошадь княжеского воина ударила его копытом прямо в грудь. Густая алая кровь текла изо рта по бороде и окрасила холщовую рубаху.
– Человека убили, – с укором произнес кто-то со стороны, – вам бы на свиньях ездить, а не на лошадях!
– Убили дедушку Ладака! – заревел высокий детина, выскакивая вперед. – Эй, люди, что полагается за убийство человека?
– Месть убийце! Кровь за кровь!..
Толпа возмущенно зашумела. Положение стало острым. Конные воины сплотились вокруг князя, готовясь к драке. Многие вынули мечи, приготовили дротики.
– Расступитесь, люди, если не хотите навлечь на себя гнев царя Палака! – с важным видом возгласил сам Гориопиф, поднимая вверх руку, одетую в боевую рукавицу.
Князь и его конь были покрыты чешуйчатым панцирем.
– Какая может быть месть, – добавил он, – если царь Палак повелел до конца войны не затевать ни тяжб, ни междуродовых драк!
– А убивать неповинных людей, стариков, он разрешил?
– Старик сам виноват, что подвернулся. Лошадь испугалась и ударила.
– Сам виноват?.. Вы слышите, добрые люди, старик сам виноват!.. Уж не мы ли должны просить у «вепрей» прощения за то, что наш человек их лошадь испугал?
– Чего с ними разговаривать-то! – взвизгнул один из ближайших подручных князя. – Бей их, если не хотят посторониться!
В ответ раздался грозный рев толпы. Мягко пропела стрела, ударилась в панцирь князя и сломалась пополам.
Это послужило сигналом. Копья одной стороны и дреколье другой устремились навстречу друг другу. Сверкнули мечи. Послышались дикие, захлебывающиеся вопли:
– Бей «вепрей»!.. В топоры их!
– Разойдись, нищета!
Детина с подбитым глазом крякнул надсадно и ударом кола сбил с ближнего воина шлем.
– Это ты своим конем убил дедушку Ладака!.. Получай!
Вторым ударом дубины он раздробил череп ошеломленного «вепря». Кровь и мозг брызнули во все стороны. Конь метнулся в испуге. Мертвое тело тяжело плюхнулось на землю.
Пользуясь мгновенным замешательством, детина направил следующий удар дубины против князя Гориопифа. Телохранитель, ехавший рядом, отразил удар древком копья. Дубина скользнула и хряско опустилась на круп княжеского скакуна. Ярый жеребец, уже возбужденный боевыми криками, сразу взвился на дыбы и с быстротою камня, пущенного из пращи, кинулся вперед. Следуя табунному инстинкту, все лошади, закусив удила, устремились за ним и, подобно тарану, который крошит своей бронзовой головой глинобитную стену, врезались в человеческую массу. Опять далеко разнеслись крики ярости и боли. Страшно захрустели кости под копытами. Звякнуло оружие.
На всадников Гориопифа посыпались камни, куски дорожной грязи, схваченные сгоряча. Свистнул аркан. Одного воина стащили с седла и тут же затоптали. Другого волокли за ноги и вытряхивали из панциря и кафтана. Трещали копья, звенели мечи, как в настоящей битве.
Фарзой с высоты седла наблюдал дикую картину и не мог прийти в себя от изумления. Решив обойти драку стороной, он сделал знак своим людям и стал пробираться к уличке, что виднелась правее.
– Неладное творится в нашем городе! – сказал он дядьке.
– Обнаглели князья, – отозвался тот, – раньше этого не было. Скилур их в узде держал.
Несколько распаленных дракой парней, одетых в лохмотья, всклокоченных и грязных, загородили им дорогу. Они начали поспешно ломать плетень, силясь выдернуть из земли суковатые колья.
– Мы проучим этих свиней! – рычал высокий с подбитым глазом. – Жалко, кол сломался. Я им за дедушку Ладака кишки вымотаю! «Ястребы» никогда не уступали ни в чем «вепрям».
– «Ястребы»? – многозначительно переспросил старик. – Ты слышал, мой сынок? Если это «ястребы», то они из нашего рода! Из твоего рода, князь!
– Из моего рода? – без особой радости повторил Фарзой. – Но может ли это быть?.. Ты ошибся, эти оборванцы, похожие на грабителей, не могут быть из моего рода!
