Киммериец мрачно покосился на очередной исполинский череп, скаливший
в усмешке истертые зубы. Рядом с ними клыки Рогача Кро'вара, висевшие на
груди Рины, выглядели детской игрушкой; в пасть этого чудища без труда
провалилась бы целая повозка с четверкой волов. Конан ожесточенно сплюнул.
- Не понимаю, зачем нужно было творить всяких ублюдков, а потом
чистить от них землю, - буркнул он. - Или Митра просто играл? Шалил, как
капризное дитя?
- Не богохульствуй в преддверье Его храма, - Рина подняла руку. - Не
богохульствуй, милый, а то как бы Он тебе этого не припомнил... Я думаю, -
добавила она после паузы, - что Пресветлый не создавал этих чудовищ. Не Он
один наделен творящей силой; есть еще и Сет, и Нергал, и другие божества.
Митра сотворил мир, благих гигантов и нас, грешных людей... Должен ли Он
отвечать за мерзости злобных богов, выпустивших в Его мир подобных тварей?
- Хмм... не знаю, - Конан неуверенно поджал губы. - Во всяком случае,
гиганты прикончили их по приказу Митры, и то хорошо. Но стоило ли
сваливать все эти древние кости вблизи святилища?
- Это свидетельство Его мощи, - понизив голос, сказала Рина; потом
рука ее протянулась влево, к затянутому пепельной дымкой горизонту, и
девушка совсем уж тихо прошептала: - Ты догадываешься, что там такое?
Киммериец кивнул.
- Серые Равнины, я полагаю.
- Да, Серые Равнины... А где-то рядом - обитель Нергала, в которой
могут таиться такие же страшные чудища, какие захоронены в этих холмах. И
кладбище, по которому мы идем - предостережение для них.
- Боюсь, если они снова вылезут на свет, Митре самому придется иметь
с ними дело, - заметил Конан после недолгого раздумья.
- Почему ты так решил?
- Гиганты теперь заняты, держат землю. А новых исполинов Митра не
сотворил... Кто же будет биться с чудовищами?
Рина вдруг выпрямилась во весь свой небольшой рост, и глаза ее гордо
сверкнули.
- Как кто?! Мы, Ученики!
Внезапно развеселившись, Конан похлопал ее по плечу. Пожалуй, Рагар и
Фарал Серый могли бы сжечь подобных тварей, а хитроумный Лайтлбро,
Маленький Брат, придумал бы, как и куда их заманить, чтобы прихлопнуть
скалой, утопить в воде или спалить огнем - как того монстра в ущелье
Адр-Каун. Но Рина... Палящие молнии Митры оставались неподвластными ей, и
в душе ее не было коварства - той хитрости, без которой не подстроишь
ловушку врагу. Он не сказал этого вслух, не желая обижать девушку.
Все-таки, как и Фарал, Рагар и Лайтлбро, она была бойцом Митры и владела
частицей божественной Силы, хотя дар ее служил скорей жизни, чем
уничтожению и смерти. Да, она определенно родилась на свет бойцом,
отважным бойцом, и недавняя схватка с серыми тварями доказывала это! Пусть
ее руки метали не молнии, но сталь - результат был тем же самым!
Однако ее тонкая и гибкая фигурка казалась такой крохотной рядом с
чудовищными порождениями Нергала... Любая из этих тварей могла рассечь ее
тело одним движением челюстей, раздавить, не заметив... И Конан, с
внезапным страхом за девушку, подумал, что на земле и сейчас встречаются
не менее жуткие монстры, инкубы, демоны и ожившие мертвецы, коих посылают
в мир злобные боги или злое чародейство черных магов. Он сражался с ними,
и он их побеждал - своими руками и мечом, без помощи Митры, Аримана, Крома
или иного божества, ибо был от природы силен, жесток и хитер. Но Рина...
Сероглазая Рина с каштановыми кудрями умела лечить, умела предсказывать
будущее, умела метать стальные диски... Что еще?
И, глядя на костяки чудовищных тварей, на их черепа с огромными
клыками, на угрожающе выставленные когти, Конан, варвар из Киммерии,
великий воин и будущий великий король, взмолился. Он просил не за себя и
сделал это не вслух, а молча, справедливо полагая, что бог услышит его,
коли захочет. Молитва же его была простой: "Пресветлый, прежде, чем ты
пошлешь эту девушку в битву, вооружи ее! Вооружи достойно! Дай ей то, что
отнял у меня!"
Он мысленно повторял эти слова, пока холмы с россыпями костей не
закончились. Когда же они с Риной, миновав последний поворот, покинули
лабиринт узких ущелий и обрывистых каньонов, все молитвы выскочили у
Конана из головы. Потрясенный, он замер, застыл, на миг лишившись дара
речи, не слыша ни восторженных вздохов Рины, ни тихого шелеста листвы, ни
плеска родниковых струй. Контраст между оставшимися позади мрачными
могильниками и картиной, что открылась перед ним сейчас, был слишком силен
и повергал в шок; кому бы пришло в голову, что за огненным потоком лавы,
за бесплодной равниной и чудовищным кладбищем лежит рай?
