потом откуда-то выплывает
бородатое лицо под налобником шлема - и вдруг опрокидывается назад,
перечеркнутое алой полосой. Кровь! Кровь... реки крови...
Степь... Тряский бег коня, всадники в белых бурнусах, блеск кривых
сабель, блеск крепких волчьих зубов... Звон стали, испуганное ржание
лошади, крики... Смуглая женщина, закутанная в покрывало до самых глаз...
машет рукой, словно призывает...
Гигантская башня... Канат, обжигающий руки, медленный бесконечный
путь наверх, к резным зубцам парапета... Таинственные залы, пустые
коридоры, переходы, сплетающиеся в неведомый лабиринт... Комната с
позолоченным куполообразным сводом, со стенами из зеленого камня, с
ковром, скрывающим пол... Дым курильниц, мраморное ложе и странное
существо на нем - с огромной уродливой головой, с хоботом, вытянутым на
два локтя... Слепое... Оно начинает что-то говорить - монотонно,
невыразительно; слова текут, падают, словно камни в море...
Море! Корабль с развернутым парусом, чернокожие гребцы на веслах,
девушка с черными пылающими глазами... Почти нагая... Обнаженные груди,
смуглое гибкое тело, темные локоны падают на плечи... Ее движения
стремительны, как степной ветер, и грациозны, словно у вышедшей на охоту
пантеры... Шевелятся алые губы, рождая музыку слов, по-прежнему
непонятных, неясных, призрачных...
Другой корабль, другая команда, другая женщина... Человек, в странной
позе застывший у мачты... Потом - чудовищный конус вулкана, дымное облако,
расплывающееся над ним, серая метель... Пепел, пепел! Жуткий грохот,
огненные языки лавы, струи синеватых молний, вылетающих им навстречу,
полупрозрачная голубая завеса, мерцающая над мрачной вершиной... На ней
внезапно начинает прорисовываться чье-то гигантское лицо - бездонные
глаза, сурово сведенные брови, необозримые равнины щек... Оно все
приближается и приближается, становится меньше, оставаясь таким же
суровым, гневным; брови чуть изломаны, как у хищной птицы в полете, зрачки
цвета янтаря вот-вот метнут пламя...
Стискивая зубы, раб пытается вырваться из омута видений - или
вспомнить все. Тщетно! Перед ним бесконечной чередой встают фантомы
городов, мчатся всадники и колесницы, маячат чудовищные лики, сверкают
огонь и сталь, проходят люди - мужчины и женщины, воины и купцы, нищие
бродяги и владыки, мореходы, кузнецы, воры... Одни что-то говорят, но он
не различает слов; другие молча смотрят на него, словно бросая вызов
мертвой памяти. Мертвой, как склон засыпанного пеплом вулкана...
Не просыпаясь, раб вжимается лицом в сухие пальмовые листья, дрожит,
все крепче и крепче сжимая челюсти. Потом видения уходят, растворяются,
как пустынные миражи, и невольник с хриплым судорожным вздохом
проваливается в блаженное небытие.

Саракка, придворный маг и звездочет грозного Тасанны, светлейшего
дуона Дамаста, дрожащей рукой отер со лба холодный пот. Он ничего не
понимал; в эту священную ночь, предшествующую солнцестоянию, знамения
казались еще более смутными, чем пять, десять и пятнадцать дней назад. Он
не мог прочесть в звездных небесах послание лучезарного Матраэля, хотя
знал - чувствовал! - что великий бог желает сообщить нечто важное и
требует, чтобы волю его исполнили без промедлений.
Это никуда не годилось. Внизу, в роскошно убранном зале на пятом
этаже ступенчатого зиккурата, мага поджидал светлейший дуон с ближними
вельможами; все они горели нетерпением выслушать слова божества,
запечатленные этой ночью на темном небосводе. Что сказать им? - подумал
Саракка, беспомощно взирая на мерцавшие в вышине бесчисленные зрачки
Лучезарного. Даже во времена не столь отдаленного ученичества он не ведал
такого отчаяния; сейчас на кон было поставлено все - в том числе и его
голова. Владыка Дамаста не отличался милосердием и не помнил о былых
заслугах, особенно если речь шла о вещах божественных и, тем самым, важных
для всей страны. Что же касается былых заслуг, то у Саракки не имелось
даже этого. Всего два года назад дуон приблизил его, даровав свою милость
и высокий пост; тогда Саракка, еще не достигший тридцатилетия, но
наделенный талантами, обошел многих и многих, что казалось ему великим
счастьем. Еще бы! Отныне он стал придворным сановником, равным среди
равных в свите владыки, и никто теперь не мог укорить его слишком юными
годами или счесть выскочкой. Дуон решил - и быть по сему!
