На одних улыбающийся Александр Белов предлагал из­бирателям отдать голос именно за него. На других, с надписью «Криминал рвется к влас­ти», он же целился в электорат из пистолета... Чуть поодаль валялись плакаты его соперника, кандидата в депутаты Владимира Каверина...
II
В советские времена Степаныч - персональ­ный пенсионер Арсений Степанович Власов - руководил небольшим заводиком по производ­ству пластмассовых игрушек. В отличие от ос­тальных обитателей свалки, у Степаныча оста­лась московская прописка. На пенсию его выгна­ли в разгар перестройки, чтобы освободить место для прогрессивного заместителя. К слову сказать, заместитель свой завод быстро обанкро­тил и положил в карман кругленькую сумму.
Не утративший энергии Степаныч тем вре­менем пустился в экономические авантюры. В результате очередного неудачного капитало­вложения он потерял квартиру, но умудрился сохранить комнату в коммуналке и раритетную вазовскую «копейку» итальянской сборки. В поселке он был кем-то вроде неофициального старосты. Федя в шутку называл его иногда Бурмистром Власовым, но кличка не прижи­лась. Благодаря машине он мог возить на про­дажу в город просроченную колбасу и другие продукты, которые производители и продавцы вынуждены были вывозить на свалку. У Степаныча были постоянные оптовые покупатели.
Своим товарищам «травиться бракованной дрянью» Степаныч не разрешал и привозил им продукты, купленные на рынках и в магазинах. Правда, очень часто привезенные им продукты ничем не отличались от тех, что он перед этим вывез со свалки. Будучи человеком с пропис­кой и деньгами, он мог и милицию вызвать. Местный участковый не то чтобы был у него на содержании, но некоторую ежемесячную до­бавку к мизерному жалованию получал.
Степаныч был строг, но справедлив, и под­держивал в поселке видимость порядка. С ним считались. Пьяным за руль он никогда не са­дился. За это его так же уважали все, кроме Витька. Тот не признавал никаких авторите­тов, обзывал Степаныча номенклатурщиком и бюрократом. Бывший директор терпел, потому что Витек напоминал ему погибшего в Афгани­стане сына...
«Копейка» проехала с километр и останови­лась у грубо сколоченных сараев и бытовок возле заброшенной стройки. С лучших времен неплохо сохранились фундаменты и несколько метров кладки над ними. Захватившие бытов­ки бомжи и нелегалы с юмором окрестили свой поселок Карфагеном.
Пока Степаныч ставил машину в гараж, Фе­дя с Витьком затащили раненого в самый боль­шой из домов поселка. Здесь жил и практико­вал местный эскулап - Доктор Ватсон. Сейчас его не было на месте. Друзья положили ношу на топчан и в растерянности переглянулись....
- Побудь с ним, я доктора поищу! - крик­нул Федя Витьку, выбегая на улицу.
Витек осмотрел комнату. В ней размещался импровизированный медпункт. Он не часто бывал здесь. Большую часть помещения зани­мал солидный стол, знававший и лучшие вре­мена. Когда-то вокруг него, должно быть, соби­ралось большое семейство. Теперь же он стоял, как оскверненный памятник былого благопо­лучия, залитый портвейном, изрезанный ножа­ми, покрытый неприличными надписями. В уг­лу, рядом металлическим шкафом, белела газо­вая плита, подключенная к большому красному баллону.
Витек тщательно исследовал все потайные места, где Доктор мог прятать спирт. Ибо ка­кой же доктор без спирта, это понятия неразде­лимые, как сиамские близнецы...
В стеклянном медицинском шкафчике он обнаружил пачку безопасных лезвий для бри-
тья. Ими Доктор Ватсон вскрывал нарывы и делал прочие несложные хирургические опера­ции. Здесь же лежали длинные узкие плоско­губцы, которыми Доктор, за неимением лучше­го, удалял в случае необходимости больные зу­бы. Верхние полки шкафа были завалены просроченными таблетками, нижние - ис­пользованными шприцами.
Наконец Витек пришел к неутешительному выводу. Спирт и другие виды кайфа могли на­ходиться только в тяжелом, толстостенном не­сгораемом шкафу. Его приволокли со свалки специально для Доктора. Витек подергал ручку импровизированного сейфа, но она не подда­лась. Тогда он попробовал качнуть массивный шкаф плечом. С тем же результатом, то есть, с нулевым. «Без фомки или лома не обойтись», - подумал Витек, но перейти ко второй фазе ис­следований не успел: на улице послышались то­ропливые шаги и голоса Феди и Доктора.
Он отскочил от сейфа и метнулся к противо­положной стене, обклеенной вместо обоев пла­катами вперемежку с вырезками из журналов. И в центре этого коллажа Витек с удивлением узрел лицо их раненого. Того самого, что сей­час лежал на топчане без сознания...
Федя чуть ли не силой загнал Доктора в его апартаменты. Тот шел явно неохотно.