Знакомый рай, отметил Конан спустя несколько мгновений. Определенно,
он узнавал прихотливые извивы дорожек в этом зеленом саду; нечто знакомое
чувствовалось и в расположении деревьев. Он видел яблони, густые и
раскидистые, что росли на небольшом холме в центре сада, обрамляя его
вершину тремя широкими концентрическими окружностями; в их благоуханном
кольце был заключен треугольник из персиковых и абрикосовых деревьев.
Неподалеку высились дубы и буки, и темные их кроны прочерчивали плавно
изогнутую фигуру, напомнившую Конану рассеченный сверху донизу бокал;
самый мощный из дубов, настоящий гигант со стволом, который не смогли бы
обхватить и трое мужчин, рос внутри этого незамкнутого овала. Левее
тянулись вверх золотистые столбы сосен и кедров, оттененные седым
изумрудом асгардских елей; оттуда тянуло пронзительным и чистым запахом
смолы и хвои. Между соснами и линией дубов находилась беседка, увитая
виноградной лозой, толстой, высокой и обильно плодоносящей:
прозрачно-зеленые и густо-фиолетовые гроздья величиной с человеческую
голову свешивались вниз, прямо к полу из гладких кедровых досок.
Еще он заметил родник и небольшое озеро, за которым красовалась пара
исполинских деревьев, вчетверо или впятеро выше самых огромных сосен; они
застыли в прозрачном воздухе словно две чудовищные колонны, и мощные ветви
бросали тень на серебристую водную поверхность. Секвайны, Стражи Неба, как
называл их наставник! Секвайны, что росли в верхнем мире в какой-то
далекой и таинственной земле, лежавшей за просторами Западного океана!
- Сад Учителя! - потрясенно выдохнула Рина.
- Сад Митры, - поправил ее Конан. Он уже сообразил, что тут не было
полного сходства: расстилавшийся перед ними зеленый оазис казался больше,
родник - полноводнее, озеро - шире, и на поляне у яблоневого холма он не
видел пчелиных ульев, хотя мерное гудение насекомых долетало до его ушей.
Но главное было не в том. За зеленой стеной деревьев, ласкавшей глаз
после пурпурных и алых красок нижнего мира, вздымались беломраморные
стены, украшенные циклопическими колоннами; они тянулись вверх, вверх и
вверх, полускрытые мерцающей радужной дымкой, вуалью, наброшенной на
гладкие камни храма, что царил над садом и холмами подобно рукотворной
горе. Ни Конан, ни Рина не могли разглядеть его кровли, тонувшей в
серебристом сиянии, но вход - огромная арка, венчавшая невысокую лестницу
- находился прямо перед ними. К ступеням и арке вела дорожка, обсаженная
по краям цветущим кустарником; гроздья мелких голубых и сиреневых цветов
напоминали об ароматах весны.
- Пойдем? - Конан прикоснулся к плечу девушки, но она, не двигаясь с
места, точно в забытьи шептала:
- Сверкающий алтарь, подобный ограненному бриллианту... колонны в
тысячи локтей... стены, уходящие ввысь... купол, вознесенный над ними,
словно небесный свод...
- Пойдем! - Сильные пальцы киммерийца стиснули плечо Рины, и она
очнулась.
- Нет, подожди! Сначала - к роднику, к озеру... Надо умыться и
отдохнуть.
- Разве ты устала?
- Я - нет! - Девушка раскинула руки, впитывая исходивший от святилища
поток энергии. - Но ты устал и голоден... и, к тому же, нельзя входить в
обитель бога без омовения. Видишь, все, что нужно - перед нами... вода, и
плоды, и мягкая трава, чтобы можно было отдохнуть...
Она уже шла к роднику, струившему хрустальные воды в озеро, и Конан,
с наслаждением вдохнув ароматный воздух, двинулся следом. Зеленые тенистые
кроны сомкнулись над ним, и на мгновение он почувствовал острую и тяжкую
тоску по лесам верхнего мира, по заснеженным горам Киммерии, диким и
просторным гирканским степям, что протянулись от берегов моря Вилайет до
самых кхитайских пределов, по необозримым могучим океанам, чьи волны в
бесконечном круженьи омывали скалы Севера и пески Юга. Увидит ли он снова
красоту земли и торжествующий блеск солнца? Кара Митры могла быть слишком
тяжела...
Но хотя Конан не хотел оттягивать ее, сейчас он подчинился желаниям
Рины. Разумеется, она была права: в обитель бога нельзя входить покрытым
дорожной пылью, с мыслями о пустом желудке и ноющих после долгого пути
ногах. А потому он сбросил в густую траву свой мешок, свои мечи, свой пояс
с опустевшим бронзовым флакончиком, свою тунику и сапоги; сбросил все и
нырнул в озеро, отдавшись ласке прохладных струй.

