Морин... Решив остаться до первого июля, как и было намечено сначала,
после ночи борьбы со своей смятенной душой, ночи тревог и решимости, когда
Лазарус писал письма, рвал их и снова писал, он вдруг обнаружил, что
вполне может встречаться с миссис Брайан Смит и общаться с ней с
дружелюбной, но формальной вежливостью; способен не выказывать излишнего
интереса к ее личности, выходящего за пределы, допускаемые местными
нравами. Он продолжал вести целомудренный образ жизни, радуясь тому, что
имеет возможность находиться возле нее, хотя бы изредка, так, чтобы не
обеспокоить подозрительного деда.
Лазарус действительно был счастлив. Как с Тамарой, или с близнецами,
или с любой из своих дорогуш. Совокупление не имеет ничего общего с
любовью. Он всегда умел, когда надо, пригасить огонь и позабыть о нем. Ни
на миг не забывая об огромном физическом очаровании женщины, которая была
его матерью более двух тысяч лет назад - экий странный временной вектор, -
он тем не менее взял себя в руки, и это никак не повлияло на его поведение
и не уменьшало радости, когда ему позволялось бывать рядом с ней. Он
полагал, что Морин догадывалась обо реем, что он чувствует, а точнее - от
чего удерживает себя и почему, но явно одобряла подобное самоограничение.
В течение всего марта он подбирал к ней ключи, Брайан-младший хотел
научиться водить автомобиль; дедуся считал, что он для этого достаточно
подрос, и Лазарус принялся учить брата. Он уезжал с ним из дому и привозил
его обратно - и частенько бывал удостоен взгляда Морин. Лазарус сумел даже
подобраться к Вуди. Он сводил ребенка в цирк на волшебника Торстона
Великого, а летом обещал съездить с ним в Электрический парк. Это место
увеселения было для Вуди пределом мечтаний. Сие обещание скрепило
предполагаемый союз. Из цирка Лазарус привез ребенка спящим, в целости и
сохранности, за что и был вознагражден чашкой кофе в компании деда и
Морин.
Лазарус вызвался помогать группе бойскаутов, состоявшей при церкви.
Джордж был в отряде новичком, а Брайан скоро доложен был удостоиться
звания "орла". Лазарус обнаружил, что это занятие доставляет ему
удовольствие, - и дедуся приглашал его зайти всякий раз, когда он привозил
ребят домой.
Лазарус мало интересовался внешней политикой. Он по-прежнему покупал
канзасскую "Пост", и мальчишка-газетчик на углу 31-й и Труст считал его
своим постоянным клиентом, Лазарус платил никель за газетенку стоимостью в
пенни и никогда не спрашивал сдачи. Но завершив ликвидацию дел, Лазарус
стал редко читать газеты, даже "Биржевые новости".

В то воскресенье, 1 апреля, Лазарус не собирался навещать свою семью
по двум причинам: дедуси не было дома и вернулся отец. Лазарус не хотел
встречаться с отцом до тех пор, пока дед не порасскажет ему о новом
знакомце. Он сидел дома, готовил, занимался домашними делами, возился с
ландо, чистил и полировал кузов и писал послание семейству, оставшемуся на
Тертиусе.
Утром во вторник Лазарус прихватил письмо с собой, намереваясь
подготовить его для отправки. Он, как обычно, купил газету на углу 31-й и
Труст и, усевшись в автобус, принялся рассматривать первую страницу. И
немедленно нарушил привычку праздно глазеть в окно - пришлось прочитать
газету целиком. После чего он направился не в фотолабораторию Канзас-Сити,
а прямиком в читальню главной публичной библиотеки, где и потратил два
часа, пытаясь догнать мир. Он прочитал все местные газеты, свежую
"Нью-Йорк таймс" - там был напечатан текст послания президента к
конгрессу: "Боже, помоги Америке, она не может поступить иначе!" - и
вчерашнюю "Чикаго трибьюн". Лазарус отметил, что "Трибьюн", самый отпетый
враг Англии за пределами германоязычной прессы, торопливо отрекалась от
прежних обетов.
Потом сходил в туалет, где порвал письмо на мелкие клочки и спустил в
унитаз.
Оттуда он пошел в сберегательный банк "Миссури", снял со счета
деньги, явился в кассу железной дороги Санта-Фе и приобрел там билет до
Лос-Анджелеса с тридцатидневным транзитом до Флагстаффа, штат Аризона,
побывал на вокзале, а потом отправился в банк "Содружество", где получил
свой сейф и извлек из него небольшой, но тяжелый ящичек с золотом.
Попросил разрешения воспользоваться умывальной комнатой банка (положение
постоянного клиента позволило ему добиться этой чести). Разложив золотые
монеты по карманам пиджака жилета и брюк, Лазарус уже не выглядел изящным.
