Знали, - по­правился он.
- Я его не убивал, - тут же перебил его Ка­бан, чавкая как настоящий хряк у помойного корыта.
- Мы знаем, что на Сашу наехал Каверин, - продолжал Тариэл. - Мы просили Сашу не включать ответку, подождать с местью. Но Ка­верина все равно кто-то грохнул. Кто? Мы не знаем. По крайней мере Белова и его семьи в тот момент уже не было в живых...
Тариэл имел к Каверину серьезные претен­зии. Когда-то, после возвращения Каверина из Чечни после разгрома каравана с оружием для боевиков, он буквально вынул раненого Каве­рина из грязи, помог ему подняться и закре­питься в нефтяном бизнесе. Вместо благодар­ности бывший мент едва не отодвинул от неф­тяной трубы самого Тариэла...
Но и с Беловым у него время от времени возникали проблемы. Бизнес есть бизнес.
Кабан налил себе полный стакан водки и вытянул ее, как воду, не поморщившись. По­том отправил в рот большой кусок мяса. Не прожевав толком, принялся говорить.
- Я, блин, не пойму, в натуре, в чем тема? В том, кто кого завалил? Мы что, менты, чтобы в этом дерьме копаться? Сейчас надо о другом ду­мать. После Белого не одна фирма осталась - це­лая империя. Как делить будем? Предупреж­даю - я не жадный, но и обжать себя не позволю.
- Никто тебя обжимать не собирается, - ус­покоил отморозка Тариэл. - Но сначала надо разобраться. У Каверина, кстати, тоже немало добра осталось. Я боюсь, сейчас большая грыз­ня начнется. Каждый захочет кусок урвать.
Он был прав. Кабан и сам об этом немало ду­мал в последнее время. Гибель Каверина и Бе­лова наверняка породит очередной всплеск криминальных войн за передел собственности.
С Кавериным было просто. Его структуры были обезглавлены - приходи и бери. Вся про­блема состояла лишь в том, чтобы кинуть долю волкам и отогнать мелких шавок. А вот у Бело­ва на хозяйстве остался Шмидт, пацан крутой. Воевать с ним себе дороже.
Под Кабаном тоже не гранитный постамент. Он хоть и в большом авторитете, но и в его группировке бригадиры-волчата подрастают, зубы показывают, на сторону смотрят. Про­моргаешь или косяк серьезный упорешь - вмиг до костей обгложут. Поэтому он сейчас внимательно заглядывал в рот обоим ворам, ловил каждое их слово, вместо того, чтобы за­гнать по маслине в лоб.
Говорил пока, впрочем, один Тариэл. Алмаз так и сидел молча, катая в ладонях кружку с давно остывшим чифиром. На Кабана он смот­рел хмуро.
- На твоей земле беспредел произошел? - спросил, наконец, старый вор.
Кабан понимал, что спросят все равно с него. Но попытался уйти от ответа. Он никогда не кололся, отстаивал даже безнадежные пози­ции. И это не раз спасало ему жизнь.
- Меня не было, когда беспредел пошел, - промямлил он. - Я тогда в Швейцарию по де­лам мотался, Вы же сами Белому дали понять, что Каверина трогать не надо...
Но Алмаз продолжал, словно не слыша оп­равданий криминального авторитета.
- Когда Белого хотели короновать, я был против. Чтобы считаться вором, надо не один год зону топтать. Но пацаном он был правиль­ным. Против понятий не шел, на воровское благо щедро отстегивал. Сам не беспредельничал. Рамсы, какие случались, разруливал на стрелках. Каверин же с самого начала повел се­бя как беспредельщик. Дела у них!... Какие де­ла могут быть с мусорами?