Но за милости повелителя, за удобные покои в его дворце-зиккурате, за
потоки серебра, что регулярно изливались в карман звездочета, надо было
платить. Верность, преданность, благоговение перед владыкой разумелись
сами собой; главное же заключалось в неусыпном и тщательном наблюдении за
небом, водами и землей, зверями и птицами, растениями и камнями. Боги
открывали свою волю посредством множества знаков, кои надлежало вовремя
примечать, разгадывать и толковать, ибо Дамаст, расположенный к востоку от
плоскогорья Арим, был воистину капризом богов, и любой из них, заткнувший
благодетельное чрево Накаты, мог уничтожить город и всю страну.
Матраэль же вовсе не относился к числу любых! Он был главнейшим
божеством, премудрым и могущественным, многоглазым, следящим за людьми с
утра до вечера и с вечера до утра! И вот сегодняшней ночью Саракка,
придворный маг и звездочет, никак не понимал его повелений... Плохо, очень
плохо!
Пытаясь успокоиться, он подошел к большому мраморному алтарю,
выпиравшему в центре плоской кровли зиккурата, и начал перебирать
разложенные на гладком камне инструменты. В том не было никакой нужды - он
произвел измерения четыре раза и не сомневался в их безошибочности - но
прикосновение к бронзовым дискам и трубам, к кованым треножникам и
клепсидрам, к магическим стеклам, способным разлагать свет, вливало в
молодого звездочета немного бодрости. Он понял, что должен оглядеться и
поразмышлять, забыв на время о дуоне, нетерпеливо ожидавшем вестей. Пусть
ждет! Служенье богу не терпит суеты...
Откинув голову, Саракка уставился вверх, потом медленно повернулся на
пятке - еще раз, и еще. Над ним, почти от горизонта до горизонта
протянулся великий Поток Накаты, который зрачки Матраэля усеивали особенно
густо; неподалеку от него сияли семь звезд Чаши - вокруг одной из них, что
светилась в самом конце длинной ручки, оборачивался весь ночной небосвод.
Воин, угрожающий палицей Петуху, Колесница, Две Горы, Пальма Кохт, россыпь
огоньков Невода, Башня, Копье, целившее в борт Ладьи... В иных землях и
странах созвездия сии звались по-другому, и Саракка, немало
попутешествовавший в юные годы, был прекрасно об этом осведомлен. Он все
же предпочитал привычные названия, ибо, с одной стороны, являлся местным
уроженцем, с другой же полагал, что ни в одной державе - исключая,
разумеется, древнюю Стигию - астрологическое искусство не стоит на такой
высоте, как в Дамасте. Тай Па, престарелый советник дуона, утверждал, что
кхитайцы тоже опытные звездочеты, но в те края - как, впрочем, и в Стигию,
- Саракка не добирался.
Итак, что же мы видим? - подумал он, снова и снова озирая небеса.
Луна, серебряный зрачок Матраэля, противостоит кровавому Акастлу и гасит
его влияние... К тому же, она склонилась над самым Снопом, и это очень
хорошо... верный знак богатого урожая... Водяная Звезда проходит прямо над
пальмой котх, и подобное сочетание имеет двойной смысл: воды на плато Арим
будут благополучно поступать к пальмовым рощам, и Наката - не небесная, а
земная - не обмелеет даже в самый разгар лета. Еще один благоприятный
знак! Далее Невод... необычайно ярок! И свет его, четырежды пропущенный
сквозь волшебное стекло, четырежды воссиял чистым серебром! Значит, садкам
и прудам с рыбой тоже ничего не грозит... Харкастл, самая яркая из
Кочующих Звезд, вошла в созвездие Быка, и тут всякому ясно - благословение
стад! Сей знак лучезарного Матраэля особо расположен ко всему живому, и к
людям, и к домашней скотине, к фруктовым рощам, виноградникам и полям...
Потерев затылок, Саракка наконец обратил взор к самому важному.
Наиважнейшему, за чем положено следить придворному магу и звездочету! Три
блистательных созвездия, Башня, Копье и Ладья... Башня - символ
светлейшего дуона, правителя Дамаста; Небесная Ладья - знак его соперника
из Селанды, повелителя Западного Арима; Копье - опасность, что может
грозить одному из владык. Копье, увы, не имело наконечника: просто черта,
прорисованная тремя яркими звездами, Биратом, Сезаром и Калахом, повисшая
в ночном небе меж Башней и Ладьей. Саракка неизменно находил, что Калах
сияет куда сильней Бирата, и это значит, что острие Копья направлено на
Ладью; однако его коллега из Селанды придерживался прямо противоположного
мнения. Но в эту ночь причин для споров не имелось, ибо сверкающий хвост
кометы отделял Копье от Башни. С расшифровкой сего послания Матраэля
справился бы и ребенок! Ясно, что в ближайший год владыка Дамаста,
несмотря на свой преклонный возраст, будет здоров и благополучен!