Одежда на нем топорщилась тут и там, он старался идти осторожно, чтобы не
звякнуть, и заранее приготовил никель для автобуса, - и всю дорогу ехал на
задней площадке, боясь сесть. Ему было не по себе до тех пор, пока он не
вошел в свою квартиру, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
Он быстренько соорудил сэндвич и съел его, а затем приступил к
портняжной работе, зашивая золотые монетки в предназначенные для них
карманы жилета. Лазарус заставлял себя работать медленно и старался шить
как можно аккуратнее, чтобы никто не заподозрил, что скрыто под тканью.
Около полуночи он сделал еще один сандвич, а потом вернулся к работе.
Удовлетворившись тем, как сидит и смотрится на нем костюм, он отложил
жилет с деньгами в сторону, расстелил на письменном столе одеяло, водрузил
на него тяжелую пишущую машинку "Оливер" и двумя пальцами принялся
выстукивать:
Канзас-Сити, 5 апреля 1917 г. григ.
Драгоценнейшие Лор и Лаз!
СРОЧНО. Меня следует немедленно забрать. Рассчитываю добраться до
кратера 9 апреля 1917 года в понедельник. Повторяю: девятого апреля тысяча
девятьсот семнадцатого года. Я могу опоздать на один или два дня и буду
ждать вас десять дней, если это окажется возможным. Если вы не заберете
меня отсюда, постараюсь явиться в то же место в 1926 (тысяча девятьсот
двадцать шестом) году.
Благодарю!
Лазарус
Лазарус отпечатал два оригинала послания, подписал два набора
конвертов, воспользовавшись обычными адресами: на одном был адрес его
местного агента, другой был адресован в Чикаго. А потом составил акт о
продаже:
За 1 доллар наличными я передаю все свои права на один автомобиль
"форд" модель "Т", кузов в стиле "ландолет", двигатель N_1294108, Айре
Джонсону и гарантирую ему, как и его наследникам, что настоящая
собственность не обременена долгами и я являюсь единственным владельцем
ее, обладающим полным правом передачи данной собственности кому бы то ни
было.
Подписал Теодор Бронсон
6 апреля 1917 г. от Р.X.

Этот документ он положил в конверт, выпил стакан молока и отправился
спать.
Лазарус проспал десять часов. Его не разбудили даже крики на
бульваре: "Экстренное сообщение! Экстренное сообщение!" Он давно их ждал,
а потому его подсознание, вероятно, просто не обращало па них внимания и
стерегло его сон - в ближайшие несколько дней ему придется похлопотать.
Когда внутренние часы разбудили его, Лазарус встал, быстро принял
ванну, побрился, приготовил и съел сытный завтрак, убрал в кухне, вынул из
холодильника скоропортящиеся продукты, отправил их в мусорный бак у
черного хода, перевел указатель на "сегодня льда не требуется", оставил на
холодильнике пятнадцать центов и вылил натекшую воду.
У двери стояла бутылка свежего молока. Лазарус не заказывал молока,
но возмущаться не стал, а положил шесть центов в пустую бутылку и написал
молочнику записку с просьбой молока больше не приносить до тех пор, пока
он вновь не оставит деньги. Потом упаковал мелочи, предметы туалета, носки
и исподние рубашки, воротнички (эти высокие накрахмаленные удавки
символизировали для Лазаруса все тугоумные табу этого в остальном
неплохого века), затем поспешно осмотрел квартиру, проверяя, не позабыл ли
чего. Жилье он оплатил до конца апреля и при удаче рассчитывал оказаться в
"Доре" задолго до этого срока. Если ему не повезет, придется перебираться
в Южную Америку, но если уж его ждет полная неудача, трудно даже
предположить, куда его может забросить. Но где бы он ни оказался, придется
сменить имя - Тед Бронсон должен испариться без следа.
Наконец Лазарус собрался. Он взял с собой саквояж, пальто, зимний
костюм, шахматы из слоновой кости и черного дерева и пишущую машинку.
Одевшись, он уложил все три конверта и билет во внутренний карман пиджака.
Жилет с деньгами оказался слишком теплым, но достаточно удобным.
Он погрузил вещи в багажник своего ландо и поехал к южному почтамту.
Там он отослал два письма, после чего направился к ломбарду возле
бильярдной "Отдохни часок". Проезжая мимо "Швейцарского сада", Лазарус
отметил, что заведение закрыто, шторы опущены, - и сухо улыбнулся.
Мистер Даттельбаум согласился обменять пишущую машинку на пистолет,
однако потребовал, чтобы Лазарус добавил пять долларов за этот маленький
кольт. Пришлось согласиться.
Лазарус продал пишущую машинку и костюм, заложил пальто и получил
пистолет вместе с ящичком патронов. По сути дела, он подарил пальто
мистеру Даттельбауму, поскольку не намеревался выкупать его; однако,
получив все необходимое плюс три доллара наличными, он избавился от
ненужного имущества и доставил напоследок своему приятелю удовольствие
выгодной сделкой.
