Где он? Жив ли? Она не желала ему зла, но и видеть его сейчас не хотела. Пожалуй, она вообще не хотела его видеть...
Ваньке она постелила в одной из комнат на большом диване и перенесла его туда из гости­ной. Хорошо хоть, что он так ничего и не узнал о случившемся. Намаялся бедный за день, да и пересечение часовых поясов никому на пользу не идет, тем более ребенку.
После этого Ольга пошла в ванную. Ни джа­кузи, ни прохладный душ не помогли ей рас­слабиться. Полотенца под рукой не было, но на вешалке висел большой махровый халат - мужской, черный в синюю полоску. Ольга, не вытираясь, накинула его на себя и направилась в спальню. Халат был ей так велик, что полы его шлейфом волочились за ней по паркету.
Потом Ольга долго лежала без сна, глядя в потолок. Сон не шел, в голову лезли мрачные мысли. По сути, она осталась одна на целом свете с малолетним сыном, без мужа, без родст­венников, без близких, а против нее ополчи­лась чуть ли не вся криминальная Москва.
И перед ней всего два пути: отойти в сторону, или, как говорят братки, «соскочить», и остаток жизни провести в страхе, ожидая каждую ми­нуту пули киллера. Или встать во главе импе­рии Белова, соединить в одно целое ее разроз­ненные части, чтобы обеспечить себе и сыну - главное, сыну - достойный образ жизни и соот­ветствующий уровень безопасности. Кажется, есть человек, который может ей в этом помочь... Вот только хватит ли у нее сил и характера?
Она встала, прошла к бару и открыла дверцу. Здесь была выстроена целая батарея отбор­ных напитков. Она выбрала бутылку «Хеннесси», плеснула в толстостенный хрустальный стакан немного янтарной влаги. И только когда поднесла его ко рту и сделала первый гло­ток, почувствовала, что зубы ее стучат о край стакана...
Ванька проснулся среди ночи в незнако­мом месте. Он не испугался. За последнее время им с мамой не раз пришлось менять ме­сто жительства.
В коридоре горел свет. Он слез с дивана, на котором спал, и пошел туда. В коридоре нико­го не было, но из-за ближайшей двери слыша­лись странные звуки. Ванька подошел к ней и открыл.
Мама была здесь. Она вела себя очень странно, Ванька никогда ее такой не видел расстроенной. Она плакала в голос. Ванька да­же не думал, что взрослые могут вот так ре­веть. Он - мог, когда ему не покупали новую игрушку или оттаскивали от компьютера. Но чтобы мама!
- Мама, ты что? - робко спросил он.
Ольга повернула к сыну залитое слезами ли­цо. Ванька бросился к ней и крепко обнял. Так они и застыли, прижавшись друг к другу. Одни среди чужого, враждебного мира: двое самых близких, самых родных людей. Ванька весь дрожал. Ольга всем сердцем почувствовала, как он напуган. Бедный мальчик, он ведь не по­нимает причин и всей сложности наваливших­ся на нее проблем. Ради него нужно взять себя в руки и успокоиться.
- Пойдем в постельку, я тебе сказку расска­жу. Какую ты хочешь?
- Про зайчика и лисичку, - радостно крик­нул Иван, тут же забыв все свои страхи, - как она его из избушки выгнала...
XV
В это утро Шмидту пришлось изменить свои планы. Он был срочно вызван в Покров­скую межрайонную прокуратуру к следовате­лю по особо важным делам Николаеву Кирил­лу Андреевичу. Целью вызова был допрос в ка­честве свидетеля. Шмидт заявил, что приедет с адвокатом, но Николаев резко возразил.
- Вас вызывают как свидетеля, поэтому ад­вокат вам не нужен.
Оказалось, что это не совсем так. После не­скольких уточняющих вопросов относительно анкетных данных Шмидта, разговор зашел все о том же - о странном и жестоком убийстве на стройке торгового центра, где погиб его хозяин Владимир Каверин, а с ним вместе помощник и охранники.
В ходе беседы следователь поинтересовал­ся - не помнит ли господин Шмидт, где он на­ходился и чем занимался в момент убийства Каверина. В ответ господин Шмидт весьма вежливо послал господина следователя куда подальше с его подозрениями. И заявил, что об убийстве узнал от оперативников в ходе опро­са свидетелей в милиции. Причем его алиби полностью подтвердилось... О том, что он лич­но был в строящемся торговом центре Каверина после его убийства и видел утопавшие в соб­ственной крови трупы врагов Белова, Дмит­рий, естественно, умолчал...
В ответ тот предложил Шмидту хорошенько подумать и напрячь память. В собственных, мол, интересах. После этого следователь сунул посетителю бумажку и предложил расписаться.
- Что это значит? - удивленно поинтересо­вался Шмидт.
- Подписка о невыезде, - казенным голо­сом пояснил Николаев.
- Слушайте, я хоть и не адвокат, но кое-что в юридических вопросах понимаю. Подписка - мера пресечения. Какой может быть свидетель с мерой пресечения?