Время сна они провели в беседке, увитой лозой, расстелив плащи на
полу из кедровых досок. Запасы еды кончились, но среди цветущих деревьев
нельзя было остаться голодным; они набрали целую гору персиков, яблок и
сладкого инжира, виноград же был рядом - стоило только протянуть руку.
Сон освежил Конана, трапеза придала ему сил. Натягивая чистую тунику,
он думал о множестве вещей сразу: о том, что кончился порошок арсайи,
словно отмеренный рукой судьбы; об испытании, которому вскоре подвергнет
его бог; о своей вчерашней просьбе, о молчаливой мольбе даровать Рине то,
что было отнято у него. Еще он размышлял об Учителе и сделанном им
пророчестве, сулившем славное и великое грядущее; вспоминал и о том
чернобородом колесничем из Дамаста, что отправился на Серые Равнины с
последним ударом его меча. Он не жалел о содеянном - ни раньше, ни теперь.
Он нарушил клятву и понес кару; возможно, теперь его ждет и более жестокое
наказание, чем рукоять ворота и участь раба на жарком плоскогорье Арим.
Что ж, он готов! Готов на все, лишь бы вернуть свою душу и свою свободу.
Свободу убивать и миловать того, кого он хочет, свободу от божественных
даров, божественной воли и предначертаний!
Безоружными, в торжественном молчании они двинулись к невысокой
лестнице, что вела к арке. В ней было двенадцать ступеней, настолько
широких, что по каждой свободно проехала бы четверка колесниц; и каждую
украшали огромные каменные изваяния. То были статуи Первосотворенных,
сражавших голыми руками ужасных чудищ - видимо, тех самых, чьи кости
покоились в холмах. Грозные лица мраморных гигантов застыли в холодном
спокойствии, на них читались отвага и несокрушимая уверенность в
собственных силах; мерзкие же твари, коим они ломали хребты и раздирали
пасти, казались символом злобной ярости. Конан заметил, что исполины были
нагими, и лишь волосы каждого охватывал обруч с высеченным посередине
крестом - древним знаком Митры.
Они двинулись к стрельчатым вратам, с каждым шагом все больше и
больше погружаясь в радужное сияние, что невесомой завесой окутывало
святилище. В этом мерцающем мареве стены и выступавшие из них
цилиндрические колонны выглядели зыбкими, словно мираж пустыни; Конану так
и не удалось разглядеть, где кончается фасад храма и сколь высоки его
своды. Гигантское сооружение нависало над садом, что тихо дремал внизу, и
казалось, что белая гора, укутанная в цветную дымку, нежит у своей подошвы
крохотный зеленый оазис. Это выглядело до боли знакомым, похожим на
обитель Учителя - только здесь вместо вулканического конуса вздымалась
вверх громада святилища, а вход в пещеру заменяла высокая стрельчатая
арка. Над ней тоже был высечен знак креста - на фоне пылающего солнца.
У порога киммериец невольно замедлил шаги, вглядываясь в широкий
проход, залитый ослепительным сиянием. Что ожидало его в этом храме?
Прощение или кара, свобода или тяжкая служба, жизнь или смерть? Смерть...
Несмотря на светлое великолепие храма, он ощущал ее дыхание на своем лице:
Серые Равнины были близко.
Рина потянула его за руку, и Конан переступил порог. За недлинным
коридором простирался зал, необозримый, словно вечность, наполненный
живительными струями Силы; Конан, даже лишенный былого чутья, ощущал
сейчас ее мощные и освежающие потоки. Воздух тут был свежим и находился в
непрестанном движении - в лицо веяло то ароматом горных снегов, то острыми
запахами морского побережья или цветущей степи. Глубоко вздохнув,
киммериец склонил голову, потом выпрямился и бросил взгляд в безмерную
даль святилища.
Можно ли было назвать то, что он видел, залом? Слова, обозначавшие
творения рук человеческих, казались жалкими и бессильными, ибо нигде, ни в
храмах Аквилонии и Турана, ни в башнях Заморы, ни в зиккуратах Дамаста, ни
в подземных камерах стигийских пирамид, не ощущалось подобного простора и
величия, такой титанической мощи и сладостного покоя. Да, это было
истинное святилище Митры, единственное и неповторимое! И зал, лежавший
сейчас перед Конаном, служил вместилищем мира - многих миров, нижнего и
верхнего, астрального и подземного; пределы его охватывали вселенную, в
которой обитали боги и люди.
Почувствовав, что у него кружится голова, киммериец отвел взгляд от
леса стройных колонн, тянувшихся вверх, от радужного мерцания меж ними, за
которым чудились необозримые дали; теперь он глядел только вперед, пытаясь
сосредоточиться на источнике света и Силы, что омывала его плоть мощными
потоками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81