- Ну и что? Ну, подстреленный. А что я с ним буду делать? - вяло отбивался он от Феди. - Какого хрена вы вообще его сюда притащили?
Это пренебрежение к человеческой жизни страшно возмутило Витька.
- А что, значит, пусть доходит? - крикнул он, - Давай, Док, напрягись... Ты Гиппократ или кто?.. Человека спасать надо!
Доктор, похожий на Розенбаума усатый дылда с голым, как Голгофа, черепом, бро­сил на раненого быстрый взгляд. Заслонив собой сейф, он достал из кармана ключи и открыл его. На свет божий были извлечены лоток для кипячения инструмента, какие-то скальпели, шприцы и хитрые зажимы. Лоток Доктор наполнил минералкой из пластико­вой бутыли и тут же поставил его на газо­вую горелку.
- Ну хорошо, - сказал он раздраженно. - Я посмотрю, что тут можно сделать. А сейчас марш отсюда оба.
И он бесцеремонно вытолкал обоих спасате­лей из «операционной».
Они присели на крыльце, закурили. Через некоторое время к ним подошел Степаныч.
- Ну, как там наш больной? - спросил он. - Не загнулся еще?
Витек начертил в воздухе беломориной не­понятную загогулину:
- А, этот Ватсон, кишка клистирная, мудрит чего-то.
Витек знаками пригласил друзей нагнуться к нему поближе.
- Знаете, кого мы привезли?
- Гусь-Березовского? - сострил в меру сил Степаныч.
Витек интригующе прищурился.
- Канай сюда! - махнул он рукой прияте­лям.
Под его руководством они забрались на бетонный блок фундамента у окна мед­пункта.
- Гляди, кто на стенке висит! Степаныч и Федя прильнули к окну. Прямо
на них со стены смотрел депутат государствен­ной Думы Александр Белов.
- Гадом буду, это ж он! - Федя указал паль­цем на стену.
Степаныч почесал затылок.
- Ох, мать вашу! Чую, погибель мы на свою голову накликали. Депутатов просто так не от­стреливают и в мешках на помойку не выбра­сывают.
- Так что же его, обратно везти? - озада­ченно спросил Витек.
- Гляньте, что Ватсон творит! - восклик­нул Федя.
Доктор вскипятил шприц, набрал в не­го лекарство и ввел его себе в вену. Когда тройка спасателей ворвалась в его кабинет, Доктор встретил их живым задорным взгля­дом.
- Ну-с, - сказал он, потирая руки, - теперь полный порядок. Можно и поработать. Так где тут у нас больной? Давайте его быстренько на стол.
И снял с огня лоток с инструментами...
III
Генерал-лейтенант Хохлов с задумчивым ви­дом стоял перед огромной картой Чечни и при­легающих районов, занимавшей половину сте­ны его большого кабинета. Мятежная республи­ка представлялась ему ключ-камнем, на котором, собственно, и держатся арки и своды. Выбей его, и все рухнет к чертовой бабушке. Вот ведь не повезло России с беспокойным соседом!
Впрочем, и соседу с нами тоже, и даже в большей степени. Достаточно вспомнить опе­рацию «Чечевица», начавшуюся, по иронии ис­тории, 23 февраля 1944 года, в День Красной армии. Тогда под предлогом учений более ста тысяч штыков войск НКВД были введены в непокорную республику. Почти мгновенная высылка за тридевять земель полумиллионного народа, «зараженного антисоветскими настро­ениями» - это подвиг, достойный самого сата­ны. А ведь активных «моджахедов Гитлера» на тот момент было всего четыре-пять тысяч че­ловек. До боли знакомая цифра!
Вот и сейчас боевиков загнали в горы, но их силы еще не сломлены. Нужно ждать ответных действий.
От размышлений его оторвал зуммер селек­торного вызова, вслед за которым раздался го­лос секретарши:
- Андрей Анатольевич, к вам полковник Введенский. Вы его примете?
- Пусть войдет, - ответил генерал и вер­нулся в свое кресло за огромным, как военный
полигон, прямоугольным столом, стоявшим напротив входа в кабинет.
На пороге появился как всегда серьезный и сосредоточенный Введенский с пухлой папкой руках.
- Разрешите? - спросил он с отстраненной вежливостью.
- Присаживайтесь, Игорь Леонидович, - пригласил генерал, указывая на один из стуль­ев, стоявших около его стола, - Я бы хотел по­слушать ваши соображения по делу Каверина. Официальное следствие ведь забуксовало, не так ли?
- Так точно. И не просто забуксовало, оно безнадежно увязло... - констатировал Введен­ский без тени разочарования в голосе.
Он положил папку на полированную поверхность стола, открыл ее и сел, спокойно гля­дя начальнику в глаза. Генерал насупил широ­кие, как у Брежнева, брови.
- Я что-то не понимаю, Игорь Леонидович, вашего настроения. Вы, похоже, рады гибели на­шего ценного и весьма перспективного агента?