Пистолет поместился в левом кармане жилета, из которого Лазарус
сделал своеобразную кобуру. Если его не станут обыскивать - а это едва ли
вероятно, поскольку он выглядит весьма респектабельным гражданином, -
оружие никто не заметит. Килт был бы удобнее: легче спрятать, легче
достать - но для такой одежды, которую здесь носят, лучшего не придумаешь.
Кроме того, кто-то из практичных прежних владельцев очень кстати срезал
мушку пистолета.
Но Лазарус не мог покинуть Канзас-Сити, не попрощавшись со своей
первой семьей. Сразу после этого он собирался сесть на первый же поезд,
отправляющийся в Санта-Фе. Жаль, что дедуся уехал в Сент-Луис, но ничего
не поделаешь. Можно оправдать свой визит желанием вручить Вуди подарок -
шахматы. А акт о продаже автомобиля послужит предлогом для разговора с
отцом: нет, сэр, это не подарок, ведь должен же кто-то приглядывать за
машиной, пока война не кончится. И если я вдруг не вернусь, все станет
проще - вы понимаете меня, сэр? Ваш тесть - мой лучший друг. Он мне как
родственник, ведь у меня нет родных.
Да, так он и сделает; он распрощается со всеми, в том числе и с
Морин. (Особенно с Морин!)
Лучше, конечно, не Лгать. Но... если отец вознамерится зачислить его
в свое подразделение, придется соврать: дескать, он желает поступить во
флот. Никаких обид, сэр, я знаю, что вы только что вернулись из
Платтсбурга, но флоту нужны люди. Впрочем, он скажет это лишь в том
случае, если будет вынужден.

Он оставил автомобиль за ломбардом, перешел на другую сторону улицы и
позвонил от аптеки:
- Это дом Брайана Смита?
- Да.
- Миссис Смит, говорит мистер Бронсон. Могу ли я переговорить с
мистером Смитом?
- Это не мама, мистер Бронсон, это Нэнси. О, какой ужас!
- Да, мисс Нэнси?
- Вы хотите поговорить с папой, мистер Бронсон? Но его нет; он уехал
в форт Ливенуорт с рапортом. И мы не знаем, когда снова увидим его!
- Ну-ну, не плачьте, пожалуйста. Не надо плакать.
- Я не плачу. Я просто немножко расстроилась. Вы хотите поговорить с
мамой? Она дома... но она лежит.
Лазарус торопливо думал. Конечно, ему хотелось поговорить с Морин.
Но... нет, пожалуй, не следует, это излишне.
- Пожалуйста, не тревожьте ее. А вы не можете сказать, когда вернется
дедушка?
(Может ли он ждать? Ах ты, черт!)
- Что вы, дедушка еще вчера вернулся.
- А нельзя ли поговорить с ним, мисс Нэнси?
- Его тоже нет дома. Он ушел в город несколько часов назад. Наверное,
в шахматный клуб. Вы не хотите что-нибудь передать ему?
- Нет. Просто скажите, что я звонил. Перезвоню попозже. И еще, мисс
Нэнси, - не волнуйтесь.
- Как же мне не волноваться?
- Я умею угадывать будущее. Никому не рассказывайте, но поверьте мне.
Старая цыганка заметила мои способности и всему меня научила. Ваш отец
вернется. В этой войне он даже не будет ранен. Я знаю.
- Ах, не знаю, можно ли верить вашим словам... Однако, пожалуй, мне
стало чуточку легче.
- Запомните, так и будет.
Лазарус вежливо распрощался и повесил трубку.

Шахматный клуб... Конечно же, сегодня дедуся не будет сшиваться в
игорном доме. Но поскольку заведение располагается неподалеку, можно
зайти, посмотреть, а потом вернуться и дождаться деда у подъезда.
Дедуся сидел за шахматным столиком, но даже не пытался изобразить,
что обдумывает шахматную задачу. Он был чем-то недоволен.
- Добрый вечер, мистер Джонсон.
Дедуся поднял голову.
- А чего в нем доброго? Садись, Тед.
- Благодарю вас, сэр. - Лазарус опустился в кресло. - Ничего доброго,
вы сказали?
- Что? - Старик посмотрел на него так, словно только что увидел. -
Тед, как по-твоему, я в хорошей физической форме?
- Безусловно.
- Я способен взять ружье на плечо и прошагать в день двадцать миль.
- По-моему, да. (Не сомневаюсь в этом, дедуся.)
- То же самое я сказал умнику на призывном пункте. А он ответил, что
я, с его точки зрения, слишком стар! - Казалось, Айра Джонсон готов был
заплакать. - Я спросил его, с каких это пор сорок пять лет уже старость. А
он велел мне убираться и не задерживать очередь. Я сказал, что один могу
вздуть его и еще трех мужиков. И тогда меня выставили. Тед, меня
выставили! - И дедуся закрыл свое лицо ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99