Кабан понял, что разговор принимает для не­го не совсем удачный оборот. Пришел, идиот, голым. Хоть бы простыню взял - мобильник прикрыть. Вон Алмаз сидит, нахохлившись. Как в саван замотался, и на египетскую мумию похож один к одному, только глазами хлопает. Может, у него там ствол припрятан? Хотя Ал­маз на такое «западло» никогда не пойдет. Тог­да как вот Тариэл запросто! А быки его, Кабана сейчас сидят в своем джипе и блатной шансон слушают. И не чуют, дармоеды, что их босса сейчас завалить могут ни за понюшку кокаина. От страха Кабан перешел в нападение.
- А что вы на меня бочку катите? Если по вашим понятиям Белый был пацан правиль­ный, а Каверин - мусор, так сами и разобра­лись бы. А то советы давать - кого трогать, ко­го нет! Да вы знаете, кем для Белого были его друзья? Благодарите бога, что после этого Бе­лый и вас не посчитал в одной упряжке с Каве­риным. А вообще-то вы правы, с мусорами не хрена связываться.
Алмаз поморщился. Кабан был ему непри­ятен, но обострять сейчас отношения с ним не стоило. Кто знает, не превратится ли передел имущества Белого и Каверина в большую вой­ну? А тогда Кабана и его быков лучше было бы иметь пусть в ненадежных, но союзниках, а не в числе открытых врагов.
Кроме того, определенный резон в словах отморозка имелся, этого нельзя было не при­знать. Важнее всего в сложившейся ситуации был итог. Каверина нет в живых. Белого, веро­ятно, тоже. Крайним оставался человек Бело­го - Шмидт. С него и следовало спросить, хо­тя бы за убийство Каверина.
Ситуация стала ему, Алмазу, яснее ясного.
- Ну, пора и честь знать. Благодарю чест­ную компанию, - Алмаз поднялся и направил­ся в предбанник - одеваться.
Кабан повеселел. Он понял, что начавшие было сгущаться над его головой тучи и в этот раз рассеялись. И с похотливой улыбкой огля­делся по сторонам.
- А где девки-то? - спохватился он.
И тут же сиганул в бассейн, вздымая тучу брызг. Тариэл дал сигнал. В зал с веселым ще­бетом вбежали наяды и тоже полезли в воду.
VI
Расслабившись на все сто, Кабан направил­ся на встречу с Зориным, назначенную им в своем любимом японском ресторане закрытого теннисного клуба. Кабана туда пропустили весьма неохотно и только после тщательной проверки.
«Что, рылом не вышел»? - спросил Кабан охранников, демострантивно, с презрением сплюнул на зеркальный пол вестибюля и про­шел в ресторан.
Здесь его сразу проводили к заказанному Зо­риным столу. Кабан уселся на низенькое сиде­нье и недовольно осмотрелся по сторонам. Зал - сплошной выпендреж. Редкие посетители ковы­ряли в тарелках длинными палочками и пили из чашек, похожих на наперстки, какую-то дрянь. Самураи, блин, недоделанные! Ни выпить, ни закусить по-человечески не умеют.
Он хотел было приказать, чтобы принесли нормальной водки и икры, когда из боковой двери ресторана показался Зорин. Он поздоро­вался с криминальным авторитетом так тепло, словно тот был ему дороже отца и матери.
Семенящая узкоглазая официантка - бу­рятка, что ли? - принесла на деревянном лаки­рованном подносе заказ. Зорин все время по­глядывал в угол зала. Кабан поискал глазами и обнаружил, что в углу за служебным столиком, откуда хорошо просматривался весь зал, при­строился зоринский мальчик на побегушках. Кажется, его звали Андреем.
«Да, не доверяет Виктор Петрович авторитет­ным людям, даже здесь боится, на клубную охра­ну не надеется...» - отметил про себя Кабан. Официантка поставила перед каждым высокие, в виде ладей, блюда с суши. Зорин упорно называл их «суси». Он сказал, что именно так это произносят в Японии. Что же, ему виднее, Ка­бану там бывать не приходилось. Он все боль­ше по Европам мотается. Водка была подана в маленьких фарфоровых кувшинчиках. К удив­лению Кабана кувшинчики были горячими.
- Они что, водку с глинтвейном перепута­ли? - удивился бандит.