Введенский так хорошо изучил характер своего начальника, что весь ход предстоящей беседы просчитал заранее, и теперь внутренне усмехнулся, поздравив себя с угаданным нача­лом партии.
- Не рад, но оцениваю сложившуюся ситуа­цию как наиболее оптимальную. Хуже могло быть, лучше - вряд ли.
Теперь генерал посмотрел на Введенского не столько хмуро, сколько заинтересованно.
- Поясните вашу точку зрения и, пожалуй­ста, с максимальной полнотой.
Полковник Введенский знал, что больше всего генерал ценит в сотрудниках компетент­ность, самостоятельность в суждениях и точ­ность. Никаких «по-моему» или «если я не ошибаюсь». Только четкие выводы, основан­ные на достоверной, проверенной информа­ции. Он начал с главного.
- На деле Каверин не был ни ценным, ни перспективным сотрудником. Он умело ими­тировал деятельность, это правда, но во всем преследовал личные, корыстные цели. Более того, на момент своей гибели он даже представ­лял для нас опасность. Выборы он проиграл, и тем самым исчерпал свою ценность как потен­циальный агент влияния. При этом он попы­тался свести счеты с Беловым самым неприем­лемым способом. Бойня, которую он устроил, получила большой резонанс. Если бы кто-то узнал, что он наш агент, у нас были бы серьез­ные неприятности. В последнее время Каверин стал совершенно неуправляем.
- А Белов? - перебил его генерал. - Разве он управляем? Вы же лично запретили ему мстить Каверину. Но он проигнорировал ваше, а, следовательно, и наше предупреждение.
Введенский замялся. Ему не хотелось объ­яснять генералу, что, передавая Белову приказ отказаться от мести Каверину, он уже тогда не верил, что тот его исполнит...
- Белов был не управляемым, а прогнозируе­мым человеком, - сказал Введенский ровным голосом. - Это, согласитесь, гораздо лучше. Про­гнозируемым человеком легко управлять. Ему только нужно создавать соответствующие усло­вия. Каверин переиграл себя самого, загнал себя в угол. А то, что он предпочел убить не Белова, а его друзей, говорит о психическом расстройстве. По­зер, актер погорелого театра. Кто знает, с каким зверем в его лице нам пришлось бы столкнуться в дальнейшем? Мне, например, было совершенно ясно, что Белов не простит ему этой бойни.
Генерал слушал Введенского со скептиче­ским видом, изредка постукивая по столу ту­пым концом красного карандаша.
- Так что же, может быть мы должны Бело­ва благодарить? - скептически усмехнулся Хохлов.
Введенский напомнил генералу, что Белов уже восемь лет состоит под наблюдением их организации. Семь лет, с девяностого года, на­ходится в разработке. Проанализировав исто­рию этих двух агентов, полковник сделал не­утешительный вывод: ими была совершена ошибка, ставить надо было на Белова, а не на Каверина. Не на того поставили, не на того. Те­перь, с высоты накопленного опыта ясно, что надо было двигать Белова.
Генерал посмотрел на полковника с непод­дельным интересом.
- Вы говорите бойня. Но ведь и бойню надо уметь организовать. Убийцу-то найти не удалось! Что у нас на него есть?
Это вопрос был Введенским специально глубоко проработан. Убийцей оказался водитель и охранник семьи Белова - Максим Ка­рельский. Каверин держал Карельского на крючке и использовал его как агента глубокого внедрения. Следует признать, что опером Ка­верин был, что называется, от бога. Максим Карельский был «законсервирован» им на не­сколько лет. Каверин проявил удивительную выдержку, не дергал своего агента по пустякам, благодаря чему Карельский добился неограни­ченного доверия со стороны Белова. Каверин мог использовать его с куда большей отдачей. Но его подвела животная ненависть к Белову. Победа соперника на выборах переполнила ча­шу терпения бывшего опера, и он отдал приказ своему агенту на уничтожение самых близких друзей своего врага. И, фактически, пригово­рил себя к смерти. Он убил не просто друзей Белова, а очень близких ему людей. И это не могло остаться без ответа.
Пока Введенский излагал эту достойную пе­ра Шекспира печальную повесть, генерал вре­мя от времени кивал головой, то ли одобряя компетентность своего подчиненного, то ли ловкость, с какой бывший опер сумел обмануть Белова и его команду. Выслушав подчиненно­го, генерал снял очки и протер их, хотя на них не было ни единой пылинки.
- Мы ведь были не единственными, кто предостерегал Белова от вендетты? - задумчи­во спросил он.
- Так точно, - согласился Введенский, - Белова просили воздержаться от ответных действий в адрес Каверина его коммерческие и политические партнеры. В частности господин Зорин. О том же его просили и криминальные авторитеты.
- Но он их послал на хрен? - с неожидан­ным озорством вставил генерал. - Так же как и нас?
- Послал, - без тени улыбки подтвердил Введенский. - Но принял меры предосторож­ности.
- О каких мерах предосторожности вы го­ворите? - не понял генерал. - Ведь он, его же­на и сын погибли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32