Возможно, он даже сумеет зачать нового принца или принцессу - в дополнение
к тем пяти или шести десяткам, что уже обретались в дворцовых зиккуратах.
Великолепные предзнаменования! Но если проследить за изогнувшейся
дугой кометой... Да, хвост ее надежно защищает Башню от злокозненного
Копья, но голова!.. Голова, яркая, как свет факела, пропитанного
благовонным маслом!.. Она находилась между Воином и Петухом, и, без
всякого сомнения, являлась неким знаком божественной воли, который Саракке
предстояло разгадать. То были азы астрологической науки; даже начинающий
ученик знал, что комета, Кочующая Хвостатая Звезда, внезапно появившись на
небосклоне, доминирует над остальными светилами, включая и луну. А значит,
ее присутствие может изменить все небесные знаки, обратив благоприятное в
бедственное и наоборот...
Саракка, разминая ладонью затекшую шею, направился к зубчатому
парапету, ограждавшему крышу. Он замер тут, мрачно разглядывая огни
Дамаста, прислушиваясь к музыке и звукам веселья, доносившимся со всех
сторон - эта ночь была праздником. Город Ста Зиккуратов в плане своем
отражал звездное небо; как и в небесах, тут струилась Наката, широкий
поток, даривший жизнь стране, и каждому созвездию была посвящена своя
ступенчатая пирамида. Та, на которой стоял молодой маг, являлась дворцом
светлейшего дуона и символизировала власть; ее, разумеется, называли
Башней. Зиккураты же Воина и Петуха высились напротив, на другом берегу
реки, и Саракка ясно видел мерцание сотен факелов, пылавших на их
лестницах и галереях; они опоясывали огромные пирамиды сияющими поясами,
подчеркивая их размеры.
Он пристально всмотрелся в темный провал меж ними, в то место, что
соответствовало кометной голове. Небесное знамение могло отразиться и в
земных пределах - каким-нибудь на первый взгляд необъяснимым событием или
иным знаком, фактом, случаем, понятным только для посвященного... Но улица
между двумя громадными зданиями была темна, пустынна и казалась забытым
ущельем среди странных пирамидальных гор, ибо сейчас все жители Дамаста
собрались на широких ступенях зиккуратов, у столов и бочек с вином.
Понурившись, Саракка вернулся к алтарю, собрал свои инструменты в
кожаный мешок, бережно завернув особо хрупкие и ценные в полотняные
тряпицы, и зашагал к наружной лестнице. На галереях дворца было пустынно;
лишь воины в железных кольчугах и остроконечных шлемах стояли редкой
цепочкой меж пылающих факелов. Знатные люди Дамаста, в отличие от
простонародья, веселились под сводами просторных залов на нижних ярусах
дворцового зиккурата, и они, без сомнения, тоже ждали - ждали, когда
светлейший дуон выйдет к ним и передаст волю Лучезарного, прочитанную
магом в звездных небесах.
В глубокой задумчивости Саракка спустился на галерею пятого этажа и,
миновав стражей с окладистыми, завитыми в кольца бородами, ступил на
ровные каменные плиты широкого прохода, тянувшегося в глубь дворцовой
пирамиды. Окованные бронзой двери неслышно распахнулись перед ним; большой
покой, убранный багровыми коврами, ярко освещенный полусотней масляных
ламп, казался пустым и наполненным лишь струйками благовонного дыма.
Звездочет вошел, оставив свой мешок у дверей, и низко поклонился.
- Приблизься, мудрец, - голос дуона, еще сильный и звучный, прозвучал
подобно зову боевой трубы. Молодой маг сделал несколько шагов и замер,
почтительно согнувшись в поясе.
Перед ним, на небольшом возвышении, сидели трое мужчин преклонных
лет, не потерявшие, однако, ни живости, ни силы. В центре, в большом
деревянном кресле, богато украшенном резьбой, расположился сам светлейший
Тасанна, владыка Дамаста - крепкий старик в тканом золотом платье до пят,
с резкими чертами лица, крючковатым носом истинного дамастинца и седой
квадратной бородой, спускавшейся до середины груди. Борода была тщательно
ухожена и, согласно обычаю, завита в тугие кольца; из-под нее выглядывала
массивная золотая цепь.
Слева от повелителя, на прочном сиденьи без спинки, устроился
доблестный Рантасса, военачальник, водитель тысячи колесниц, гроза врагов
и щит Дамаста. Он казался зеркальным отражением своего владыки - такие же
рубленые черты, та же квадратная борода, темные глаза под густыми широкими
бровями. Титулы его вполне соответствовали действительности, ибо воителем
он был опытным, удачливым и отважным; правда, колесниц под его рукой было
не десять сотен, а только пять или шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81