Виктор Петрович ответил ему широкой оте­ческой улыбкой.
- Это сакэ, рисовая водка. Подается подо­гретой, - пояснил он. - Ну что, выпьем с ус­татку?
Водка была теплой и вонючей. К тому же та капля, которая поместилась в крошечную фар­форовую чашечку-рюмочку, сразу растеклась во рту, вызвав отвращение.
Виктор Петрович выпил с видимым удо­вольствием, подхватил с подноса длинные ла­кированные палочки и принялся ловко метать в рот содержимое своего блюда: рис и кусочки рыбы. Он навалился на еду с аппетитом - вид­но, набегался перед этим за мячиком. Палочка­ми, действительно, он орудовал лихо.
Кабан тоже был бы не против пожрать, хоть и умял перед визитом гору шашлыка. Но жрать-то, собственно, было и нечего. Дурацкий рис с сырой рыбой, креветки... Креветки он с пацанами под пиво убирал, когда сопляком был. Они что, в пивняке? А понты колотят - типа - культурное заведение!
Зорин исподтишка наблюдал за собеседни­ком с плохо скрытой усмешкой. Ему уже случалось иметь дело с Кабаном. Тот проворачи­вал для него кое-какие грязные делишки. И по­ка что оба были довольны друг другом.
Виктор Петрович хорошо изучил тайные приемы искусства управлять людьми. И сейчас ему казалось, что, поставив Кабана в неловкое и непривычное для того положение, он одержал над бандитом психологическую победу. Это прием не раз с успехом применял Наполеон.
Но Зорин ошибался. Кабан не был шахмати­стом. Он был из тех, кто любую игру заканчи­вает китайской ничьей и нокаутирующим уда­ром ногой в солнечное сплетение.
Впрочем, Виктору Петровичу повезло. Еще немного, и Кабан сорвался бы... Виктор Петро­вич шестым чувством угадал, что напряжен­ность за столом становится опасной. И он пе­решел к делу.
- Хочу попросить тебя об одном одолже­нии, - сказал Зорин дипломатично.
Это означало деловое предложение. Кабан сразу забыл о своем настроении и стал прики­дывать, сколько ему слупить с чиновника. Тот продолжал.
- Найди мне Белова. Хоть из-под земли, но найди!
- Белова грохнули, - уверенно заявил Ка­бан, хотя и понимал, что тем самым лишает се­бя приличного гонорара.
Зорин вдруг понизил голос до шепота и ска­зал, слегка наклонившись в сторону собеседника:
- Я не уверен, что он мертв. Никто его мерт­вым не видел. Нет тела - нет дела, есть такая
поговорка. Так что вся моя надежда на тебя. Доставь мне Белова или его тело. Получишь...
Зорин бегло начертил шестизначную цифру на салфетке, показал ее Кабану, потом поло­жил салфетку в пепельницу и поджег.
- А если не тело, а только голову? - сост­рил Кабан.
Но Зорину было не до шуток.
- Можно и голову, - ответил он вполне се­рьезно.
Кабан с удивлением разглядывал Зори­на своими зоркими свинячьими глазками из-под полуприкрытых, опухших от постоянного пьянства век.
Несмотря на природную придурковатость, интуитивно Кабан просекал очень многие вещи, и просекал обычно правильно. Это и обеспечи­ло ему высокое положение в криминальной ие­рархии... Он понял, что Зорин пригласил его на встречу, потому что нуждается в нем, в Кабане.
«А ведь ты боишься, Виктор Петрович. Бе­лого боишься! - подумал Кабан, улыбаясь про себя. - Хорошо бы знать, почему ты его бо­ишься? Но пока и так сойдет. А Белого нужно достать живым, обязательно живым. Тем бо­лее, что убить-то его никогда не поздно».