В это время дверь в кабинет следователя от­крылась, и на пороге показался солидный, мед-ведеподобный человек в темно-синем мундире. Он чем-то неуловимо напоминал генерального прокурора. Да он и был прокурором. Фамилия его была - Мазурин. Шмидт знал его: тот уже пытался когда-то привлечь его к ответственно­сти по делу расстреле в метро немецкого бизне­смена, естественно, с нулевым результатом.
Мазурин остановился в дверях, внима­тельно изучая Шмидта, как энтомолог редко­го жука.
Следователь Николаев вскочил, вытянулся в струну, как солдат в присутствии генерала.
- Здравствуйте, Петр Прокофьевич! - не сказал, доложил он.
- Не вставай, не надо, - помахал рукой про­курор. - Есть проблемы?
- Так точно! - снова крикнул следователь, словно и не слышал пожеланий начальника. - Вот гражданин интересуется, можно ли у сви­детеля отбирать подписку о невыезде. Юриди­ческий казус, так сказать.
Прокурор подошел к столу, фальшиво улыб­нулся и сказал:
- Никакого казуса. Возьми и перепиши бу­маги, пусть идет по делу обвиняемым. Как го­ворится, был бы человек, а дело найдется... Там ведь обвиняемого пока нет? Теперь будет. Ме­ру пресечения избери... ну, скажем, арест. Ина­че нас не поймут наверху. Вот так. Действуй! - Он выразительно посмотрел на Шмидта и вы­шел, плотно прикрыв за собой дверь.
Торжествующий Николаев с иронией ска­зал несколько обескураженному таким поворо­том дела Шмидту:
- У вас еще будут вопросы юридического плана или все ясно?
Шмидт уже сообразил, что Мазурин не слу­чайно появился в нужном месте в нужный мо­мент. Но, кажется, сигнал к охоте на него пока еще не прозвучал, и травля только планирует­ся? Скорее всего, это обычный прокурорский наезд, превентивный, ничем не подкреплен­ный. Поэтому он решил уточнить:
- Но меня еще не арестовали? Следователь едва заметно, уголками рта,
улыбнулся.
- А вы ждете, чтобы вас арестовали? Под­пишите здесь, - он показал длинным тонким пальцем место, где следовало поставить подпись, - и можете идти. Пока... - добавил он многозначительно. - На допросы прошу являться в указанный на повестке срок, без опоз­даний. В противном случае все, что сказал Петр Прокофьевич, станет для вас печальной реальностью.
Шмидт выругался про себя и вышел из ка­бинета. Проклятая бумажка служила напоми­нанием о том, что с ним не шутят и что в любой момент могут сделать козлом отпущения в ис­тории с убийством Каверина.
А обиднее всего было, что лучшее доказа­тельство своей непричастности к этому делу он уничтожил чуть ли не собственными ру­ками. Ведь это он приказал убить Белова, ко­торый один только и мог доказать невинов­ность Шмидта. Судьба!
Дождавшись, пока Шмидт покинет его ка­бинет, следователь - важняк Николаев достал из портмоне визитку, взял телефонную трубку и набрал указанный в карточке номер. Судя по голосу, трубку сняла молодая женщина.
- Дайте мне, пожалуйста, полковника Вве­денского, - попросил следователь. И услышав в трубке знакомый голос, расплылся в улыбке. - Игорь Леонидович? Это вас Николаев из По­кровской межрайонной прокуратуры беспоко­ит. Был у меня ваш подопечный... Да, погово­рили, именно в том ключе, как вы хотели. Ду­маю, Шмидт все понял. - Он выслушал слова благодарности и попрощался.
Положив трубку, Николаев задумался. Ис­тория-то с душком! ФСБ явно затеяло боль­шую провокацию. И какое место в ней отводи­лось Шмидту? Объекта разработки или проме­жуточного звена? Нет, за ним явно стояла более крупная фигура. Возможно, это был его бывший шеф - депутат Белов? Но ведь он, ка­жется, погиб? Если погиб!
А возможно, это Зорин. По данным прокура­туры, он был связан с обоими, и с Кавериным, и с Беловым. Этот политический долгожитель пребывал в добром здравии, но ведь никто не вечен! Кто-то из древних сравнивал бывших политиков с выброшенными на берег остовами разбитых судов. Может, пришло время, и кто-то из власть имущих дал команду его торпеди­ровать? У нас ведь солнце встает, светит и гре­ет, пока «дает добро» Гарант Конституции!
Утром после стычки с Бакеном в бытовке Лены появился Доктор Ватсон. В очередной раз осмотрев Сашу, он отметил разительную перемену к лучшему. Если только не считать разбитых в кровь костяшек пальцев! Бледные губы его порозовели, кожа стала упругой, а дыхание чистым и глубоким. До сегодняшне­го дня Белов не мог вздохнуть полной гру­дью...