– Нет, мой князь, я не ошибся, – громко продолжал Марсак, не замечая смущения своего воспитанника. – Род «ястреба» – один из пяти родов племени сайев, или царских скифов, как нас называют эллины…
– Неужели эти босые буяны могут быть моими родственниками?
Фарзой углом глаза покосился в сторону Пифодора и Лайонака.
– Да, – весело подтвердил старый скиф, – они должен служить тебе, своему князю!.. Эй, молодцы!
– Чего тебе? Не мешай!
– Ай-ай! – старик захохотал. – Это не ребята, а прямо-таки волчья стая!
И, подняв кверху руку, произнес условное обращение к родовым богам.
Парни опустили колья. Один поднял грязную лапу и тоже пробормотал молитву.
– Откуда вы? – ощупал он приезжих глазами. – Я вас не знаю.
– Кланяйтесь князю вашему Фарзою! – с важностью приказал Марсак. – Вот он, вернулся домой из-за моря!
«Ястребы» с любопытством уставились на чистое, не обветренное лицо Фарзоя, окаймленное мягкой вьющейся бородкой. Его одежда и манеры напоминали скорее просвещенную Элладу, нежели живописную и самобытную Скифию.
– Гм… – хмыкнул один недоверчиво.
– Ну?! – раздражаясь, прикрикнул старик. – Что же вы своих родовых князей почитать перестали, а?
Те не спеша, без особой охоты поклонились.
– Некогда нам, – заявил высокий, – видите, там дерутся! Это «вепри» наших бьют!.. Дедушку Ладака убили!.. А если ты князь наш, то приходи в стан за городом. Там тебя встретят старики. Там и алтарь наш.
– Князь будет в своей ставке, – не теряя важности, ответил Марсак.
– Какая там ставка! – насмешливо отозвался высокий. – Все, что оставалось после смерти князя Иданака, в прошлом году грекам досталось как добыча. Дома сгорели, скота нет. А мы вот бревна тешем да железо куем. Этим и кормимся. Богатых-то на весь род и десяти человек не наберется.
Марсак и Фарзой переглянулись.
В перспективе улицы показались султаны на шлемах царских дружинников. Они размахивали нагайками и кричали:
– Разойдись! Царь велит!.. Кто здесь заводчики? Давай их сюда.
Камень просвистал перед носом князя Фарзоя и сухо шлепнулся в стену дома. Толпа шарахнулась. Плетни затрещали. Пораженный неожиданным сообщением, молодой князь не заметил этого. В его ушах оглушительно звучали слова долговязого парня. Невольно он обернулся назад: цела ли поклажа на спинах таврских быков? Встретился глазами с Пифодором и густо покраснел. Он уже не чувствовал себя богатым и знатным скифским сатрапом, которого ждут богатство, власть и почет. Ему казалось, что он упал с высоты и впервые увидел окружающее, а все его горделивые мечты, самоуверенность, сознание превосходства над своими спутниками и многое другое, чего и не передашь сразу словами, осталось где-то высоко-высоко, подобное белому облачку в голубом летнем небе. Еще миг, и растает это облачко, и ничто не будет напоминать о том, что оно существовало. Он вернулся в Неаполь, чтобы узнать о своем полном разорении, о нищете, в которую впал весь его род. Его вгоняла в краску одна мысль, что он должен будет предстать перед Палаком как бездомный скиталец, почти такой же, как Пифодор, а перед другими князьями, имеющими свои стада и дружины, сможет блеснуть лишь эллинскими манерами да пышной одеждой, взятой с «Евпатории» предусмотрительным родосцем…
– А ну, ребята! – распоряжался тем временем Марсак. – Если хотите, чтобы ваши головы не оказались во рву за городом, бегите к нашим и покличьте их! Князь, мол, зовет всех «ястребов» под знамя вот в этот проулок! Спешите, царские конники уже окружают площадь! Худо будет!
Марсак засуетился. Вместе с Лайонаком она стали крупами лошадей теснить толпу, освобождая проезд в проулок.
Пифодор смело толкался, пробираясь в том же направлении.
Парни сообразили, что дело может обернуться не в их пользу. Род их обедневший, своей заступы около царя не имеет, а поэтому не исключена возможность, что их перехватают и накажут жестоко за беспорядки.
Они побросали колья и нырнули в толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98