VII
Знойное флоридское солнце погрузилось в океан за линией горизонта, и жаркий день сме­нился душной ночью. Госпожа Мария Перейpa, гражданка Коста-Рики, владелица шикар­ного особняка с двумя бассейнами, не спала. Более того, она не находила себе места, словно живая иллюстрация поговорки, согласно кото­рой богатые тоже плачут. Который день подряд у нее все валилось и рук... Судя по всему, она не создана для эмиграции, и эта страна изоби­лия и свободы потребления никогда не станет ее страной. Что с Сашей, с бабушкой? Эти мыс­ли не оставляли ее ни на минуту.
Наконец госпожа Перейра не выдержала и взяла телефонную трубку. Она набрала мос­ковский номер, и только после этого подумала, что в Москве может быть ночь или раннее ут­ро. А в сущности, какая разница?
Однако трубку на другом конце света сняли сразу.
- Шмидт на связи, - услышала она хорошо знакомый голос.
Она не сразу смогла ответить. Горло поче­му-то перехватило. Через секунду она справи­лась с собой.
- Дима... Дмитрий Андреевич... Ты меня уз­нал?
Некоторое время Шмидт молчал, видимо, собираясь с мыслями. Наконец в трубке раз­дался его удивленный голос.
- Оля? Ты жива?.. А... - он опять замолчал, подыскивая слова.
- Ваня со мной, у нас все в порядке, - при­шла ему на помощь Оля, хотя и понимала, что Шмидта сейчас, скорее всего, интересует сов­сем не это. - Я хотела узнать - что с Сашей?
Видимо этот вопрос озадачил Шмидта не меньше, чем сам звонок.
- Ничего не понимаю, - пробормотал он, как показалось Ольге, растерянно. - А разве ты не... Он не с тобой?
- Нет... Как там бабушка? - спросила она скорее для формы
- Плохо. Лежит в больнице. Разумеется па­лата отдельная и обслуживание соответствую­щее. Но, сама понимаешь...
Именно в этот момент Оля приняла очень важное для себя решение: нечего ей делать в этой чужой для нее стране.
- Я вылетаю. Сегодняшним рейсом. - она со­общила время прилета, которое знала на память, и, не слушая возражений Шмидта, положила трубку...
Гуд бай, Америка! Под крылом самолета мелькнули и пропали вдали берега Нового све­та. Остались позади окруженные пальмами и кипарисами особняки на Пасифик Хейтс. С ус­мешкой Ольга вспомнила, как в первый свой приезд, мчась по Пэлисайд-авеню, была боль­ше всего удивлена диснеевскими утятами в че­ловеческий рост, зазывавших американских пиццеедов в какой-то фастфуд. Или в Макдо­нальдс? Какая разница! Все равно это осталось в другой жизни.
Ванька тихонько посапывал в кресле само­лета: для него авиалайнер - дом родной, столь­ко уже успел налетать в своей коротенькой жизни!
Ольга погрузилась в раздумья. События по­следнего времени, вынудившие ее к отъезду, вернее, к бегству в Америку, были подобны ог­лушительному взрыву. Она никак не могла привыкнуть к мысли о гибели Коса, Пчелы. Смерть Фила после того, как он пошел на по­правку, казалась особенно нелепой. А Тамара? В чем ее вина? Ведь все, что произошло с ней, могло стать и ее, Оли, судьбой!
В голове не укладывалось чудовищное пре­вращение, случившееся с Максом. Наверное, никогда не поверит хозяин в то, что его старый верный пес взбесился, пока сам не увидит по­крытые пеной клыки у своего горла! Макс - оборотень! Невозможно, но факт!
А сколько еще непонятных вещей! Сначала эта инсценировка с покушением на мосту, потом внезапный отлет в Штаты. Из сбивчивого теле­фонного разговора с Сашей в аэропорту она по­няла только одно - все объяснения будут потом. Она не знала, что этого «потом» не будет, что разговор этот с мужем станет для нее последним.
Она ждала его звонка, сидя в своем особня­ке с двумя бассейнами и хорошо вымуштро­ванной прислугой. И так и не дождалась. И тогда она вдруг поняла, что ничего этого ей не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32