Это исцеление буквально привело Доктора в состояние эйфории. Присев на койку рядом с пациентом и с радостной улыбкой потирая ру­ки, он воскликнул:
- Что, брат, сам на себя разозлился? Бодался теленок с Бакеном? То-то, давно бы так! Знаешь, что Маркс сказал? Счастье - в борьбе! В драке, то есть. С собой и миром! Да-с, молодой человек! Жизнь прекрасна и удивительна. И главное во­все не в том, чтобы прожить ее так, чтобы не бы­ло стыдно за бесцельно прожитые годы, а в том, чтобы прожить как можно дольше, и болеть при этом как можно меньше! Сие обязанность каж­дого порядочного человека перед обществом! Прошу запомнить, это я как доктор говорю!
Его просто распирала энергия. Он, не про­щаясь, выскочил из бытовки и бодрым шагом направился в сторону свалки, напевая что-то легкомысленное. Его радужное настроение удивило Белова.
- Слушай, а Док случайно не ширяется? - спросил он Лену.
- А ты только сейчас заметил? - усмехну­лась она. - У нашего доктора не руки - чистое золото. Если бы не наркота, он бы сейчас акаде­миком был. Рассказать, как он тут очутился?
Белов кивнул:
- Конечно...
Когда-то Доктор - Станислав Маркович Вонсовский - работал хирургом в одной из московских больниц. Грошового жалования не хватало даже на сигареты. Супруга его относи­лась к тому разряду женщин, которые вместо того, чтобы поддержать непутевого мужа, пи­лят его, не переставая. Сравнивала его непре­станно с денежными мужиками из числа общих знакомых, которые якобы тащили в дом все, что к полу не прибито, строили дачи, квартиры, по­купали женам шубы и хрустальную посуду. Деньги были любимой темой ее разговоров...
Вот только таланта к накопительству Стае был лишен начисто. Когда стало невмоготу терпеть издевательства жены, он плюнул на все и пошел в военкомат с просьбой направить его в Афганистан полевым хирургом. Его бро­сили в самое пекло. Операции пришлось де­лать и в палатках, и в поле, и в горах под шквальным огнем...
В этих примитивных условиях он был вы­нужден не столько кроить и латать распоротые осколками и пробитые пулями тела, сколько ампутировать конечности. Не одну сотню сол­дат он сделал инвалидами! То есть, конечно не он, а духи, но все эти искалеченные ребята, по сути - подростки - прошли через его руки и остались в его памяти!
В условиях нечеловеческого напряжения Стае подсел сначала на алкоголь, а потом и на морфин, чем дальше, тем больше. Оказалось, что доктор не одинок в своей привязанности к наркотику, еще несколько офицеров повади­лись к нему, и по доброте душевной он стал по­могать «товарищам по несчастью».
Кстати, один из них и назвал его впервые Доктором Ватсоном. Книга Артура Конана Дойла, кажется, это был «Этюд в багровых то­нах», ходила по рукам. Как раз в ней-то ранен­ный военный врач Ватсон возвращается из Аф­ганистана в Англию и знакомится с Шерлоком Холмсом. Кличка пристала, а через некоторое время весь медсанбат иначе его и не называл.
Вскоре начальник медицинской части заме­тил пропажу крупной партии морфина. Он поднял шум, вычислил доктора и подал рапорт по инстанциям.
Скандал удалось замять, однако из армии доктора выгнали. Какое-то время он работал на «скорой». Здесь он продолжал употреблять наркотики, но категорически отказывался уча­ствовать в их распространении.
Напарник, который толкал его на это, побо­ялся, что слишком принципиальный коллега сообщит о его бизнесе куда следует. При первом удобном случае он подложил ему нар­коту и сдал своим прикормленным ментам.
Срок доктору дали небольшой - только за хранение и употребление. Но отбыв его, он оказался никому не нужен. Московскую про­писку он потерял, жена давно вышла замуж, дочка смотрела на родного отца с брезгливым презрением...
Оставшись без работы, Стае опустился, пошел бомжевать и вскоре почувствовал вкус к воль­ной, не обремененной обязанностями жизни.
Так он очутился на свалке. Куда ему было деваться? Зато здесь ему выделили отдельную бытовку, в которой он жил, принимал пациен­тов и варил свою ширку. И был, похоже, дово­лен таким положением дел...
«Что Господь ни делает, все к лучшему...» - подумал Белов, когда Лена закончила свой рассказ. Не окажись здесь такого квалифици­рованного врача-профессионала, быть бы ему покойником...
XVI
День окончательного выздоровления выдался солнечным и теплым. Белов сидел за столом ря­дом с Леной: они только что позавтракали. Мол­чание затягивалось, а Белов все никак не мог по­дыскать тему для разговора. Ему показалось, что она стесняется того, что было между ними этой ночью. Он и сам чувствовал себя несколько не­ловко. Днем все выглядело как-то по-другому.
Выручил Федя. Его появление несколько разрядило ситуацию.
- Привет, ребята, доктора не видали? - спросил он. - А то ко мне под утро Бакен за­явился. Я его таким никогда не видел. Вошел в мою каморку, сел прямо на пол и, как птица бу­ревестник, - матерится и рыдает. Вид - будто по нему асфальтовый каток проехал. По-мое­му, у него половина костей переломана. Я пока глаза продрал, он уже исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32